Заклятие предков - Александр Прозоров

Тракт тянулся вверх вдоль земляного вала, и Середин смог еще раз убедиться, что хозяйничает в крепости воевода крепкий и не ленивый: откосы земляного вала и склоны холма были обильно политы водой, и теперь их покрывал скользкий и прочный панцирь. Потому Олега не удивило и то, что перед воротами стояли не скучающие, плохо одетые стражники с короткими мечами и замызганным ящиком для мыта, а самые настоящие ратники в кольчугах и железных шапках, отороченных лисьим мехом, с гранеными копьями на длинных ратовищах.

— Кто таков? — решительно спросил один из привратников. — Откель и куда путь держишь, чего в граде нашем надобно?

— Путник я, — спешился ведун. — Просто путник. Мирный и спокойный человек. Хочу воеводу вашего увидеть.

— Нет у нас воевод, урус! — враждебно ответил второй стражник, с пышными усами, но почему-то бритым подбородком. — У нас бей Бехчек сидит, по воле хана Ильтишу.

— Пусть бей, мне все едино, — пожал плечами Олег. — Дорогу к нему покажете?

— Дирхем[4] за проход плати, — буркнул стражник. — Два, коли товар сбыть на торге хочешь. Али шкуру беличью давай.

— Ребята, вы, чего, глухие? — удивился Олег. — Русским языком говорю: к бею вашему мне нужно. Коли сбор за это положен — пусть он и платит.

За воротами, заинтересовавшись спором, остановился какой-то простоволосый старик в потрепанном тулупе. Рядом с ним тут же появились еще любопытные — низкорослый розовощекий толстячок и тетка в высоком головном уборе, укрытом платком.

— Со всех чужаков дирхем положен, — уже не так уверенно повторил привратник.

— Э-э, — разочарованно махнул рукой ведун, оглянулся на навьюченные на лошадей тела. — Ну, коли пускать не хотите, поеду к хану. Пусть он с вашим беем сам разбирается. Как, говорите, город ваш называется?

— Скаляп… — Привратник недовольно поморщился. — Ладно, проходи.

Он кивнул своему напарнику, и стражник, прислонив копье к раскрытой воротине, пошел в глубь городища. Олег, погладив гнедую по морде, взял ее за повод и повел следом.

Дома за тыном стояли плотно, срубленные из толстых бревен в два жилья — как называли на Руси двухэтажные дома. Да оно и понятно: пространства за стеной немного, а и самому расположиться нужно, и скотину загнать, и припасы разместить. Улицы лежали почти чистые, если не считать втоптанного в снег навоза; дым из торчащих над кровлями труб не шел — видать, хозяйки как раз запаривали в раскаленных топках каши с салом и мясом, запекали хлеб и куличи, заваривали сбитень.

Крест ощутимо обжег запястье — Олег повернул голову и увидел строение, собранное не из горизонтальных бревен, а из вертикально поставленных жердей, за которыми проглядывала желтая солома. Толстые угловые столбы оскалились вытянутыми стариковскими рожами с узкими бородками и обвислыми усами, на уголках кровли свисали головами вниз, расправив крылья и открыв черные клювы, мертвые вороны.

«Святилище! — понял ведун. — Святилище — в городе, а не в роще?! Ничего себе! Это куда я попал?»

Толпа любопытных, топающих вслед за Олеговым караваном, увеличилась человек до десяти; среди них кто-то вдруг громко вскрикнул, побежал прочь. Остальные начали громко переговариваться. Впрочем, Середин особого внимания на это не обратил: в такой глуши незнакомый человек почти наверняка — гость редкий. Ничего странного, коли ради этого половина селения дела побросает.

— Здесь жди, урус, — предупредил стражник перед домом, отличающимся от прочих белыми резными наличниками и высоким крыльцом. Площадь перед хоромами воеводы была окружена толстыми окоренными лесинами. За загородкой стояли, сложенные в два ряда, занесенные снегом столы и лавки.

Ратник сурово скривил губы, погрозил ведуну кулаком, взбежал по ступеням крыльца, вошел в дверь. Толпа тем временем подтянулась ближе, некоторые принялись поворачивать головы погибших, вглядываясь в лица. У Олега начали появляться нехорошие предчувствия, и он на всякий случай сдвинул саблю вперед и положил левую руку на оголовье верного оружия, а правую сунул за пазуху — так, чтобы в случае опасности выдернуть ее сразу без рукавицы.

— Кто тут тревожит покой ханского наместника?! — резко распахнув дверь, вышел на крыльцо опоясанный мечом кареглазый парень лет двадцати пяти, в голубой шелковой рубахе, поверх которой была накинута подбитая куницей шуба темно-синего сукна. — Кому в тепле вечерней порою не сидится?!

Бей сбежал по ступенькам, остановился перед ведуном, широко расставив ноги:

— Никак ты — новгородец?

