Огненное евангелие - Мишель Фейбер

Нури дал Тео чистое белое кухонное полотенце вместо бинта и тесную кожанку на молнии, чтобы прижать сложенное полотенце к ране.

— Я не возьму вашу куртку, — запротестовал Тео.

— Она не моя, — печально ответил Нури. — Это его куртка. И он ее давно не носит.

Тео застегнул молнию. Ансамбль из яркой узорчатой рубашки, тесной кожанки и подмокших брюк вряд ли прокатил бы на шоу Барбары Кун. Бумажник на месте, и на том спасибо. Перед выступлением в Pages он планировал переложить его во внутренний карман пиджака, чтобы удобнее себя чувствовать, сидя на жестком пластиковом стуле, но в последний момент забыл, пиджак же наверняка сгорел вместе с половиной книг.

— Тебя правда зовут Грипенкерль? — спросил Нури, открывая входную дверь.

— Да, — ответил Тео. Ворвавшийся в квартиру свежий ветерок прошуршал старыми обертками из-под еды и прочим мусором. С кушетки донесся звук, как будто всхлипнул ребенок.

— Еврейская фамилия?

Тео покачал головой.

— Немецкая.

— Это хорошо, — сказал Нури и действительно вздохнул с облегчением. — Тебе нужен автобус номер 12.

— Номер 12, — повторил Тео, направляясь к лестнице шатающейся походкой.

— Сразу садись в автобус! — крикнул Нури ему вдогонку. — Это плохой квартал. Здесь могут и покалечить.

ЛЮДИ

Тео Грипенкерль неуверенно шел по улице, которую никогда раньше не видел. В лучах заходящего солнца мрачная городская застройка выглядела совсем зловеще. Огромные прямоугольники обнаженной земли, усыпанной щебнем после сноса бог весть какого дома, были обнесены стальной решеткой и колючей проволокой. Тротуары окаймляла мусорная пестрядь. Загадочные овальные диски из металла, торчащие среди дешевых проржавленных автомобилей на стоянке строительной фирмы, были украшены сделанными на скорую руку граффити, этими безвкусными иероглифами эпохи хип-хопа. Самозахваченный дом, где жили Нури и белокожий, судя по всему, был единственным обитаемым жилищем в округе, да и то не факт: почти нигде в окнах не горел свет. На фоне раскаленного неба дом казался гигантским надгробным камнем.

— Как насчет пососать, мистер?

Из-за телефонной будки, в которой от вырванного с мясом телефона остались только торчащие провода, к нему обращалась чернокожая женщина в синтетическом светлом парике, с размалеванным красным ртом. Тео остановился в недоумении. В последние недели к нему подходили сотни женщин за автографом или утешением или чтобы по крайней мере быть замеченными Автором. На мгновение ему показалось, что женщина ждет от него этой услуги.

— Пятнадцать баксов, — запросила она.

Тео оглядел ее сверху донизу. Пальцы ее ног и сами ноги напряглись из последних сил и слегка дрожали, пытаясь удержать такую массу тела на вызывающе высоких каблуках. Как желе, дрожало ее солидное декольте. На одной груди была вытатуирована длиннохвостая птица, летящая к ее горлу.

Тео извлек бумажник из кармана мокрых брюк и достал оттуда двадцатидолларовую купюру.

— Сдачи не надо, — сказал он и поспешил дальше.

Собственно, «поспешил» это громко сказано; точнее, побрел, стараясь побыстрее переставлять ноги. Если бы за ним кто-то увязался — та же проститутка или грабитель, — у него не было бы ни одного шанса. Каждый шаг отзывался острой болью в боку. Он попробовал припадать на одну ногу — вдруг поможет? Не помогло.

Несколько сотен шажков, и он добрался до главной улицы. Это была типичная главная улица — ряд витринных фасадов, заслоняющих остатки старой архитектуры. Под паутиной электрических проводов и дорожных приспособлений сновали машины. Профессиональные заведения уже закрылись, в отличие от торговых точек, фастфудов и видеосалонов; люди входили внутрь, другие прогуливались мимо. Слышался смех, кто-то торговался, кто-то оживленно спорил и вовсе не о «Пятом евангелии». Жизнь продолжалась.

Тео зашел в дежурный магазин и взял бутылку воды. Он подумал было купить еще пачку сигарет, но его горло до сих пор саднило после пожара. Вот вам секрет, как бросить курить.

Кассир продержал его с бутылкой не меньше минуты, внимательно изучая пятидолларовую бумажку. У Тео промелькнула мысль, что он по ошибке дал кассиру пятьдесят долларов. Но вот наконец бумажка оказалась в кассе, и он получил сдачу.

— Спасибо, — сказал Тео.

— Приятного вам вечера, — отозвался кассир, протягивая гласные.

