Училка и медведь - Маша Малиновская

– Наверное, - хихикаю и, взяв Богдана за руку, затаскиваю обратно в квартиру.

Он позволяет мне это сделать, а потом, закрыв дверь, обнимает перед зеркалом, развернув к себе спиной. Аккуратно обхватывает ладонями живот и смотрит мне в глаза через зеркало очень серьёзно. Так, что у меня дыхание перехватывает.

– Никому не позволю обидеть тебя и горошинок, говорит твёрдо. - Я забираю вас себе, Белочка.

– Что значит забираешь? - вроде как пытаюсь пошутить тоном, но понимаю, что разговор-то совсем не шуточный сейчас происходит.

– То и значит. Вещи собирай и поехали. Пока Костя дела в Волгограде доделает, это месяца полтора ещё, на съёмной со мной поживёшь, потом в Москву вернёмся. Вы со мной.

Это очень резко и неожиданно как-то. И я, кажется, не готова к таким решениям. И работа же… И одно дело быть на своём месте с поддержкой Богдана, другое же вот так полностью ему довериться, сорваться с места.

Я высвобождаюсь из объятий Медведя, оборачиваюсь к нему и смотрю в глаза.

– Это очень серьёзное предложение, Богдан.

– Ты сомневаешься в моей серьёзности?

– Я… - даже не знаю, как ему объяснить это своё ощущение. Как ни крути, я мало его знаю.

– Ты боишься, - он определяет довольно точно ту тревогу, которую я даже сначала сама не сформировала в определенное чувство. - Это нормально. Особенно после всего, что случилось у тебя в жизни с другим. Но я не он, Белочка. И себе не прощу, если этот червяк тебе нервы вымотает, и с детьми что-то случится. Удавлю же его, а сам сяду. Так что не толкай не грех.

Он мягко щёлкает меня пальцем по носу и улыбается. Я не вижу лжи в его глазах. Медведь смотрит искренне, открыто, и я ему верю.

Как-то некстати начинает щипать глаза. Гормоны, видимо.

Богдан обнимает меня, прижимая к своей груди и просто целые пару минут гладит по голове.

– Сделаешь голубцы, когда ко мне приедем? - спрашивает кротко, а я хихикаю ему в рыжие кудри на груди.

А потом мы идём собирать мои вещи.

21

– Не устала?

Богдан обнимает меня сзади за талию и втягивает носом у шеи. Щекотно. И прия-я-ятно.

– Нет. А должна была? - спрашиваю, перекладывая последнюю партию голубцов со сковороды в кастрюлю, чтобы поставить тушиться.

– Ты навертела семилитровую кастрюлю голубцов, Белочка, в твоём положении это нагрузка.

– Ты же сам попросил, - смеюсь и изворачиваюсь в его руках так, чтобы оказаться лицом к лицу. Ну точнее, лицом в его грудь.

– Не подумал, дурак. Не переутомляйся, мы ведь всегда может заказать готовую еду. Ну или сварить пельмешек.

Пельмешек-то сварить недолго, но что-то мне подсказывает, что Богдан их наелся на жизнь вперёд. Если судить по количеству упаковок в мусорном ведре под раковиной. Мне и приготовить несложно, тем более, люблю я это дело. А как будет тяжело или некогда, то номер доставки еды я знаю.

– Ты не стесняйся, Карина, говори, если тяжело, ладно? Нужно будет - помощницу наймём по дому, няню, когда дети родятся. Двое - это же не шутки.

Внутри снова растекается тёплая, почти горячая лужица признательности и благодарности. Медведь по-настоящему заботливый. Большой, тёплый, надёжный - так и хочется свернуться у него на коленях и замурлыкать.

Но на это дело, кажется, у меня есть конкурент. Точнее конкурентка. Крупная гордая рыжая кошка Алиска.

Когда мы вошли в квартиру, она грациозно выползла из гостиной и замерла на пороге в дальнем углу коридора. Посмотрела на меня, на две большие сумки, прищурившись, а потом фыркнула, отвернулась и, подняв хвост, лениво ушла обратно.

Так себе приёмчик.

Тут деваться некуда, придётся постараться подружиться. Я её понимаю, она первая себе бородача нашла, а это я тут прибилась. Но теперь нам жить бок о бок, так что придётся притираться, дорогая.

Вообще, квартиру Богдан снимает небольшую, но вполне уютную. Однокомнатную, с огромной кухней, на которой стоит вполне себе полноценный диван. «Евродвушка», как говорят. И кухня тут вполне оборудованная.

– Полчаса и будет готов… - договорить не успеваю, потому что Богдан наклоняется и целует меня.

Нежно так. Даже не думала, что так умеет. Я во время поцелуя прикасаюсь пальцами к его бороде и глажу её осторожно.

– Не нравится? - спрашивает Богдан, когда поцелуй прерывается. - Сбрить?

– Нет! - восклицаю даже как-то слишком громко, а потом тише добавляю: - Нравится.

Мы снова тянемся друг к другу, когда в дверь раздаётся звонок, а за ним нетерпеливый громкий стук.

– Это ещё кто? - сводит брови Богдан и идёт к двери, а я семеню за ним.

Неужели Коля явился с полицией? Откуда узнал, где живёт Богдан? Ой, мамочки…

Но за дверью оказывается совсем не Коля. Там стоит взъерошенный и взмыленный мистер Орешек. Грудь тяжело вздымается, волосы в беспорядке, глаза безумные. Никогда его таким не видела, обычно ведь с иголочки он и улыбочка саркастичная.

Грудь простреливает ледяной иглой. А вдруг что-то с Катей?

– Где она? - врывается без приглашения, хотя, собственно, он в нём и не нуждался. - Карина, скажи, где Катя?

Я совсем теряюсь. Даже отступаю на пару шагов и хлопаю глазами.

– Пожалуйста! - он берёт меня за плечи и легонько встряхивает.

– Э, Костян, полегче! - Богдан отстраняет его, упёршись своей огромной ладонью другу в грудь.

– Я не понимаю, о чём ты, Костя, - говорю, а у самой руки дрожать начинают. - Что значит где Катя? Дома же, наверное, утром на работе быть должна была.

– Ты её видела?

– Нет, я отпросилась сегодня.

– Карина, пожалуйста! - говорит с нажимом, и между нами снова встаёт Богдан, загораживая меня собой от друга, обуреваемого эмоциями.

– Макарыч, угомонился! - рявкает уже жёстко Медведь. - Карине нельзя волноваться. Выдохни, блядь, и расскажи нормально.

Мистер Орешек опустошённо опускается на стул и роняет голову на кулак.

– Я был в Москве. Летал к Лине, у неё подтвердился диагноз, - начинает он больше для Богдана, потому что я из сказанного пока совершенно ничего не понимаю. - А Катя… как-то узнала. Из интернета, что ли. И, кажется, сбежала. Не дала ничего объяснить. Я сразу на самолёт, через четыре часа