Сталинград. Десантники стоят насмерть - Владимир Першанин

Девятнадцатого августа Паулюс подписал приказ о наступлении на Сталинград. Замедленное продвижение немецких частей сменилось резкими, хорошо продуманными ударами. Немцы форсировали Дон, начался захват плацдарма возле хутора Песковатка. Для советских войск подобное действие не явилось неожиданностью. Сама обстановка предполагала бросок врага через Дон именно в этих местах. Расстояние между Доном и Сталинградом составляло здесь шестьдесят километров.

Ночь выдалась безоблачной, рано утром над рекой колыхался легкий туман. Севернее нас поднялась артиллерийская пальба, мы приготовились к отражению атаки. Основной бросок пришелся на другие полки. Нам достался один из фланговых ударов. В быстроте и слаженности действий врагу было не отказать. Немецкие саперы действовали, как на учениях.

Под прикрытием артиллерийского огня к нашему берегу приближались несколько катеров и амфибий, за ними следовали резиновые лодки. Несмотря на сильный огонь, немцы сумели переправиться. Рогожин приказал нашему взводу продвинуться вправо. С удивлением заметили, что в окопах соседей оставалось совсем мало людей. Либо бойцы отступили по приказу, либо просто сбежали. Второе — более вероятно. Новое место для обороны оказалось совсем никудышное, лес уступал место кустарнику и песчаным барханам.

За ними и пришлось укрываться. Вместе с Ваней Погодой вели огонь из противотанкового ружья по вездеходу-амфибии, застрявшему на мели. Он начал дымить, еще две амфибии загружали на противоположном берегу новую партию вражеского десанта. С обрыва стреляли из пушек. Вскоре я понял, почему исчезли наши соседи. Позиции на голом песке прекрасно просматривались с обрыва, огонь становился более точным. Пока нас спасал все тот же песок. Огонь вражеских орудий среднего калибра оказался неэффективным, снаряды зарывались в него, выбрасывая осколки вверх. Впрочем, это не утешало. Очень скоро немецкие артиллеристы пристреляются и выбьют нас поодиночке. Не дай бог, подвезут шрапнель, от которой некуда спрятаться. Тоскливые мысли не мешали мне целиться и нажимать на спуск. Ваня подавал патроны, противотанковое ружье больно колотило отдачей в плечо.

Тимофей Анкудинов лежал в нескольких шагах за кустом ивняка и стрелял из винтовки. Для того чтобы сменить обойму, он отползал в самое глубокое место своего укрытия и переворачивался на спину. Очередной снаряд поднял огромный фонтан песка, куст измочалило и наполовину срезало осколками. Беззубого окруженца, а теперь бойца нашего взвода, засыпало с ног до головы. Он вскочил, отплевываясь, затем побежал к нам.

Винтовка с открытым затвором тоже оказалась забита песком. Впрочем, Анкудинов мало обращал на это внимания и сообщил свое мнение, что оставаться здесь нельзя. Я понимал обстановку и без него, но что оставалось делать? Взвод продолжал вести огонь, кажется, никто даже не получил ранение. Мы притащили с собой большой запас патронов, об отходе не могло быть и речи. Если фрицы оседлают плацдарм, их не остановить. Пока же нам помогала река.

— Некуда бежать, — сказал я.

Этими словами я больше убеждал себя, чем Анкудинова. Надо было оставаться на высотах, а не лезть сюда в низину. Теперь, когда мы оказались за Доном, оставалось лишь одно — не пускать через водную преграду немцев. До Сталинграда идет куда более ровная степь, чем на правобережье. Немцы двинутся через нее очень быстро. Насколько быстро, я тогда не предполагал. Понимал лишь одно — на ровном месте нас перебьют, как щенят. Здесь мы пока щенят не напоминали. Дружный огонь заставил передовой немецкий отряд спешно окапываться на мокром песке у берега.

Вездеход-амфибия, наполненный боеприпасами, взорвался и догорал на берегу. Неяркое при свете дня пламя мотало ветром то в одну, то в другую сторону. Хвост черного дыма от горевшей обшивки и колес крутило над песком. Резиновая лодка осела бесформенным комком, воздух из нее наполовину вышел. Другую лодку, все еще колыхающуюся в мелком заливчике, братья-славяне с азартом добивали. Стрельба с высот поутихла, потому что открыли огонь наши гаубицы из-за леса. Это прибавило всем смелости, бойцы окружали вражеский десант, который огрызался автоматными очередями.

