Скажи ее имя - Франсиско Голдман

Аура жила в Копилько примерно с шести лет и до того момента, пока не уехала в Техасский университет. После возвращения из Брауна она несколько месяцев прожила в новой высотке с матерью, а затем одна перебралась обратно в Копилько, ту квартиру мать еще не успела продать. Именно в Копилько мы с Аурой провели нашу первую ночь. Сколько поворотных событий в жизни Ауры произошло в этом месте. Когда ей было одиннадцать, к ним из Такско приехала погостить бабушка, Мама Виолета. Предполагалось, что она останется на месяц или дольше, был даже шанс, что она переедет к ним насовсем. Но через несколько дней разразился скандал, который Аура подслушала у дверей своей спальни: Мама Виолета страшно оскорбляла ее мать, даже назвала ее шлюхой, Хуанита кричала в ответ и требовала, чтобы бабушка немедленно уехала. И бабушка уехала. Аура думала, что Мама Виолета в бешенстве выбежит из квартиры и, побродив по стоянке, смиренно вернется домой, чтобы в слезах попросить прощения за произнесенные в запале ужасные слова. Однако вместо этого она просто собрала чемодан и ушла, больше не сказав ни слова ни дочери, ни даже внучке. В те времена Хуанита редко пила, каждые выходные устраивала пробежки вместе с Родриго и занималась аэробикой, ее тело было подтянутым, кожа гладкой и свежей, она всегда красиво одевалась. О, ты не представляешь, какой хорошенькой она была, с детской гордостью и обожанием говорила Аура. Она так никогда и не узнала, или не сказала мне, из-за чего вспыхнула ссора, но верила, что если и было событие, ставшее отправной точкой медленного, поначалу незаметного падения Хуаниты, то это была та самая ссора с Мамой Виолетой.

Спустя шесть лет Хуанита выставила из Копилько и Катю. К тому моменту никто уже не считал ее такой идеальной. Увлеченная перспективами, которые открывались перед ней благодаря красоте, своенравная, помешанная на парнях, она всю юность воевала с Хуанитой. Несмотря на прекрасные выпускные оценки, она провалила крайне сложный вступительный экзамен в Национальный университет. Поэтому, когда пожелавшую обучаться бизнес-управлению и мечтавшую о карьере в сфере моды Катю приняли в частный университет, Хуанита кое-как наскребла денег и выдала их ей на обучение. Неделя шла за неделей. По вечерам Катя возвращалась домой с пакетами из «Паласио-де-Йерро» и других дорогих магазинов, однажды она начала щеголять в новых итальянских кожаных сапожках, которые так запали Ауре в душу, что каждый раз, покупая себе обувь в Нью-Йорке или просто глазея на витрины, она словно видела среди прочих моделей эти Катины сапоги, слегка поношенные, пыльные и печальные, а заодно вспоминала сводную сестру, которая после стольких лет доминирования и тирании неожиданно исчезла из ее жизни. Дабы не расстраивать Родриго, Хуанита практически всегда закрывала глаза на дедовщину, устраиваемую Катей младшей сестре. Но как только Хуанита обнаружила, что Катя, притворяясь, будто каждое утро уходит на занятия, на самом деле так и не была зачислена ни в одно учебное заведение и спустила все отложенные на образование деньги на шмотки, эти сапоги и своего бойфренда, она отлучила Катю от семьи. Родриго не стал защищать дочь, возможно, просто не рискнул. Кате стукнуло девятнадцать, она уже не была ребенком и совершила ужасающе неблагодарный поступок; что ж, пора было ей научиться самой отвечать за себя. И Катя, не тратя времени даром, взялась за устройство своей жизни, будто отлучение от Копилько и семьи стали для нее давно вожделенным благом. Она нашла жилье, кое-какую работу модели, а затем устроилась секретарем в экономический институт. При этом она вернулась к учебе, поступила на вечернее и самостоятельно оплачивала обучение. Родриго, не скрываясь, но и не афишируя этого, продолжал общаться с дочерью. Хуанита так никогда и не простила Катю. Но и Катя не простила Хуаниту, так и не выказав желания повиниться и не сделав никаких шагов к примирению. Пройдет десять лет, прежде чем Катя и Аура встретятся снова.

Аура не видела и не говорила с бабушкой с двенадцати лет, но в нашей бруклинской спальне стояла в рамке фотография Мамы Виолеты. На снимке была изображена светлокожая, в морщинах, европейского типа женщина с длинными костлявыми конечностями, дряблыми щеками, вялой линией рта (в точности как у Хуаниты, когда та бывала расстроена) и знакомой тревогой во взгляде печальных, умных глаз. На нашей постели, поверх разноцветного покрывала, лежала подушка с рюшами, с вышитыми Мамой Виолетой цветами на черных стеблях; лепестки в бодлеровских тонах — фиолетовом, жемчужно-сером и малиновом, — а на цветочном горшке желтыми стежками крупно выведено «АУРА».

Знаменитый первый сеанс психотерапии, когда Ауре было одиннадцать:

Ты чувствуешь, что мама прислушивается к тебе, Аура?

