Догмат искупления в русской богословской науке - Петр Гнедич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аналитическим изучением отдельных частей Священного Писания не ограничиваются труды русских ученых по «библейскому богословию» Нового Завета.
Наиболее авторитетные представители этой отрасли богословской науки сочли возможным высказать в рассматриваемый период свое мнение, касающееся понимания учения об искуплении, как результат долговременного и внимательного исследования новозаветных Писаний.
Профессор Н. Н. Глубоковский[426] в своем основном труде приходит к следующему заключению: «Христианское оправдание у апостола Павла есть, безусловно, реальное благо освобождения от клятвы осуждения и дар внутреннего обновления всей природы при наследовании обетования Божия в Сыне»[427]. «Искупительное значение воплощенного Сына Божия получает Божественную державность самого решительного акта, а он заключается в кабокрктцсх;, или в очищении, изглаждающем пятно (см.: Мф 8, 3; Нав 7, 13; ср.: Исх 30, 10) и освобождающем от него замаранный предмет»[428].
«Все попытки «юридического» комментирования голгофского подвига неудачны по своей непригодности и в крайнем развитии граничат с голым абсурдом, слабо прикрытым дымкою внешней разумности»[429].
«Подобное (иудейскому) воззрение навязывается и святому Павлу с категоричностью конфессионального исповедания и уже по мотивам веры, а не одного разума. Католическое понятие сатисфакции было насквозь проникнуто «юридическою» стихией, и ее влияние господственно восторжествовало в протестантстве»[430].
Следует заметить, что как в отзывах о труде профессора Мышцына, так и в отзывах о трудах Н. Глубоковского рецензенты подчеркивали не только их научную значимость и эрудицию авторов, но также верность «истинному пониманию христианства» (архиепископ Феофан (Быстрое), ректор Санкт–Петербургской духовной академии), «православный взгляд» (профессор Бронзов)[431] и «устойчивость на твердой почве беспристрастности, основательности и правоверия» (профессор Муретов)5.
Профессор М. Д. Муретов в статье «Новый Завет как предмет православно–богословского изучения», представляющей, по его собственному замечанию[432], изложение содержания его курсов по Священному Писанию Нового Завета, говорит: «Главным предметом евангельского благовестил служит спасение людей как преимущественно дело Божественной любви. Бог открывается здесь как любовь или как Отец, рождающий Сына и посылающий Его в мир по любви к нему для спасения его (см.: Ин 3, 16—17)»[433].
«В основе понятия (спасения) лежит представление о целении (приведении в цельность) или оздоровлении раздвоенного или больного человека (аак; — цельный, здоровый, acorripta — целение, оздоровление), для того чтобы он мог достигать на земле будущего совершенства или своего идеала в вечной жизни»[434]. «Таким образом, спасение состоит в сообщении человеку безгрешности и цельности пред судом как Бога, так и самого человека»[435].
Во всей работе даже не упоминается о таких понятиях, как удовлетворение правде Божией и заслуги. В отношении «юридического» понимания искупления у автора находится только следующее замечание: «Некоторые писатели по вопросам богословским, смешивая ясно и непререкаемо данное в Новом Завете учение о богословском значении Голгофской жертвы и недостаточно уразумевая идеологию жертвы, по богословскому недомыслию каким‑то образом ухитряются отождествлять, или хотя бы соединять, с этой идеологией так называемую «юридическую» теорию оправдания, превращающую спасение человека из внутреннего духовно–телесного перерождения человека душевно–плотяного, по образу перстного Адама, в духовно–небесного, по образу Спасителя–Богочеловека, — во внешне–юридическое сложение греха со счетов Божественного правосудия и освобождение от наказания за грех»[436].
