Книжный клуб Джейн Остен - Карен Фаулер

— О господи. — Джослин раздраженно отмахнулась. — Не слушайте его. Я приехала на встречу собаководов. В тот же отель.

Вечер едва начался, а от нас скрывали уже вторую историю.

Почти год назад Джослин отправилась в Стоктон на ежегодную встречу Клуба охотничьих собак Инлэнд-Эмпайр[37]. По случаю целых выходных без собачьей шерсти (вообще-то у риджбеков волос сидит на редкость крепко, это одно из их многочисленных достоинств) Джослин набрала черных вещей. Она ходила в черном кардигане поверх черного стеклярусного жилета. В черных брюках и черных носках. Она побывала на семинарах «Гончие: что в них особенного?» и «Укрощение строптивого зверя: новые методики коррекции агрессивного поведения». (Жаль, что не «укрощение строптивой». Вот был бы семинар!)

В те же выходные в том же отеле проходила конференция по фантастике «Вестернэссекон». В конференц-залах на нижних этажах собирались поклонники фантастики, обсуждали книги, оплакивали погибшие или умирающие сериалы. Были семинары «Почему мы любили старую Баффи?», «Последняя граница: экспансионизм в межгалактическом масштабе» и «Санта-Клаус: бог или дьявол?».

Когда Джослин поднималась из фойе к себе в номер, на семнадцатый этаж, в лифт вошел мужчина. Не то чтобы молодой, но заметно моложе нее; быстро растущая категория. Не обнаружив ничего примечательного, Джослин сразу о нем забыла.

За мужчиной последовали три девушки. Все с цепочками в носу и шипастыми браслетами на запястьях. В ушах — металлические кольца, будто их пометили экологи и выпустили на свободу. Лица напудрены, словно мелом, руки скрещены на груди шипами кверху. Мужчина нажал кнопку двенадцатого этажа, одна из девушек — восьмого.

Лифт снова остановился, вошли еще люди. Дверь уже закрывалась, но кто-то распахнул ее снаружи, и втиснулись новые пассажиры. Джослин прижали к задней стенке. Одна из девушек зацепилась шипами за свитер Джослин и сделала затяжку. Кто-то наступил ей на ногу и не заметил; она выдернула ногу, но извинений так и не услышала. Лифт остановился еще раз.

— Места нет! — громко сказал кто-то у выхода, и дверь закрылась.

На белолицей девушке справа от Джослин был такой же красный собачий ошейник, как у Сахары для торжественных случаев.

— У меня тоже есть такой ошейник, — сказала Джослин.

Это показалось ей дружеским жестом, своего рода спасательным кругом. Она старалась забыть, что притиснута к стене лифта. Джослин не страдала клаустрофобией, но ее не каждый день так сдавливали; она задышала часто и слабо.

Девушка не ответила. А Джослин ждала, ей вдруг стало обидно. Чем она провинилась? Возраст? Одежда? Значок «Мы с собакой в одной упряжке»? На восьмом этаже все вышли, кроме Джослин и не то чтобы молодого, но моложе нее мужчины. Джослин шагнула вперед, подцепила петлю с изнанки, попыталась вытянуть. Лифт двинулся дальше.

— Она была невидима, — произнес мужчина.

Джослин обернулась:

— Простите?

Он оказался приличным, любезным человеком. Красивые густые ресницы, но в остальном — совсем обыкновенный.

— Это игра. Они вампиры; когда кто-нибудь из них скрещивает руки вот так, — он показал, — притворяйтесь, что вы не видите ее. Она невидима. Потому и не ответила. Вы тут ни при чем.

Прозвучало так, будто во всем виновата Джослин.

— Вампиризм не оправдывает грубость, — ответила она. — Так говорит мисс Этикет[38].

Конечно, мисс Этикет такого не говорила, но ведь сказала бы, если спросить?

Они доехали до двенадцатого этажа. Лифт загудел и звякнул. Мужчина вышел, повернулся к ней:

— Я Григг.

Попробуй догадаться, имя это или фамилия — Григг. Дверь закрылась, прежде чем Джослин успела ответить. Ну и не надо.

— Что за сборище придурков, — сказала она. На случай, если в лифте остался еще кто-нибудь. С чувствами невидимок Джослин не считалась, хотя мисс Этикет и ее вряд ли одобрила бы; мисс Этикет была жесткой женщиной.

Джослин ушла со скучной презентации какого-то собачьего медиума — «Он хочет сказать, как благодарен вам за заботу», «Она говорит, что очень вас любит» — и отправилась в номер. Она приняла душ, чтобы попользоваться гостиничным мылом и лосьоном, высушила волосы, надела черное льняное платье, оставила на кровати кардиган со значком и поднялась на последний этаж. Остановилась на пороге бара, высматривая знакомых.