А ваша мать прислушивается к вам, доктор? Хуанита, обеспокоенная травмирующим эффектом, который могли оказать на девочек семейные неурядицы: разрыв с отцом Ауры, побег матери Кати, ссора с Мамой Виолетой, — по очереди привела обеих на прием к психоаналитику Норе Банини, работавшей на факультете психологии. Девочка с внешностью эльфа, одухотворенным личиком и дрожащим голосом, с челкой, закрывающей глаза, сидела, подавшись вперед, на мягкой кожаной кушетке, поставив локти на колени и положив подбородок на сплетенные пальцы, и в упор смотрела на расположившуюся напротив Нору Банини, которая продолжала невозмутимо настаивать:

Мне кажется, ты злишься, Аура. Но поскольку мы только что познакомились, мне кажется, что ты злишься не на меня. Ты злишься на свою маму?

Но я хочу узнать вас поближе, доктор. Вы злитесь на свою маму?

Пожалуйста, Аура, зови меня Норой. Может, ты злишься на свою маму, потому что она привезла тебя сюда? Как ты думаешь, почему она хотела, чтобы мы поговорили?

Давайте поговорим о вашей матери. Она добра к вам? Почему вы не хотите говорить о своей матери, доктор?

Аура продолжала встречаться с доктором Норой Банини до двадцати семи лет, в последние годы только во время приездов домой из Нью-Йорка. Катя, самостоятельно оплачивая сеансы, посещала Нору Банини и в тридцать, когда уже обзавелась семьей и детьми.

Летом 1990-го (падение Берлинской стены, Советский Союз на грани развала) Ауру отправили в летний лагерь на Кубу. К тому моменту Хуанита, не по зову сердца, а чтобы досадить Родриго, резко сменила взгляды на антилевацкие. Зачем посылать Ауру на Кубу? Когда-то она мечтала учиться балету у великой Алисии Алонсо, но эти мечты были в прошлом. В тринадцать, подстегнутая фальсификацией мексиканских выборов и вторжением США в Панаму, Аура во всеуслышание объявила себя коммунисткой и сторонницей кубинских революционеров. Хуанита предвидела, по крайней мере так всегда утверждала Аура, что пары недель, проведенных дочерью на Кубе, будет достаточно, чтобы развеять ее подростковые иллюзии. В лагере на берегу океана собрались подростки со всех концов света, многие из них прибыли из скандинавских стран. Их разместили в здании, напоминающем старую больницу, с длинными выкрашенными зеленой краской коридорами и чередой таких же зеленых, невыносимо душных комнат, в каждой из которых стояло по шесть коек. В первую ночь Аура не могла уснуть от удушающей жары и раздававшегося из непроглядной тьмы соседней комнаты душераздирающего плача другой мексиканской девочки: ее бумажник, который родители любовно набили долларами, был украден. За пару первых дней Аура потеряла на пляже сандалии, а потом пропали или были украдены ее кеды. В результате пришлось ходить босиком. Их кормили одним рисом и фасолью, после каждого приема пищи ребята должны были соскребать остатки с тарелок в бадью, которую проносили по всей столовой, чтобы потом добавить эти объедки к рису и фасоли, подаваемой к столу в следующий раз. Эта масса с каждым днем становилась все более липкой и похожей на блевотину. Аура перестала есть. Когда мать приехала встречать ее в аэропорт имени Бенито Хуареса, Аура была так худа, что придерживала штаны руками, она шла босиком, ее загоревшая на жарком солнце кожа покрылась россыпью расчесанных пятен от укусов насекомых, а вещи не стирались с момента отъезда из Мексики три недели назад. На вопрос Хуаниты, как она провела время в лагере, та жизнерадостно ответила: развлекалась с датскими мальчишками, мамочка!

С тех пор «коммунизм» ассоциировался у Ауры с общей бадьей с тухлым рисом и фасолью, воспоминание о которой неизменно провоцировало рвотные позывы. Но ее новообретенная худоба придала ей очарования Гавроша, чего даже она не могла не заметить. Бурное восхищение от своего облика в зеркале быстро довело Ауру до грани анорексии, на которой она и балансировала лет до двадцати. Через пару недель на ночной рейв-тусовке под открытым небом в Боске-де-Тлялпан[18] она встретила парня, ставшего ее первым бойфрендом. Хуанита, конечно же, запрещала Ауре ходить на рейв-вечеринки, но это препятствие было быстро устранено с помощью выдуманной ночевки в доме у подружки. Обман вскрылся довольно быстро, Ауру заперли на два месяца, но она всегда с нежностью вспоминала об этом периоде, поскольку именно тогда, одним прекрасным воскресным вечером обнаружила в кабинете дядюшки Леопольдо сборник избранных произведений Оскара Уайльда в синем переплете; это имя было знакомо ей по календарям из книжного магазина «Ганди», а еще по майке Темного, или О. Д., красившего ногти и глаза в черный цвет, друга ее парня с рейв-тусовки: лицо на майке с грустными глазами, отвисшим подбородком и прической, обрамляющей лицо, словно сложенные крылья птицы, напомнило ей Маму Виолету. Аура захватила книгу в Копилько, дабы скрасить себе оставшиеся недели заключения. Розовой ручкой на обложке дневника она написала: Я никуда не езжу без дневника. Каждому человеку нужно иметь с собой что-то сентиментальное, чтобы почитать в поезде, — надпись была окружена облаком розовых сердец. Пятнадцать лет спустя, когда мы переехали в квартиру в Эскандоне, она извлекла из коробки с книгами тот самый тяжелый синий том и, вертя его в руках, рассказала мне эту историю. Теперь он у меня, в Бруклине.