По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - Дмитрий Александрович Померанцев

Однако было бы ошибкой представлять прозу Абгарян в виде этакой слащавой, легкоусвояемой кашицы. Жизнь в ее повествовании все время идет рука об руку со смертью. Темы одиночества, старения буквально пронизывают его. Но самое страшное из зол – то, с чем автор явно никогда не примирится и чему никогда не будет искать оправдания, – война.

Как там сказала доктор Лиза? «Война – это ад на земле»? Именно так! Когда речь заходит об угрозе тому, что автор любит, о чем болит у нее сердце, она может быть яростной и бескомпромиссной. Особенно это заметно в ее рассказах, ряд которых также включен в настоящее издание.

Примечательно, что наиболее яркие, запоминающиеся места книги связаны именно со смертью. Они как бы находятся между живым и мертвым:

«Запомнить все, что расскажут твои мертвецы, потому что говорить они умеют только снежными ночами…» «Зима – время тех, кто ушел». «Самое больное – невозможность обнять тех, кто не смог тебя дождаться».

Живой, образный язык, яркий национальный колорит. Наринэ Абгарян умеет не только очаровывать, но и убеждать: пышная, роскошная плоть ее повествования пронизана стальными мускулами авторской воли. Это – не просто лирика, это – сильная, победительная литература.

В аудиоформате книга Наринэ Абгарян представлена в двух исполнениях: Ксении Бржезовской (издательство «АСТ-Аудиокнига») и Елены Чубаровой (студия «Логос»). Оба диктора прекрасны, оба варианта хороши, но первый, на мой взгляд, чуть-чуть предпочтительней.

Иисусово детство

Джон Максвелл Кутзее. Детство Иисуса / Перев. с англ. Шаши Мартыновой. – М.: Эксмо, 2015

Отштурмовав вертикали и кручи горной Армении вместе с Наринэ Абгарян и ее чудесным романом «С неба упали три яблока», вернемся на просторы старушки Европы в страну под названием, скажем так, Испания. «Скажем так» – потому что Испания у нас будет достаточно условной (еще более условной, чем Португалия в «Перебоях в смерти» Жозе Сарамаго), да и сама Европа окажется тоже не слишком очевидной. Гидом же нашим станет писатель из Южно-Африканской Республики, ныне проживающий в Австралии, дважды букеровский и единожды нобелевский лауреат Джон Максвелл Кутзее с одним из поздних своих романов «Детство Иисуса». Сразу покаюсь: книга произвела на меня столь неизгладимое и мощное впечатление, что заранее прошу прощения за чрезмерную патетику и неровное дыхание. Итак.

Изумительная, тонкая, почти прозрачная вещь. Дж. М. Кутзее относится к той редкой породе писателей, у которых каждая новая книга кажется на голову лучше и выше предыдущих. Как бы хороши те ни были. Как он это делает? Так легко и так странно. Так ярко, узнаваемо и в то же время – как-то… не здесь. Его повествования – при всей своей внешней простоте (именно так – простоте, ибо ничего сверхсложного и нарочито утонченного в них нет) – удивительным образом держат тебя на плаву – не дают соскользнуть в суету, в рутину, очерстветь душой, оскотиниться.

Очередной великий роман от одного из величайших писателей современности. Подобно тому, как опьяненный бескрайней весною Блок узнавал, принимал и приветствовал жизнь, торжественно и восторженно звеня щитом, приветствую «Детство Иисуса» в полной и неколебимой уверенности, что эта книга переживет не только своего автора и своих нынешних читателей, но и весь наш суетный, бездушный век. Есть в ней что-то от поэм Гомера и египетских пирамид. Что-то… библейское, что ли?

«Детство Иисуса» как бы вобрало в себя все предыдущее творчество Дж. М.: здесь отчетливо слышатся отголоски и его «Бесчестья», и «Жизни и времени Михаэля К.», и «В ожидании варваров». И все же это абсолютно самостоятельный, оригинальный роман.

Главный герой, которого зовут Симон, прибывает из некой неназванной страны в некую неназванную страну, жители которой говорят по-испански и носят испанские имена. Под его опекой находится пятилетний мальчик Давид. Они – беженцы. Их имена – не настоящие, их присвоили им в лагере для вынужденных переселенцев. Место, в которое они угодили, довольно странное. Несмотря на весьма условную анонимность и явный средиземноморский колорит, это какой-то рай без памяти.

«На забвение нужно время, – говорят Симону. – Когда хорошенько все забудешь, твоя неуверенность исчезнет и все станет гораздо проще».

Герои как бы попадают внутрь кафкианского кошмара. За внешним благополучием и доброжелательностью их повсюду встречает равнодушие. Куда б они ни шли, они всегда приходят не к месту и не ко времени.

Здесь не едят мяса и не испытывают сексуального влечения – любовь людям заменила благая воля, а питаются они исключительно хлебом. «Хлеб – пища насущная. У кого есть хлеб, тот ни в чем не нуждается». Или же, как сказал поэт: «Хлебом солнце входит в наше тело».

Давид ищет маму. Симон ему в этом помогает. Но обитатели рая без памяти отнюдь не спешат им на помощь: «Здешние люди очистились от старых связей. Вам следует сделать то же самое: оставить все старые связи, не искать их». И поиски матери превращаются в поиски мачехи.

«Ребенок не может расти без матери, – утверждает Симон и развивает мысль: – От матери ребенок берет сущность, от отца – лишь замысел. Как только замысел передан, отца можно упразднять». На что его собеседница возражает: «Ребенку материнская утроба нужна, чтобы прийти в мир. После того, как он покинул утробу, мать как даритель жизни – такая же истраченная сила, как и отец. Дальше ребенку нужны любовь и забота, которые мужчина может обеспечить так же, как и женщина».

На первый взгляд Симон просто умывает руки. Но это не так. Давид для него – не обуза, но некий высший дар, на который он не имеет права, поскольку сознает, что нуждается в Давиде больше, чем тот в нем.

Давид – необычный ребенок. У него собственный взгляд на чтение и арифметику, мир в его восприятии состоит из образов и зазоров между числами. Подобно главному герою романа «Магические числа» чукотского классика Юрия Рытхэу Коготу он ищет конечное число и мечтает, как вырастет, стать фокусником (читай, чудотворцем) и спасателем. Или спасителем. Не будем забывать о том, как называется роман.

Имена героев названы в книге испанскими, но мы-то с вами знаем, из какой книги они на самом деле позаимствованы. Библейские аллюзии переполняют текст. И не беда, что в качестве фирменного напитка из Каны Галилейской преподносится припрятанная мачехой бутылка хереса, а в роли Лазаря выступает старая загнанная кляча по кличке Эль Рей.

Впрочем, книга, хоть и повествует о любви и вере, ни в малейшей степени не является религиозной. Скорей уж это произведение философское.

Причем философия настигает героев в весьма неожиданных и на первый