Радиус поражения - Артем Каменистый

В другом месте группа людей, выбравшаяся из обстрелянной «маршрутки», была застигнута посреди дороги - из-за угла им навстречу высыпало десятка два боевиков. Патронов они не жалели - жали на спусковые крючки до полного опустошения магазинов.

Издалека довелось посмотреть еще на одну драму. Жильцы, видимо, понаблюдав за печальной участью соседних домов, свой попытались превратить в крепость. Двери подъездов изнутри забаррикадировали столь плотно, что пробраться было затруднительно. Возможно, завалили мебелью все нижние пролеты и площадки, наивно думая, что удастся отсидеться. Не удалось. Агрессоры даже на стали ломиться через завалы - просто подогнали самоходную гаубицу, и та, пару раз бахнув прямой наводкой, превратила дом в кучу мусора.

Трупы встречались на каждом шагу, а иногда и не трупы - раненых и умирающих хватало. Рощину, наверное, до конца дней будет сниться та девочка. Зажимая руками расползающиеся внутренности, она, волоча за собой почти оторванную ногу, поскуливая, неуклюже переползала через улицу на глазах у этих мразей с автоматами. Те не обращали на нее внимания. Для них ее уже не существовало.

Следы сопротивления повстречались лишь раз, уже возле больницы. КамАЗ с желтым тентом стоял поперек улицы. Кабина в многочисленных пробоинах, на асфальте замерло четыре тела погромщиков. Чуть дальше - милицейская машина, возле нее несколько человеческих тел, причем все они были в форме морских пехотинцев, и гильз вокруг них хватало. Несмотря на риск, друзья без обсуждения отвлеклись на обыск поля боя - им позарез требовалось оружие. Увы, у морпехов даже патронами не удалось разжиться. Расстрелянные типчики в противогазах тоже оказались без своих автоматов - кто-то здесь явно успел похозяйничать. Лишь Синему улыбнулась удача - в машине он разглядел тело милиционера и поживился у того пистолетом. Уже что-то.

Целых стекол в больнице осталось немного. Издали оценив этот тревожный признак, Рощин начал опасаться самого худшего. Но вроде бы пронесло - россыпей гильз у входа не наблюдалось. Похоже, танки мимоходом постреляли, но автоматчики для зачистки сюда еще не добрались.

Здание выглядело покинутым - все, кто мог, похоже, сбежали или затаились. На истошные крики друзей вылезла какая-то весьма немолодая сухонькая женщина в белом халате и первым делом сделала им замечание:

- Чего разорались? Тише вы - еще эти услышат.

- Мать! - радостно кинулся к ней Рощин. - У вас тут мужик должен лежать, после аварии. Его должны были охранять - он задержанный. Где он?

- А вам это зачем? - подозрительно рассматривая друзей, уточнила женщина.

- Приказ у нас - вывезти его отсюда побыстрее, - не моргнув глазом, нагло соврал Рощин. - Он слишком ценный, а тут такие дела - спасать срочно надо.

- А остальных?

- Каких остальных?

- Так всех ходячих, кто не ушел, в подвал спрятали, как это началось. И в бомбоубежище. А кто ушел - так даже не знаю, что теперь с ними. Василий Петрович пытался к флотским проехать на машине своей, так раздавили его танком, я прям из окна видела это. Чуть сердце не остановилось - страшно же. Потом танк этот в нас стрелял. Ранило некоторых, а на втором этаже пожар тушить пришлось.

- Мать! Ты давай скажи, где наш человечек! Время идет! Мы еще не знаем, как его вытаскивать будем, - чего уж про остальных говорить.

- Идите за мной, только не шумите. Война это или что? Ни радио не работает, ни рация в «скорой», ни телевизор.

- Электричество есть? - уточнил Синий.

- Есть. Но выключили все от греха. Я успела в Интернете глянуть - думала новости узнать. Не вышло - никуда войти не смогла.

Рощин даже не стал удивляться, хотя было чему - бабушки нечасто умеют Интернетом пользоваться:

- Что значит никуда не войти?

- А то и значит - закладки жала, а никуда не заходило. А еще Пархоменко, из новых наших, примчался сюда белый от страха, рассказал, что эти черти в противогазах всех без разбору убивают и в дома врываются. Напугал. Я вот думаю, что даже если война, то больницу они трогать не станут?

- Не должны, - лживо подтвердил Рощин, просительно добавив: - Нам бы побыстрее.

- Не бойтесь - не сбежит ваш покалеченный. Нога у него сломана сильно. А вот охранник, что при нем был, сбежал, как только стрелять в городе начали. До рассвета еще.

- Ночью? - удивился Рощин.

- Ну да. Ночью стреляли. У казарм, говорят, и по городу где-то. Я этого и не слышала. Проснулась поутру - живу под боком, пешком пришла, здесь и узнала. Он, говорят, когда услышал выстрелы, пошел посмотреть, что там случилось, и больше его здесь не видели.

