Врата Смерти(пер. И.Иванова) - Стивен Эриксон

Едва скрипнула дверь, Моби, вереща и хлопая крыльями, устремился навстречу своему любимцу. Он ударился Скрипачу в грудь и вознамерился вцепиться ему в шею. Сапер молча смахнул крылатую обезьянку, затем закрыл дверь.

— Я уже начал беспокоиться, — проворчал Калам с другого конца узкой комнатенки.

— Пришлось подзадержаться, — коротко объяснил Скрипач.

— Надеюсь, без приключений?

Вместо ответа сапер пожал плечами. Он сбросил белый плащ, оставшись в кольчужной рубахе.

— А где остальные? — спросил он.

— В саду, — усмехнулся Калам.

Скрипач ненадолго остановился возле своего заплечного мешка. Подарок таноанского жреца он завернул в смену белья и запихнул на самое дно.

Калам подал ему кружку с разбавленным вином, потом налил и себе.

— Ну как?

— Как в «шипучке» перед взрывом. — Скрипач залпом осушил половину кружки. — Стены изрисованы вдоль и поперек. Думаю, еще неделя — и здесь все станет красным от крови.

— У нас есть лошади, мулы и припасы. К тому времени мы уже будем далеко отсюда. В пустыне куда безопаснее.

Скрипач смотрел на темное, чем-то похожее на медвежью морду, лицо Калама. В комнатке было сумрачно — окошко из предосторожности занавесили тряпкой. На щербатом столе лежало оружие ассасина и точильный камень.

— Кто его знает, где сейчас безопаснее, — сказал сапер.

— На стенах есть изображения рук? — спросил Калам.

— Значит, ты их тоже заметил?

— Еще бы! Призывы к восстанию, места встреч, ритуалы Откровения — мне все это знакомо. Я тебе прочту и растолкую любую картинку. Но вот отпечатки рук — здесь совсем другое дело.

Калам наклонился, взял в руку по кинжалу и скрестил их голубоватые лезвия.

— Отпечатки рук указывают направление. На юг.

— Панпотсун-одхан. Там должно произойти слияние.

Ассасин молча разглядывал свое оружие.

— Новый слух?

— Говорят, это пророчество Кимлока.

— Кимлок, — с шипением повторил Калам. — Он что, в городе?

— Никто толком не знает, — уклончиво ответил Скрипач, допивая вино.

Если только ассасин узнает о его приключениях и, главное, о встрече с Кимлоком — старику конец. И всем в том доме — тоже. В таких делах Калам хладнокровен и беспощаден.

«Нет, Калам, про Кимлока я тебе ничего не скажу. Пусть это будет еще одной моей услугой старику».

В коридоре послышались шаги Крокуса.

— Темно у вас, как в пещере, — посетовал он, входя в комнатку.

— Где Апсалара? — спросил Скрипач.

— В саду осталась, где ж еще?

Сапер мысленно одернул себя. Он никак не мог избавиться от воспоминаний прошлого.

«Когда девчонка пропадала из виду, это всегда предвещало какую-нибудь беду, — думал он, мысленно рассуждая сам с собой. — Я постоянно озирался — не появится ли она у меня за спиной. До сих пор трудно поверить, что Апсалара не имеет ничего общего с той хладнокровной убийцей. Но если Котиллион вдруг опять возымеет над нею власть, она с прежним хладнокровием перережет нам глотки».

Вздохнув, Скрипач принялся растирать затекшую шею.

Крокус плюхнулся на стул и потянулся к кувшину.

— Мы устали ждать, — заявил парень. — Если так уж нужно пересечь эту проклятую пустыню, давайте поскорее убираться из Эрлитана. Дышать нечем! У задней стены сада — целая гора разной гнилой дряни. Сточную канаву забило. Крысы там так и пасутся. Ночью спать невозможно. Духота и мухи. Того и гляди, мы здесь чуму подцепим.

— Скорее «синюху».

— Это еще что?

— Болезнь такая. Язык распухает и становится синим, — объяснил Скрипач.

— И чего потом?

— Болтать не сможешь.

Луна еще не успела взойти, и путь к Дженрабу освещали только звезды. На вершину холма вел старый пандус. Местами в нем зияли провалы — каменные глыбы нашли себе применение в других частях города. Из дыр торчали спутанные ветви кустарников, чьи длинные корни уходили глубоко в землю.

Калам осторожно огибал эти дыры, стараясь, чтобы его ненароком не увидели снизу. В Верхнем городе было неестественно тихо. Редкие малазанские караульные чувствовали себя как на кладбище, окруженные сонмами призраков. Чтобы хоть как-то преодолеть гнетущее чувство, они громко стучали коваными сапогами, и потому ассасину удавалось вовремя убраться с их дороги.

Калам дошел до самой вершины, проскользнув между двумя глыбами известняка — остатками внешней дворцовой стены. Над ярко освещенным зданием возвышалась покосившаяся Первая крепость — некогда жилище священного эрлитанского фалахада. Она была похожа на руку со стиснутым кулаком, простертую из догорающего костра. Теперь в крепости дрожал от страха малазанский наместник, не желавший слушать ни возбужденных нашептываний «красных мечей», ни предупреждений малазанских шпионов и местных прихвостней, которых еще не успели разоблачить и убить. Опасаясь за свою жизнь, наместник приказал стянуть сюда все малазанские силы из фортов, окружавших Эрлитан. Крепость не могла вместить такого количества солдат, и многим приходилось ночевать во дворе, под открытым небом. Дрянная вода в засорившемся колодце угрожала поносом и более серьезными бедами. В гавани, под охраной небольшого отряда военных моряков, на якоре стояли две старинные фаларийские триремы. Пока что никто не нападал на малазанцев и открыто не выступал против них, однако захватчики уже ощущали себя осажденными со всех сторон.

Калам испытывал смешанные чувства. По рождению он принадлежал к тем, кого империя подчинила своей власти. Тем не менее, в свое время он предпочел встать под имперские знамена. Он сражался на стороне императора Келланведа, на стороне Дассема Ультора, Бурдюка, Дуджека Однорукого. Но не на стороне Ласэны. Он не простил императрице предательского убийства Келланведа и Танцора… Теперь в Семиградии назревал чудовищный мятеж. Император одним ударом поразил бы самое сердце этого мятежа. Конечно, не обошлось бы без жестокого кровопролития, но оно было бы недолгим, а после наступил бы прочный мир. Ласэна не потушила пожар мятежа, а загнала огонь вглубь, где он и тлел многие годы. Сейчас уже поздно; когда пламя вырвется наружу, здесь случится такое, что даже Клобук затихнет в немом изумлении.

Калам шел дальше, пробираясь через лабиринт опрокинутых глыб, битых кирпичей, вонючих прудов и кустов с узловатыми корнями. Над темной поверхностью воды висели тучи мошкары, за которой охотились летучие мыши и ризанские ящерицы.

Невдалеке показалась покосившаяся башня. Уцелели лишь три ее этажа. На вершине росло дерево, корни которого змеились по стенам. Внизу темнел квадрат дверного проема.