— В прошлом году я была в Голландии, Италии, Австралии, — говорила симпатичная женщина за столиком у двери, — и, включая телевизор, обязательно попадала на какую-нибудь серию «Звездного пути». Говорю вам, он везде.

У бара был свободный табурет. Джослин заняла его и заказала «грязный мартини»[39]. Ни одного знакомого лица. Обычно Джослин не стеснялась ходить куда-нибудь в одиночестве; она слишком долго была одна, чтобы переживать из-за этого. Но сейчас ей стало неуютно. Она чувствовала себя неуместно одетой — слишком элегантно, слишком дорого. И старой. Принесли мартини. Она сделала глоток. Потом второй. И третий. Надо скорее допить и пойти поискать собачников в фойе или в ресторане. В баре было так шумно, что разболелась голова: десяток разговоров, резкий смех, хоккейный матч по телевизору, шипящие краны и дребезжащие аппарату для колки льда.

— Я одно хочу сказать: чтобы научить животное полноценно мыслить, понадобится тысяча лет, — произнес человек рядом с Джослин. — Кто считает иначе, тот для меня потерян.

Он говорил так громко, что Джослин не сочла нужны; притворяться, будто не слышала. Она обернулась и сказала:

— Лично я предпочла бы нечто более варварское. Безупречная грамматика, британский акцент, бог ты мой. Нескончаемый поток благодарностей. А на деле все они так и норовят поиметь твою ногу.

Это прозвучало не совсем прилично. Возможно, Джослин уже слегка захмелела. Комната плавно качнулась. Мать всегда говорила о спиртном: поспешишь — людей насмешишь. По телевизору шла реклама каких-то романтических кроссовок.

Мужчина повернулся к ней. Внушительная фигура, много бороды и немного виски. Он был похож на медведя, только добродушного, настоящие медведи такими не бывают. Джослин предположила, что он разводит бассетов; на всем свете нет людей приятнее бассетоводов. Сама она лишь недавно научилась любить этих собак, чего втайне стыдилась: похоже, остальные так легко влюбляются в них.

— Меня больше раздражали беспозвоночные, — ответил человек-медведь. — Мы не моллюски. У нас другие законы.

Теперь Джослин пожалела, что сбежала с презентации. Много ли благодарности может выразить моллюск? На это определенно стоило посмотреть.

— Он изображал моллюска? — спросила она. С тоской.

— Что из его книг вы читали?

— Я не читала его книги.

— Не может быть! Почитайте, — ответил мужчина. — Не хочу показаться занудой, но я большой его поклонник. Почитайте, обязательно почитайте.

— Большой — это да. Тут вы правы, — раздался тонкий голосок, словно комар над ухом. Джослин оглянулась и увидела над собой лицо Роберты Рейникер, позади стоял ее брат Тед. У Рейникеров был питомник во Фресно и кокетливый риджбек Красотка, которой Джослин периодически интересовалась. Красотка имела хорошую родословную, отвечала стандарту породы. Милый, хоть и непостоянный, нрав. Она отдавала сердце тому, кто оказывался ближе. В собаке это очень приятная черта.

— Подвинься, — сказала Роберта и заняла половину табурета, прижав Джослин к стойке. Роберта была пепельной блондинкой лет под сорок, Тед — постарше и не такой симпатичный. Он перегнулся через Джослин, делая заказ.

— У меня новая машина, — сообщил Тед. Он многозначительно поднял брови и попытался выдержать паузу. Не получилось. — «Лексус». Расход бензина — минимальный. Красивые сиденья. Двигатель — как часы.

— Это хорошо, — ответила Джослин. Тед все так же нависал над ней. Если поднять глаза, можно увидеть мягкую белую лягушачью кожу под его подбородком. Это был редкий ракурс, и слава богу.

— «Хорошо»! — Тед замотал головой; подбородок запрыгал вправо-влево, вправо-влево. — Скажешь тоже, «хорошо». Это «лексус».

— Очень хорошо, — предложила Джослин. По всем отзывам, «лексус» очень хорошая машина. Ничего другого она не слышала.

— Подержанная, конечно. Купил за бесценок. Можем как-нибудь покататься. Ты удивишься, какой плавный ход.

Пока он рассказывал, над ухом Джослин снова запищал комар.

— Что за сборище уродов, — сказала Роберта. Джослин считала, что называть людей уродами некрасиво. Тем более что публика в баре собралась вполне приличная. В фойе она видела Клинтона, эльфа или двух, но пришельцы, видимо, были трезвенниками. А жаль. Ночь, начавшаяся с чтения мыслей благодарного моллюска и закончившаяся пьяными эльфами, запомнилась б надолго.

— Не понимаю, о ком ты.