Последний игрок судьбы - Андре Олдмен

Среди работорговцев поднялась паника. Как всегда бывает в таких случаях, во всех бедах обвинили вожака. С двумя верными людьми ему пришлось бежать из лагеря. Остальные пустились в погоню. Они почти настигли беглецов у подножия вулкана, и тем, спасаясь, пришлось подняться к самому кратеру. Пираты загнали их на кромку и здесь схватили.

С громкими воплями они бросили своего главаря и его приспешников вниз, в жерло, — курящаяся дымами корка, покрывавшая слой лавы, разошлась, тела людей канули без следа. Торжествуя, словно сей акт возмездия даровал им долгожданную свободу, головорезы отправились обратно в лагерь, По дороге они все были перебиты брагонами.

Далее повесть Илл'зо стала совсем невнятной — Конан понял только, что брошенные в кратер не погибли, а каким- то образом оказались в недрах горы, в центре Лабиринта, называемом Цитаделью. Здесь они и обнаружили первоисточник колдовства, довлеющего над островом. Это был огромный хрустальный череп, в глазницах которого таилась древняя сила. Что там произошло, и почему Гратакс выбрал для возрождения древнего культа троих морских разбойников, осталось неясным. Киммериец подозревал, что у Гратакса просто не было выбора. Так или иначе, главарь работорговцев и два его товарища стали первыми жрецами кумира. И открылось им многое…

Вернувшись из Лабиринта уже в новом обличии, бывшие разбойники направились в лагерь, чтобы забрать невольниц. Услышав, что отныне они свободны, женщины поначалу не хотели верить своим ушам, а когда поверили — радость пьянящая дев обуяла, стали порядок они наводить и детей нарожали…»

Еще бы не нарожать — пираты, видимо, времени зря не теряли.

С тех пор сменилось несколько поколений. Уже первые поселенки во главе брагонов стали выходить в море на обретших свободу кораблях. Они захватывали пленных, часть из них Гратакс превращал в мелкоголовых рабов, другие, более достойные, становились его слугами. Ни тем, ни другим Конан не завидовал: кумир лишал их мужской силы, а с точки зрения варвара это было хуже, чем смерть. Единственным утешением для жрецов было бессмертие — омываясь в струях горных водопадов, они обретали вторую молодость.

Узнав, как выглядит его будущий противник, киммериец помрачнел. Он предпочел бы сразиться с десятком чудовищ, чем иметь дело с древней магией. Однако выбора не было: одолеть монстров предстояло тщедушному Лабардо, ему же уготовано было мериться волей с хрустальным черепом.

Думая свои тяжелые думы, варвар налегал на пиво и вареное мясо — угощение и выпивка у Жреца Черепа, надо отдать должное, были получше, чем на свадебном пиру.

Илл'зо уединился с юным пуантенцем в углу залы — они обсуждали правила предстоящей Игры. Как ни напрягал Конан слух, ему почти ничего не удалось разобрать. Но если бы даже он сидел рядом, мало что открылось бы его разумению. Разговор был куда более непонятным, чем прежние речитативы жреца.

«Трубы, несущие весть, возвещают проходы, — слышался голос слуги Гратакса, — люди фигуры составят… а если внезапно — лапа лягушки, то это веление вправо… монстра слабейший окрутит… и плоть поедает…»

«Но цвета, — восклицал Лабардо, — здесь важны еще цвета!»

«Каждый разбойник — он синий, как волны морские… Красного цвета, как знамя Зингары, матросы…»

«А если я захочу камнем на дно?»

«Трех отдаешь и ложишься в спокойную гавань…»

«Почему трех, почему трех-то? Всегда было двух!»

«Древние правила были основой, потом изменились… Если нарушишь одно — обречешь на погибель… И, отступив, Цитадель ты оставишь, к выходу снова фигуры разложишь, к спасенью…»

«Ну, уж это никуда не годно! Проникнув в Цитадель, я должен выиграть…»

Так они бубнили довольно долго, пока, как видно, не сговорились обо всем. На этом прием в жреческом зале был окончен.

Под присмотром Даны и ее мелкоголовых воинов пленникам выдали оружие. Пиратам и матросам «Ласточки» объяснили, что они отправляются в опасную экспедицию, наградой за успех будет свобода. Всем строго-настрого было приказано и шагу не делать без распоряжения Лабардо, ибо любой самовольный шаг — верная смерть.

И вот теперь только створки железной двери отделяли Конана и остальных от неведомого, таящегося внутри. За их спинами на полукруглых трибунах восседали пестро разодетые женщины. Слева от входа висела большая плита, на которой вспыхивали и угасали неясные контуры. По ним, понял киммериец, зрительницы будут наблюдать за их блужданиями, победой или гибелью. Лабардо держал в руках плитку шириной в локоть — на ней тоже светились очертания замысловатых коридоров.

— Воля к победе, искусство в Игре хитроумной пусть вам сопутствуют, а я как противник сделаю все, чтобы Гратакс остался доволен, — завершил напутствие Жрец Черепа.

— Не сомневаюсь, — сказал Конан. — Только мы на зуб попадаться не собираемся. Так, пуантенец?

Лабардо молча кивнул. Он неотрывно смотрел на плитку у себя в руках.

— Вперед! — скомандовал варвар. И, обернувшись к Илл'зо, добавил: — Забыл тебя спросить за разговорами: на кой вообще ляд вытаскивать наружу эту хрустальную черепушку?

— Тот, кто проникнет по правилам древней науки во Чрево Святое и Гратакса взгляд одолеет, кто не заблудится и не погибнет, ступая по коридорам, обратно из них выбираясь, тот обретет благодарность и руку царицы, — ответствовал жрец. И, заметив, как вытянулось лицо варвара, поспешно добавил: — Взгляда кумира достаточно будет, чтоб водопада мгновенно разрушить заклятье. Девой предстанет под солнечным светом царица…

— Ну, это другое дело. Тогда и трон под задницей жестким не покажется!

Заскрипели железные петли, и Конан первым ступил под таинственные своды Лабиринта.

Собственно, никаких сводов не было. Конан ожидал увидеть узкие коридоры, но за железной дверью оказался небольшой двор, усыпанный мелким острым гравием. Далеко вверху висело багровое марево, в котором терялись очертания построек. Двор упирался в желтую стену, вдоль которой вытянулись в ряд витые железные столбы с тускло горящими светильниками. Ров шириной в десять локтей отделял квадратное отверстие входа от путников.

— Не вижу моста, — сказал киммериец. — Придется прыгать.

— Здесь я командую, — сказал Лабардо твердо.

Варвар взглянул на пуантенца: щеки пылают, но вид решительный. Конан пожал плечами — валяй.

— Постройтесь в шеренгу, — скомандовал Лабардо, — корсары — справа, матросы — слева.

Люди неохотно выполнили распоряжение. Вид у всех был мрачный, в глазах — страх.