Американские каникулы - Эдуард Лимонов

Бульдог сопел, как первый паровоз братьев Черепановых… Леля продолжала ласковым шепотом давать бульдогу советы. Шуточка переставала быть смешной. Ебаный зверь был, кажется, по-настоящему возбужден. Не совсем было понятно, попал ли он своим бульдожьим членом в Лелю… Мне, во всяком случае, с моего стула видно не было, ко мне Леля лежала боком.

По-видимому, не я один почувствовал, что шутка уже пересекла границы смешного и переходит в нечто иное по характеру, потому что Элиз встала и, подойдя к Леле, наклонившись, схватила ее за руку.

— Вставай, хватит хуйней заниматься! — раздраженно сказала она.

Бульдог поднял голову на Элиз и вдруг зарычал.

Алекс, тяжело ступая по паркету своими сшитыми на заказ кавалерийскими сапогами, прошел к Леле и Фунту и вдруг коротко ткнул ее носком сапога в ребра.

— Вставай, пизда… Я не хочу, чтобы Фунт подхватил от тебя гонорею…

— Иди на хуй, Алекс… — обиженно сказала с пола Леля.

— Ах ты, вонючка поганая! — удивился Алекс и, сделав несколько шагов к стулу, на котором лежали штаны Лели, взял их и пошел с ними к противоположной стене студии.

— Отдай мои брюки! — вскочила Леля.

Фунт жирно шлепнулся на паркет и обиделся. Леля подбежала к Алексу и попыталась схватить его за могучую руку.

— Вонючка паршивая! — ласково повторил Алекс и выставил руку, в которой держал Лелины штаны, в открытое окно.

Лелю он легонько оттолкнул, от этого легкого тычка Леля улетела на самую середину лофта…

— Не бросай, мудак! — закричала Леля.

— Хэй, Алекс… — сказал я. — Отдай ей брюки. Это уж слишком…

— Да, Алекс, успокойся… — сказала Элиз.

— Алекс? — попросил даже казак.

Но железный Алекс, неумолимый Алекс, разжал пальцы, и послушные закону земного притяжения Лелины штаны устремились к земле. Вниз.

— Мудак! Сука! — закричала Леля и, подбежав к двери элевейтора, нажала кнопку.

Почти тотчас же двери отворились, и из элевейтора шагнул к нам Шалва, прижимающий к груди несколько блоков пива, поставленных один на другой. Едва не сбив его с ног, Леля вскочила в элевейтор.

— Леля! Ты же голая! — крикнула ей вдогонку Элиз.

— Ха-ха-ха! — ехидно смеялся Алекс, стоящий у окна.

По его особенно иезуитскому издевательскому смеху было понятно, что он пьянеет, что, впрочем, происходит очень быстро, когда он расшивается.

— Сейчас получим удовольствие. Хэй, Лимон, иди сюда! Посмотрим, как эту голую жопу выебут прямо на улице… Шалва, все идите сюда!..

Я подошел, и в самом деле любопытствуя, что же произойдет, хотя происходящее мне и не нравилось. Алекс унижал Лелю. А какая бы она, Леля, ни была алкоголичка, садящаяся писать на улице, она была наша подруга, посему Алекс ведет себя гнусно. Я решил уйти тотчас, как только Леля и ее штаны воссоединятся.

— Хэй, пизда голожопая! — закричал Алекс, высунувшись в окно и, очевидно, увидев Лелю.

Я подошел к другому окну, также открытому, а точнее, это было то же огромное, во всю стену окно, только другая его часть, и заглянул вниз.

Далеко внизу, этаж был седьмой американский, я увидел голоногую фигуру в красной короткой тишотке, растерянно метавшуюся по улице.

— Пизда голожопая! Смотрите, люди, на голожопую пизду! — истошно заорал Алекс в ночь, и из дома напротив, из таких же, очевидно, лофтов, как и у Алекса, стало высовываться местное население и смотреть туда же, куда смотрел и Алекс, и мы, на метавшуюся по улице в поисках штанов Лелю.

Несмотря на половину третьего ночи, половина окон в Сохо светилась и из некоторых доносилась музыка.

— Муд-ааак! — прокричала Леля, задрав лицо в нашу сторону. — Муд-аак! — Подняв руку, она погрозила Алексу сжатым кулаком.

— Ха-ха-ха-ха! — злорадно прокаркал Алекс.

— Вправо, вправо иди, Лелька! — закричала рядом со мной Элиз. — На мусорный бак… Еще правее… — Элиз попыталась помочь подруге.

Я увидел, что, следуя совету Элиз, Леля нашла штаны, взяла их и исчезла из поля зрения.

— Зачем ты ее так? — сказал я Алексу, когда мы отошли от окна и вернулись к столу. — Насколько я понимаю, она тебе ничего плохого не сделала, а только хорошее.

Я мог ему сказать: «Она же, мудак ты этакий, недавно тебе денег на еду одалживала и пизду свою, очень может быть, предоставляла как хорошему другу, а ты?» Но Леля просила меня никому эту его тайну не рассказывать.

