Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чисто идеологический характер претензий на колонии, обоснованных в период между двумя мировыми войнами Германией, Италией и Японией, испытывавшими демографическое давление и экономические трудности, ясно демонстрируется соответствующей демографической и экономической статистикой. Четыре африканские колонии Германии, занимавшие 930 000 квадратных миль, имели в 1914 году почти двенадцатимиллионное население, из которого только 20 000 были белыми. В то время отмечалось, что в городе Париже проживало больше немцев, чем во всех колониях Германии вместе взятых. После того как Эритрея в течение пятидесяти лет была итальянской колонией, на 2000 квадратных миль территории, наиболее пригодной для заселения, проживало около 400 итальянцев. Японские колонии Корея и Формоза за сорок лет поглотили менее одного года прироста японского населения.
Что касается экономического значения колоний для материнских стран, то в случае Германии и Италии цифры красноречивы. В 1913 году импорт из немецких колоний и экспорт в них составляли 0,5 процента от общего объема импорта и экспорта Германии. Только для Японии ее колонии имели первостепенное экономическое значение, ее торговля с ними в 1934 году составляла почти 35% от общего объема торговли (23,1% от общего импорта, 22% от общего экспорта).
Разновидностью идеологии антиимпериализма является идеология антидержавной политики. Согласно этой идеологии, другие нации руководствуются в своей политике стремлением к власти, в то время как собственная нация, свободная от подобных мотивов, преследует чисто идеальные цели. В то же время можно сбить с толку противника, который, будучи идеологически менее подготовленным, может уже не знать, на чьей стороне справедливость.
Неоднозначные идеологии
Идеология антиимпериализма черпает свою эффективность в своей двусмысленности. Она сбивает с толку наблюдателя, который не всегда может быть уверен, имеет ли он дело с идеологией империализма или с истинным выражением политики статус-кво. Этот сбивающий с толку эффект присутствует всегда, когда идеология не делается на заказ, так сказать, для определенного типа политики, но может носиться как защитниками статус-кво, так и сторонниками империализма. Идеологии национального самоопределения и Организации Объединенных Наций носят именно такой характер.
Принцип национального самоопределения, задуманный Вудро Вильсоном, оправдывал освобождение национальностей Центральной и Восточной Европы от иностранного господства. Теоретически он был направлен не только против статус-кво империи, но и против империализма любого рода, как со стороны старых имперских держав - Германии, Австрии и России, так и со стороны освобожденных малых народов. Однако разрушение старого имперского порядка сразу же вызвало к жизни, по-прежнему во имя самоопределения, новые империализмы. Империализм Польши, Чехословакии, Румынии и Югославии столь же выдающийся, сколь и неизбежный; ибо вакуум власти, оставшийся после разрушения старого имперского порядка, должен был быть заполнен, и вновь освобожденные нации были готовы заполнить его. Как только они установили свою власть, они сослались на тот же самый принцип национального самоопределения в защиту нового статус-кво. Этот принцип был их самым мощным идеологическим оружием с конца Первой до конца Второй мировой войны.
В результате гениального пропагандистского хода Хайдер использовал принцип национального самоопределения, чтобы замаскировать и оправдать свою политику территориальной экспансии. Немецкие меньшинства Чехословакии и Польши под знаменем национального самоопределения должны были теперь играть ту же роль в подрыве национального существования Чехословакии и Польши, которую чешские, словацкие и польские национальности под тем же идеологическим знаменем играли в подрыве национального существования Австро-Венгрии. Когда их собственное идеологическое оружие было обращено против них, у благодетелей версальского статус-кво не осталось никакой идеологии, кроме идеологии закона и порядка, с помощью которой можно было бы защитить этот статус-кво. Таким образом, Австрия и Чехословакия были сданы, а Польша подверглась смертельной опасности. После того, как Мюнхенское соглашение удовлетворило требования Германии в отношении Чехословакии, лондонская газета "Таймс", сделав немецкую идеологию своей собственной, заявила: "Самоопределение, исповедуемый принцип Версальского договора, был использован герром Хайдером вопреки его письменному тексту, и его апелляция была разрешена". Редко, если вообще когда-либо, современная история предлагала более яркий пример важности идеологий в международной политике и моего сбивающего с толку и обезоруживающего эффекта двусмысленной идеологии, использованной правильно.
Политика между народами
При создании Организации Объединенных Наций предполагалось, что она будет служить инструментом Китая, Франции, Великобритании, Советского Союза, Соединенных Штатов и их союзников для поддержания статус-кво, установленного победой этих стран во Второй мировой войне. Однако в годы, последовавшие за окончанием Второй мировой войны, этот статус-кво оказался лишь временным и подверженным противоречивым интерпретациям и претензиям со стороны различных государств. Поэтому идеология Организации Объединенных Наций используется этими разными странами для маскировки и оправдания своих особых интерпретаций и претензий. Все страны выступают как защитники Организации Объединенных Наций и цитируют ее устав в поддержку конкретной политики, которую они проводят. Поскольку эти политики антагонистичны, ссылка на ООН и ее устав становится идеологическим приемом, оправдывающим собственную политику в свете общепринятых принципов и в то же время скрывающим ее истинный характер. Двусмысленность этой идеологии делает ее оружием, с помощью которого можно сбить с толку своих врагов и укрепить своих друзей.
ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ
Видеть сквозь эти идеологические маскировки и улавливать за ними реальные политические силы и явления становится, таким образом, одной из самых важных и самых сложных задач изучающего международную политику. Это важно потому, что без этого правильное определение характера внешней политики, с которой приходится иметь дело, становится невозможным. Признание империалистических тенденций и их особого характера зависит от четкого разграничения между идеологическим притворством, которое обычно полностью отрицает империалистические устремления, и реальными целями проводимой политики. Правильно провести это различие трудно из-за общей сложности выявления истинного смысла любого человеческого действия, помимо того, во что актор верит или притворяется, что это означает. Эта общая проблема усугубляется двумя другими трудностями, свойственными, по крайней мере, в общих чертах, международной политике. Одна из них заключается в том, чтобы отличить хвастовство или блеф, направленные на политику престижа, от идеологической маскировки реального империализма. Другая - обнаружить за идеологией статус-кво или локализованного империализма истинный смысл фактически проводимой политики.
Мы уже имели возможность упомянуть о внешней политике Вильгельма II, которая своим языком и проявлениями производила впечатление откровенно империалистической, хотя на самом деле представляла собой странную смесь империалистических устремлений и невротического бахвальства. И наоборот, истинная империалистическая сущность внешней политики Гитлера и Муссолини не была общепризнанной вплоть до тридцатых годов. Ее выдавали за блеф и бахвальство, рассчитанные на хмельное потребление. Определить истинный характер внешней политики через