Рощин этому обрадовался: охрана в байку про то, что их прислали забирать подследственного, так просто не поверила бы.

- Вы бы не забирали его лучше. Пересидите в подвале, пока порядок не наведут. Застрелят вас ведь - по всему городу сейчас стреляют. Да и нам хорошо - ведь охрана нужна в такое время. Военные, может, нас и не тронут, а вот наркоманы могут заявиться. Они и в спокойные деньки часто пытались стащить разное, а уж сегодня… Ох, боюсь я…

Вокруг господствовал абсурд, и эта бабушка, знакомая с Интернетом не понаслышке, похоже, была теперь его правой рукой. Персонал и больные попрятались по подвалам, лишь она осталась на своем посту - воплощение порядка. Похоже, вообще не удивлена происходящим - лишь слегка раздражена нарушением привычного хода вещей и опасается вовсе смешных проблем вроде набега стаи страждущих наркоманов.

Синий, услышав шум моторов, среагировал сразу - кинулся в первую попавшуюся дверь, перепрыгивая через опустевшие койки, добрался до окна:

- Серега! Они здесь уже! Сейчас вломятся!

Рощину два раза повторять не надо - понял все:

- Мать! Бегом! Давай побыстрее!

Женщина, чисто символически прибавив ходу, ворчливо проинформировала:

- Пришли уже - вон его палата.

Этот задержанный пострадал серьезно: голова забинтована основательно, нога загипсована почти до паха, подвешена на вытяжке. Из-под бинтов настороженно таращится один глаз - второй прикрыт.

- Вы кто? Вы за мной?

- За тобой, Богданов Александр Павлович, за тобой, - поморщился Рощин. - Вот как мы тебя только вытаскивать отсюда будем…

- Нет - вы не за мной, вы не должны меня трогать, - странно заявил травмированный. - Бегите отсюда лучше. Быстрее бегите. За мной должны прийти.

Снизу застрекотали автоматы - на первом этаже уже хозяйничали погромщики.

Разговаривать с задержанным здесь не получится - надо его быстро вытащить. Но как? Куда? Они на здоровых ногах еле сюда пробились - страшно подумать, как будут отсюда выбираться с покалеченным на руках.

Игорь, будто читая мысли Рощина, уверенно произнес:

- Я знаю, как можно выбраться из города. Надо только дотащить эту тушу до того расстрелянного КамАЗа.

Нелегкая задача, да и что он там придумал? Но Рощин другу доверял полностью (да и своих разумных идей пока не было):

- Хватаем его под руки и тащим. Здание длинное, они, похоже, в противоположном краю. Здесь можно будет спуститься?

- Можно, - кивнула женщина. - Но ему больно будет - нога сильно переломана.

Рощину на неудобства покалеченного гада, замешанного хрен знает в чем, было плевать:

- Синий, хватай его под левую!

- Нет - ты под левую, я с другой стороны. Если что - стрелять будет удобнее.

Разумный довод: Игорь ведь не левша. Богданов, грубо вырванный из теплого ложа, болезненно вскрикнул на первом же шаге, но никто не обратил на это внимания. Стрельба внизу не утихала и, похоже, быстро перебиралась на второй этаж. Женщина, распахнув остекленные двери, указала на лестницу:

- Вот: вниз бегите - и там увидите дверку на улицу. Она на щеколде изнутри прикрыта, так что откроете.

- Мать, а ты? Бегом с нами - стреляют же.

- А я потихоньку через подвал, к остальным. Дверку там прикрою потом брезентом грязным - может, не заметят.

Рощин, сжав зубы, кивнул:

- Спасибо, мать. Не попадись им. И это… ты извини, но нельзя нам здесь оставаться.

Сегодня ему не в первый раз приходится бросать людей или отворачиваться.

До КамАЗа добирались минут десять, но по ощущениям это тянулось минимум десять часов. Если бы Рощина заставили писать отчет, у него бы ушла пачка бумаги. Один выход из больницы чего стоил - до конца своих дней он будет помнить тот неописуемый ужас, когда вожделенная дверца за лестницей не открылась, а пальба неумолимо приближалась. Щеколду отодвинули, но дальше все застопорилось. Не сразу поняли, что в панике давили не в ту сторону. А прямо за дверью оказался темно-зеленый бок бронетранспортера. Хорошо, что рядом с ним автоматчики не крутились, - обливаясь холодным потом, друзья незаметно перетащили покалеченного Богданова за угол.

Богданову, наверное, добавили немало новых переломов - его несколько раз приходилось бросать на асфальт, укрываясь от глаз убийц. Под конец он уже даже вскрикивать при этом перестал - все, что болело, уже отболело. Один раз их, похоже, кто-то заметил - по кустам, в которых троица укрылась, начал стрелять автоматчик. Бил издалека, без азарта, и подходить ближе почему-то не стал. Но отползать под пулями было некомфортно - Богданову после этого сильно захотелось в туалет, но его просьбу проигнорировали.