3. УЧЕНИЕ ОБ ИСКУПЛЕНИИ У СВЯТЫХ ОТЦОВ
Противоречие «юридического» понимания искупления святоотеческому было главным основанием для его отрицания и критики. Но сторонники «юридического» понимания держались мнения противоположного и в подтверждение его приводили большое количество цитат из святоотеческих творений. Не только цитаты из одних и тех же отцов приводились в обоснование противоположных взглядов, но даже одни и те же места понимались неодинаково. Конечно, нельзя думать, будто мысли отцов настолько неясны, что нуждаются в специальном комментарии (и отдельные цитаты подтверждают, что та или иная мысль у отцов имеется), но для того чтобы правильно понять учение отцов в его существенном единстве, выражающем церковное Предание, и во многообразии частных мнений и случайных высказываний требуется систематическое изучение святоотеческих творений.
К сожалению, до настоящего времени удовлетворительной истории догмата искупления в его святоотеческом понимании не имеется[437].
Об этом можно заключить по двум попыткам, относящимся к изучаемому периоду.
Изложение «святоотеческого учения об искуплении» составляет часть диссертации протоиерея Светлова «Крест Христов»[438]. Несмотря на то что автор ограничивается сравнительно небольшим количеством отцовдогматистов (кончая святым Иоанном Дамаскиным) и пользуется пособиями, воззрения отцов изложены им неполно, схематично и со значительными искажениями их мысли[439].
Но не так важны эти ошибки и даже то, что сам автор допустил отмеченное ранее противоречие собственным выводам, более важны эти сделанные им выводы: «Святоотеческое учение об искуплении противостоит «юридической» богословской системе как противоположная ей система сотериологических идей»[440].
Большое сходство с этой частью работы протоиерея Светлова представляет труд священника Орфанитского по истории догмата искупления[441].
Хотя автору и была присуждена степень магистра богословия, о его труде было высказано немало критических замечаний в официальных отзывах и во время самого диспута; профессор Светлов обвинял автора в прямом заимствовании из своего труда[442] и др.
Но значение и этого исследования, как и труда Светлова, не в том, что автор не охватил полностью всех отцов, писавших об искуплении[443], и допустил ряд других ошибок, которые отмечались его рецензентами: отсутствие собственных положительных воззрений на искупление, а отсюда противоречия, неправильная классификация и другое[444]. Автор, как и протоиерей Светлов, сам не мог полностью освободиться от «юридических» представлений в учении об искуплении[445].
Но важно то, что после в меру своих сил «тщательного» изучения (отзыв профессора В. Соколова на диспуте) творений святых отцов автор в основу своего понимания искупления полагает известную мысль святого Григория Богослова о «домостроительном» значении страданий Христовых и противополагает ее «юридическому» пониманию[446].
А это дало ему возможность сделать ряд ценных замечаний. Орфанитский правильно отметил разницу в исходных точках рассуждений восточных и западных богословов: «Отцы и учители древней Церкви, — говорит он, — брали за исходную точку для своих рассуждений о необходимости, смысле и значении искупительной жертвы Христовой мысль не о грехе как о вине падшего человека пред Богом, а о печальных последствиях греха как о наказании за вину[447], тогда как Ансельм и следовавшие ему богословы в данном случае поступали как раз наоборот: они брали за исходную точку своих рассуждений об упомянутом предмете мысль о грехе человека как вине пред Богом, а уже потом переходили к мысли о печальном положении падшего человека как о наказании его за греховную вину его»[448].
Также правильно заметил автор тенденциозность западных исследователей истории догмата искупления, изучающих его только как учение об удовлетворении и, не находя у отцов Церкви этого учения, заключающих о недостаточном раскрытии догмата искупления в их творениях. К сожалению, эта мысль часто высказывалась и в русской богословской литературе[449].
Наконец, отметив начавшийся еще в XIX веке постепенный отход русского богословия от схоластического[450], Орфанитский так определяет основную мысль своей работы: «…в наших русских православных системах догматического богословия учение об искупительной жертве Христовой заимствовано из систем западного богословия, а основной взгляд на искупительную жертву Христову у западных богословов заимствован ими у схоластика XI века Ансельма, архиепископа Кентерберийского; а учение об искуплении Ансельма не вполне тождественно с учением о том же догмате отцов и учителей древней Церкви»[451].