— Прости, коли не вовремя потревожил, бей, — прислонив руку к груди, вежливо поклонился Олег. — Но напасть, случившаяся со мной в твоих землях, вынудила меня войти в твой город.

— Так о какой беде ты обмолвился, урус? — напомнил Олегу парень.

— Когда я подъезжал к вашему городу, уважаемый бей, — еще раз поклонился ведун, — на меня напали четверо душегубов. Нехорошо бросать мертвых, пусть и татей, на прокорм лисам. Я привез их сюда, дабы родичи могли предать их богам смерти согласно вашим обрядам.

Середин отпустил саблю, вынул нож и направился вдоль лошадей, надрезая ремни. Три мертвеца и один живой пленник один за другим шлепнулись оземь. Полонянин, не удержавшись, вскрикнул — парень тут же встрепенулся, подбежал к нему:

— Ого… — На крыльце появился мужик с клочковатой бородой, одно плечо его опускалось сильно ниже другого. Был он простоволос, но в валенках, ватных сапогах и расшитой крестами овчинной душегрейке, накинутой прямо поверх голого тела. Караван с телами произвел на него должное впечатление: мужик крякнул, обнажил длинный кинжал, задумчиво почесал им горло — на пальцах блеснули самоцветами два перстня — и медленно, осторожно переступая ногами, спустился по ступеням.

— Никак вернулся? Давненько не видались… А?

Мужик, торопливо захромав, подошел ближе, наклонился над пленником:

— Свиделись. Поставьте его, опосля поспит. — Стражник и парень, подхватив татя под локти, подняли его, поддерживая под плечи. — Ну, сказывай: где гулял, что видал? Много ли добра нажил своей волей.

— Тебе, старому уроду, все едино не найти, — с трудом прохрипел ратник.

В этот момент, растолкав горожан, вперед вырвалась женщина лет сорока в простом сатиновом платье, с завязанной на голове косынкой. Она на секунду замерла, потом упала на колени рядом с одним из убитых, взвыла в голос:

— Ой, Тэдинушка, ой, соколик мой ясный! На кого же ты меня покинул, почто сиротинушкой бросил… — Она сдернула косынку, ткнулась лбом в землю.

Мужик захромал туда, вытянул шею, вглядываясь в мертвеца:

— Да ты шо, Милана? То ж не Тэдинто, то Емва кривоглазый!

— Шубейка-то! Шубейка Тэдинто моего… Кто же его раздел, кто глазки его ясные закрыл, кто к порогу родному не пропустил.

— Это не я, — дернулся пленник. — Это чужак вот этот. Он в шубе приехал, потом на Емву надел.

— Ага, — кивнул мужик. — Поперва живого в шубу одел, опосля вместе с шубой мечом порубил.

— Уважаемый Бехчек! — Парень опустился на колено возле мертвого ратника. — Знаю кольчугу сию. От, три кольца при мне Хамермилк о прошлой весне менял. Все обижался, шипы кузнец наружу заклепал.

— От, стало быть, кто старого Хамермилка зимой у ворот зарезал, — понимающе кивнул мужик. — Свиделись, свиделись. Сердьяха, а почто он в броне, ако воин достойный, стоит? Нехорошо сие при людях…

— Прости, бей, коли ненароком обидел тебя, — сообразив, кто на самом деле ходит в начальниках, ведун поклонился перекошенному мужику. — Вынудил горести старые вспомнить.

— То не горесть, гость дорогой, коли за обиды расплатиться можешь, — покачал головой мужик. — У богов хорошая память. Черной душе они и плату черную отвесят. А светлой душе — светлую.

— Да пребудет с нами милость Сварога, — осторожно произнес Середин.

— Да пребудет, — согласился бей. Значит, боги этого племени не отличались от общего пантеона обширной Руси.

— Железа я много на татях взял, — пожаловался Олег. — Броня, упряжь. Морока одна с лишним добром в дальнем пути. Не подскажешь, уважаемый Бехчек, нет ли в городе купца, который забрал бы это все за разумную плату?

— Леминийя был храбрым воином хана Ильтишу, — пожаловался бей. — Но Чернобог помутил его разум. Он поссорился со мной и ушел из Скаляпа в ханской броне и с ханским оружием. Опосля мы Хамермилка мертвым нашли. Его броню, вижу теперь, тоже Леминийя унес, хану обиду учинив…

Наместник города замолк, так и не договорив. Впрочем, все было понятно и так. Середин вполне мог поверить в то, что броню и копья дружина городская получила из ханских запасов. Но коли так, то за сохранность хозяйского имущества отвечал бей. Добрая кольчуга стоила десяток гривен новгородского серебра. Да мечи, да рогатины, да упряжь… Похоже, с дезертирством вспыльчивого ратника Бехчек влетел не слабо. Вот только к Олегу это не относилось никоим боком. Он взял добычу в бою, а значит, по обычаю, все добро принадлежало ему.