Павел Шмаков с двумя отделениями атаковал справа, я вел отделение с левой стороны. Заодно прихватил пехотинцев, они примкнули штыки и также имели решительный настрой. Три ручных пулемета вели плотный огонь, сбивая немцам прицел. Затем два из них замолчали, и взвод уткнулся в песок. Бой шел с переменным успехом. Немцы оставались на месте, мы не могли к ним приблизиться. Обе стороны стали бросать гранаты, до цели они не долетали. Шмаков кричал через песчаную гряду:

— Мальков, чего залег?

— А ты чего?

— Надо их обязательно выбивать.

Я соглашался, что надо, но и бежать вперед под пули считал бессмысленным. Кто-то засмеялся, слушая, как переругиваются командиры. Шмаков переполз ко мне, закурили. Старшина показал на высокий правый берег, где шла перегруппировка, ревели на спуске машины, к воде спускались группы немецких солдат. Одиночные гаубичные взрывы их не пугали.

— Скоро пулять станут, особенно когда минометы подвезут.

— Обязательно подвезут, — подтвердил я.

От правого берега отплыли две амфибии. Одну повредили огнем противотанковых ружей, вторая вернулась. Оставшийся без пополнения ощипанный передовой отряд занял круговую оборону на кромке берега. Мы выбивали вражеских солдат одного за другим. Немцы подвезли минометы, но они производили больше шума, чем пользы. Мины взрывались позади нас, так как немцы опасались попасть в своих. Расстояние между нами и передовым отрядом сократилось до тридцати-сорока метров. Вот бы когда пригодились гранаты, но запас уже израсходовали. Мы готовились к атаке, собираясь уничтожить врага или сбросить в воду. Отчетливо слышали, как фрицы тревожно переговариваются, а радист повторяет слово «хильфе» — помощь.

— Сволочи, подмоги просят!

— Сейчас поможем на тот свет перебраться.

— Ловите!

Шмаков швырнул припасенную на крайний случай гранату. Она до фрицев не долетела, но вызвала суету. Немцы отползали к воде, невольно поднимая головы, раненые подтягивались на руках. Их не щадили. То в одном, то в другом месте лежали на песке убитые солдаты. Теперь, когда немцы сползлись на участок небольшой площади, они представляли из себя хорошую мишень. Я выпустил в копошившуюся массу с десяток пуль из противотанкового ружья. Они били по песку, как удары огромного кнута, иногда находили цель.

Мою активность пресекла пушка с обрыва. Небольшие снаряды заставили меня и Ваню Погоду спрятаться глубже в окоп. От близких взрывов сыпался вниз песок. Я заметил, что пальцы у помощника распухли, испачканы в крови, а ногти сорваны.

— Песок руками копал? — догадался я.

— Ага, — кивнул тот.

Пушка наконец замолчала, мы готовились к последнему броску. Думаю, что добили бы обессиленного, израненного врага, но положение снова изменилось. На другом берегу появились танки и открыли огонь через реку. Стало не до атаки, пришлось отходить. Беготня взад-вперед раздражала. Пока сидели в окопах, немцы сумели переправить через Дон еще какое-то количество солдат, они скапливались на узком участке берега. Такая возня продолжалась бы долго, но появились Рогожин и капитан Гай. Сапер показал рукой в сторону правого берега.

— Гляньте, что они делают!

Оказалось, фрицы соорудили под обрывом причал со сходнями, перетащили через реку тросы и готовились сбросить в воду понтон. Мы не заметили этого раньше, так как были слишком заняты борьбой с прорывавшимся десантом. Там находились вояки гораздо опытнее нас, однако мы не давали им продвинуться вперед в течение всего дня. Теперь готовая переправа оказалась самой большой опасностью.

— Вы собираетесь что-то делать? — требовательно спрашивал у Рогожина капитан Гай.

— Мы-то собираемся, — огрызнулся Рогожин, — а вы только мешаете.

Капитан сообразил, что перегибает палку. Сейчас требовались не понукания, а немедленные действия, и Рогожин лихорадочно думал, как помешать переправе имеющимися под рукой средствами. Три энергичных, знающих свое дело командира — Рогожин, Гай и Павел Шмаков действовали сплоченно и быстро. Мне отдали приказ собрать в один кулак пулеметчиков, расчеты ПТР и открывать огонь только по команде.

— Есть по команде! — Я вымахнул из окопа и побежал собирать главную огневую силу нашей роты.

В горячке не замечал опасности. Сержант Борисюк откапывал засыпанного по грудь бойца, ему бестолково помогали двое ребят из отделения. Борисюк работал саперной лопаткой, как заведенный механизм. Песок вылетал в разные стороны. Я спросил сержанта, жив ли боец.

— Готов. В затылок осколок угодил.

— Чего тогда с ним возишься?

— Не оставлять же его, — укоризненно заметил Борисюк.