— Что это ты, Лимон, за Лельку-блядь заступаешься?! — изумился Алекс. — Гуманист хуев! — И решил пошутить: — Молчи, Лимон, а то сейчас тебя самого выебем. — Он захохотал.

Иногда, когда ему было очень нужно, Алекс умел произвести впечатление интеллигентного и воспитанного человека. На открытиях своих выставок, во время интервью с прессой… Но сейчас в Америке, где вообще все опрощаются, Алекс, привыкший к ношению масок и поз, в дополнение к своей природной невоспитанности и хамству еще стал носить хамство как позу. Может быть, он в стране, где все боятся друг друга, быстренько соорудил себе устрашающее, намеренно мужланское защитное поведение? Не трогайте меня — я ужасен! И чтобы выглядеть пострашнее, украсил себя шрамами? Не знаю, это только догадка…

Я промолчал. Раздался гудок интеркома, Шалва пошел к элевейтору и оттуда прокричал Алексу:

— Это Леля!

— Вот видишь, Лимон! — сказал Алекс нравоучительно. — Эта пизда даже не способна обидеться. Ты ее гонишь в дверь, а она входит в окно.

Леля вывалилась из элевейтора. Штаны были на ней. Нетвердой походкой она подошла к столу и стала между Алексом и Элиз, которая теперь восседала на моем месте, так как я решил себя обезопасить на всякий случай от дальнейших проявлений Алексовой любви. Проявления еще вполне могли последовать — Шалва принес три пакета пива, по шесть бутылок в каждом.

— Эх ты… сука-а! — протянула Леля укоризненно, заглядывая Алексу в глаза. — Я думала, ты мой друг, а ты… говно ты!.. — Правой рукой Леля загребла со стола тяжелую пивную кружку и замахнулась ею у головы Алекса.

Замахнулась слишком медленно, Элиз успела поймать ее за руку:

— Ты что, с ума сошла, Лелька!

— Сошла, — согласилась та, — а чего он поступает как говно? — обернулась она к нам за справедливостью.

— Пизда, — сказал Алекс. — Я же тебя люблю. Иди сюда…

И не дожидаясь согласия маленькой женщины, потянул Лелю на себя. Та, как пушинка, влекомая неудержимым сквозняком, подлетела к нему и переломилась о его высокое командирское колено. Чмок! — и Алекс жирно поцеловал Лелю в губы и долго так держал ее у своих губ, не отпуская.

Когда же он Лелю отпустил, та выглядела примиренной.

— Блядь! — еще раз, последний, выругалась она и как бы в виде компенсации отобрала у Алекса его красивую кружку с пивом. И выпила.

— Что ж ты на папу тянешь, дура… — миролюбиво, как бы желая лишь легко обсудить случившееся, подвести итог, сказал Алекс. И вдруг отряхнул Лелю с колен. — Ты что, обоссалась? — Алекс провел рукою по своим черным брюкам.

— Сам ты обоссался, Алекс! — засмеялась Леля. — Это вино, дурак! — Но ушла на всякий случай за мою и Элиз спины на противоположную сторону стола.

Я подумывал, как бы свалить, мне стало неинтересно, Алекс и казак наперебой стали рассказывать мне то, что я знал куда лучше их — о Нью-Йорке и его происшествиях, о мазохистской ежедневной ненужной напряженности Великого города. Рассказывали, все время сравнивая Нью-Йорк с Парижем. Для них Нью-Йорк только начался год назад, для меня он уже кончился. Время от времени Алекс вставлял в нью-йоркские рассказы фрагменты воспоминаний о своем папочке-кавалеристе; эти воспоминания его я знал наизусть. Я сидел и думал, что Алекс ограничен, что он живет в прошлом, что у каждого есть потолок и, может быть, Алекс достиг своего потолка.

Приблизительно через полчаса еще более охмелевший Алекс сидел с кривой улыбочкой на лице в своем деревянном троне, а на поручне трона сидела Элиз, которую Алекс полуобнимал широкой рукою со шрамами. Может быть, я слишком пристально поглядел на Алекса и Элиз, не знаю, потому что Алекс вдруг хитро спросил меня:

— Что, Лимон, ревнуешь? — и еще теснее прижал Элиз к себе рукою, лежащей у него на животе, отчего она, ласково хмыкнув, свалилась с поручня трона на Алекса.

Я фыркнул и пожал плечами. Элиз — вполне симпатичная девушка, но такие отношения, какие у нас с нею существуют, у меня существуют с еще не менее чем полсотней женщин в разных странах земного шара — от Калифорнии до Британии и Франции. Элиз меня ни о чем не спрашивала, я ее ни о чем не спрашивал. И, если уж на то пошло, я ее ведь даже не выебал еще в этот приезд из-за ее боязни херписа и из-за резинового пошлого презерватива.

— Знаю, знаю… любишь… — продолжая криво и пьяно улыбаться, бубнил Алекс, в то же самое время разминая то грудь, то ляжки девушки, сидящей на нем. — Любишь ты ее, Лимон, знаю…