Тео вышел на улицу и приложился к бутылке. Вода пролилась, и он опустил взгляд, собираясь вытереться. Из-под кожанки вылезло порозовевшее кухонное полотенце. Он затолкал его обратно и привалился к косяку.

— Простите, — крикнул он торгашу через головы выстроившихся к нему покупателей. — Где здесь ближайшая больница?

Торгаш его проигнорировал, зато старушка в очереди показала артритным пальцем в сторону запада:

— Двенадцатый автобус.

Тео ее поблагодарил и двинулся дальше, то и дело отпивая из бутылки. Сейчас бы лежать в теплой чистой постели, вдыхая аромат сухой кожи, натертой тальком до шелковистой гладкости. Может, ну ее больницу, а лучше в гостиницу? Там он, по крайней мере, сможет истечь кровью со всеми удобствами, вместо того чтобы полночи прождать в отделении экстренной медицинской помощи бок о бок с бомжами и прочим отребьем.

Он увернулся, чтобы избежать столкновения со спешащей парочкой, и налетел на урну. Земля под ним утратила ровность, а брючины внизу затрепетали. Он стоял на вентиляционной решетке, через которую шел теплый воздух из подземки. Вот оно, счастье. Он пристроился так, чтобы эта волна максимально проникала под одежду. За полчаса брюки высохнут, и он будет избавлен от неприятных ощущений, когда влажная ткань при ходьбе трется о бедра и ляжки. Вот славно-то. Избавиться от страданий — чем не благородная цель?

Так он простоял около восьми минут в приятном предвкушении, пока до него не дошло, что он вот-вот потеряет сознание, и если он ударится лбом о железную решетку, то благородная цель избавления от страданий не будет достигнута. И он снова зашагал.

Попытался, во всяком случае. Его продвижению помешал высокий чернокожий парень в футболке в желто-зелено-красную полоску с изображением великолепной львиной головы. Возможно, растафарианец[16], хотя он и не был похож на Медузу-Горгону с торчащими во все стороны дредами. Напротив, он был очень коротко острижен. Вылитый Джон Колтрейн. Одеть его в костюмчик с иголочки, и он превратится в Джона Колтрейна.

— У тебя, брат, потерянный вид, — сказал раста. По выговору не с Ямайки, а скорее из Бронкса. — Ты слышал об Иисусе?

— Да, — ответил Тео. — Я слышал об Иисусе.

Лучезарная улыбка.

— А по твоему лицу, брат, этого не скажешь.

— Мне хреновато, — сказал Тео. — Пулевое ранение.

— Ишь ты, у меня тоже. — Раста тут же задрал рубашку. Тео подался вперед и увидел слева на груди, ближе к подмышке, отталкивающий шрам. В остальном парень был в отменной физической форме.

— Ирак, брат.

— Ирак? — эхом отозвался Тео.

— Я морпех. Бывший.

— Христианский растафарианец из морпехов?

Двойник Колтрейна опустил рубашку, и шрам исчез из виду.

— Раста — это больше не для меня, — сказал он. — Хайле Селассие был, конечно, великий человек, но он не Мессия. Есть только один Мессия.

— Так считают многие, — кивнул Тео. Перед глазами сновали туда-сюда огоньки, как мальки.

— Раста для меня была такой короткой фазой после Ирака, — объяснил Колтрейн-десантник. — По возвращении домой я не мог сразу найти общий язык с обычными людьми.

— Понимаю.

— Мы там, знаете, мно-о-о-го дров наломали.

— Знаю.

— Нам сказали, что отправляют нас туда спасать чью-то задницу. Вранье все это, приятель! Никого мы не спасаем. Только все крушим. А Ирак, между прочим, это колыбель цивилизации, ты в курсе?

— Да, я… что-то читал об этом.

— Сад Эдем находится там. В Басре. — Колтрейн хлопнул себя ладонью по лбу, словно только что сделал для себя ошеломляющее открытие. — Я патрулировал сад Эдема, прикинь. На ремне висит граната, в руке автомат. Стреляю во все, что движется! Разве это правильно?

— Неправильно. — Тео переминался с ноги на ногу. Рана горела, жгла бок, как будто в нем устроили жаровню для барбекю. — Послушайте, мне надо идти. Как насчет денег?

— А сколько тебе надо, брат?

— Нет, это я предлагаю вам деньги.

Колтрейн-десантник широко улыбнулся.

— Что, брат, принял меня за попрошайку? Мне не нужны твои деньги. Я проповедую слово Божье.

— Вы молодец. — Реплика вышла неуклюжая, и он уже подыскивал другую, как вдруг вырубился. На пару секунд, не более. Очнулся же в объятьях морпеха, как бы невзначай поддерживавшего его на ногах за счет своих стальных мускулов. — Простите меня, простите.