Черная Мария - Джей Бонансинга

Борясь со страхом и подступившей тошнотой, Лукас медленно поднялся на ноги и огляделся в поисках Софи и Анхела. Мальчик прятался за передним бампером грузовика, и глаза его были неправдоподобно огромными от пережитого ужаса. Софи сидела в кабине, лихорадочной скороговоркой сообщая кому-то по рации координаты происшествия. В ушах у Лукаса зазвенело. Сначала он решил, что начинается приступ мигрени, потом подумал, что это просто результат пережитого ужаса. Однако высокий, пронзительный, звенящий звук становился все громче и громче, и тогда Лукас понял, что дело вовсе не в его голове.

Это была полицейская сирена, приближавшаяся к ним с востока.

Лукас снова взглянул на труп. Пламя почти погасло, если не считать груды тлевших останков того, что несколько минут назад было телом молодого мужчины. Лукас оцепенело глядел на дымящиеся человеческие останки, и внутри у него все похолодело.

Дело с самого начала было безнадежным...

Сзади к нему подошла Софи. Ее глаза были широко раскрыты, губы мелко дрожали, и она повторяла, будто стараясь сама себя убедить:

— Это из-за бензина... на его одежду попал бензин, а потом возникла искра... да?

Лукас ничего не ответил. Он не мог оторвать глаз от обугленного, обезображенного трупа, еще и еще раз мысленно прокручивая все подробности страшной трагедии. Он задыхался от густой вони горелого мяса и жира, от едкого дыма щипало глаза.

Пронзительный вой полицейской сирены быстро приближался. Взгляд Лукаса случайно упал на его собственные руки, покрытые тонким слоем пепла, от которого его черная кожа на мускулистых предплечьях стала почти белой. Волосы встали у него дыбом, рот наполнился вязкой слюной, и тут его немилосердно вырвало на придорожную траву.

К нему подбежала Софи, тревожно спрашивая на ходу:

— Лукас... ты как... что с тобой?

— Все нормально, — ответил Лукас, вытирая рот и делая ей знак рукой, чтобы не подходила к нему. Потом он повернулся в сторону «камаро», жарившегося на солнце. Передним бампером автомобиль уткнулся в кювет и был сейчас чем-то похож на динозавра под наркозом.

Лукас медленно подошел к «камаро» и заглянул в салон. Увиденное заставило его отшатнуться, словно он заглянул в ад.

Весь салон был забит мусором и отходами, на полу валялись пластиковые коробки из-под гамбургеров и хот-догов, покрытые засохшим соусом, скомканные обрывки газет, промасленная бумага, пустые бутылки из-под вина и содовой воды. В нос ударила нестерпимая вонь мочи, кала и протухших остатков пищи. Но что-то в интерьере этой машины завораживало неотвратимо. Будто ты заглянул за кулисы психоделического театра.

Задержав дыхание, Лукас просунул голову в салон.

На полу, рядом с педалью газа, стояла ржавая бадья, полная мочи. Все пассажирское сиденье было завалено смятыми конфетными фантиками и коробками из-под печенья. Из-под груд мусора проглядывали темно-красные полосы, пересекавшие оба сиденья, приборную доску и даже боковые стекла, словно кто-то, обмакнув палец в темно-красное машинное масло, провел эти линии с непонятной для Лукаса целью. Приглядевшись, он различил очертания пересекающихся квадратов, внутри которых были начертаны тайные слова на каком-то непонятном языке:

АЛИМУС. ДЕЛИОС. ЗИЗИМУТ.

Протянув руку, Лукас дотронулся до черты — на ощупь она оказалась липкой, словно смола.

— Что за черт? — пробормотал Лукас, заметив странный предмет, свисавший с зеркала заднего вида. Тонкий шнурок. Пушистая коричневая бечевка. Лукас пригляделся и понял, что она сплетена из волос. Волос человека, который только начал седеть.

— О Господи!..

На конце скрученных волос был прикреплен ювелирный золотой зажим, нижнее кольцо которого расстегнулось, очевидно, под тяжестью висевшего на нем амулета. Внимание Лукаса привлекло что-то на полу, под зеркалом, — что-то странное и блестящее. Он встал на колени, чтобы рассмотреть получше.

Изысканное ювелирное украшение в форме человеческой руки, усыпанное драгоценными камнями. Дюймов шести в диаметре, из темно-коричневого мрамора, похоже. Чья-то фамильная драгоценность, наверное, большая редкость...

И тут почти одновременно произошло два события.

Сначала Лукас услышал за своей спиной тревожный вскрик Анхела, но слов разобрать не смог: они потонули в пронзительном вое полицейской сирены.

А потом на сцене появилось новое лицо.

Этот старик вынырнул из придорожного леса. Более шести футов роста, худой, но ширококостный. С виду лет семидесяти. Одет в странную, побитую молью форму — серые эполеты, бриджи, словно для верховой езды, и фуражка, как у шоферов прежних времен. Какого черта этот скоморох направляется прямо к машине бедняги Мелвила?

— Лукас! Ради всего святого!!! — раздался пронзительный крик Софи.

Старик замер на месте, словно выскочивший на шоссе олень, попавший в яркий свет фар. Теперь он увидел возле машины Лукаса. Потом заметил еще что-то, резко повернулся на месте и скрылся в зарослях как ошпаренный.

— Лукас!!! Берегись!!! — снова закричала Софи, и в ее голосе прозвучал неподдельный ужас.

Лукас посмотрел и увидел. Он отскочил от «камаро», сгреб стоявшую за его спиной Софи в охапку и побежал.

Для своих размеров Лукас был быстр. Чертовски быстр. Когда-то в юности, когда он играл в нападении, его зазывали в сборную города. Его коронкой был самоубийственный косой проход через все поле, и он уводил за собой четверых, а то и пятерых защитников. Не повреди он левый мениск, мог бы играть в национальном чемпионате.

Но сейчас, когда он волок Софи через покрытую гравием обочину, его гнал не спортивный азарт.

Он бежал от смерти.

Шериф Дик Баум подоспел к месту происшествия как раз, когда ад вырвался наружу. К счастью, шериф был очень наблюдателен, и все равно он еле успевал следить, что происходит. Сначала он увидел белую женщину и огромного чернокожего мужчину, изо всех сил бежавших вдоль обочины. Достигнув грузовика, стоявшего тоже на обочине, они нырнули за него, словно в них должны были стрелять. Неподалеку стоял, уткнувшись носом в кювет, зеленый «камаро», рядом с которым в высокой придорожной траве дымился обугленный человеческий труп. От открытого бензобака машины по земле тянулся тонкий след, по которому теперь стремительно бежало невысокое пламя.

Вдавив педаль тормоза в пол, Баум сумел остановить свой джип в двадцати ярдах от «камаро».

Грохнуло так, что от звука затряслись кости. Баум пригнулся, инстинктивно закрыв лицо руками. Через открытое окно волна жара окатила пол-лица, ухо, шею. И тут полыхнуло. Будто шоссе озарила сотня фотовспышек. Крыша джипа задребезжала под ударом воздушной волны.