Могучий властелин морей. Чтобы не было в море тайн - Жак-Ив Кусто

Судно стало на якорь у самой кромки кораллового плато, было отдано около десяти метров якорной цепи, и преобладающее течение держало корму над участком с глубиной тридцать — тридцать пять метров — самая подходящая глубина для нашей работы.

На карте Восточной Африки, в заливе Таджура, что находится в сорока милях к северо-северо-западу от Джибути, обозначен штриховкой маленький участок с надписью «риф Шаб-Араб»; правда, тут не обошлось без тавтологии, ведь арабское слово «шаб» означает «риф». Как и все затерянные в море рифы, Шаб-Араб — пристанище всякой морской живности. Понятно, что рифы, предоставляя стол и кров мелким особям, служат, так сказать, продовольственными складами и для хищников из пучины. Мы выбрали для якорной стоянки Шаб-Араб как раз в расчете на то, что найдем здесь множество всяких животных, особенно акул.

Но вот окончательно смолкли моторы, все маневры завершены, и экипаж собрался в кают-компании, чтобы выслушать установку на следующий день. После отца взял слово я, чтобы перевести его наметки на технический язык кинематографии и уточнить роль каждого участника.

Когда мы приходим в новое место, тем более ночью, у меня в душе всегда рождается какой-то нетерпеливый детский восторг. В омывающей судно гладкой черной воде кипит жизнь. То и дело какая-нибудь рыбешка выскакивает на воздух в отчаянной попытке уйти от незримого преследователя, спинной плавник которого молниеносно чертит на воде короткую борозду, прямую и острую, как стрела. От резкого взмаха хвостового плавника рождаются и тут же гаснут крохотные созвездия светящихся частиц — это там, внизу, решился вопрос чьей-то жизни, чьей-то смерти. Вдруг — громкий всплеск, я всматриваюсь в даль, но вижу только пересекающие лунную дорожку дуги серебристой ряби. В такие минуты хочется быть всеведущим и всевидящим, как боги…

В четыре утра началась подготовка к выполнению первого пункта нашей программы на день. Мы задумали снять акулу, атакующую рыбу на крючке. Для экспериментов с акулами нам нужна приманка, и мы всегда ловим впрок изрядное количество рыбы. При этом сплошь и рядом бывает, что вытаскиваешь из воды одну голову, а все остальное чистенько срезано. Больше того, иной раз и вовсе ничего не удается поймать. Помню, как лодка под начальством нашего старпома, искуснейшего рыболова Поля Зуэна, однажды возвратилась к «Калипсо» с какими-то жалкими остатками рыб, над которыми поработали не то барракуды, не то акулы.

Вот почему мы на этот раз, приступая к лову, установили на одном из наших алюминиевых плоскодонных катеров агрегат из двух кинокамер, погруженных в воду за кормой. Между ними была укреплена еще и телевизионная камера, перекрывающая тот же сектор и соединенная с монитором в лодке. Следя за происходящим по монитору, Мишель Делуар мог в нужную минуту пускать кинокамеры. Естественно, на этой лодке мотор не дал бы ничего снять; поэтому ее буксировал другой катер, с сорокасильным подвесным мотором. Длина буксирного конца была рассчитана так, чтобы киносъемочной лодке не мешали ни волны, ни кильватерная струя от буксировщика. В поле зрения камер, на глубине трех — трех с половиной метров за кормой буксируемой лодки волочилась серебристая блесна.

На рассвете обе лодки были спущены на воду, и через два часа можно было начинать. Эти часы ушли на то, чтобы отрегулировать камеры и натянуть на второй лодке тент, позволяющий Мишелю лучше видеть изображение на экране. Раму для камер придумал и смастерил на борту «Калипсо» наш старший механик Роже Дюфреш, и мы быстро убедились, что она отлично выполняет свою функцию, крепко держит камеры и гасит любую вибрацию.

В первые же минуты Поль Зуэн без труда наловил полсотни килограммов рыбы, в том числе одного тунца, две-три барракуды и несколько лакедр. Мишель снимал, как рыбы гонятся за блесной и хватают ее, и весь последующий поединок между ловцом и добычей. Но вот появилась первая акула. Атака развилась совсем не так, как мы предполагали, основываясь на нашем опыте. На леске уже минуты две или три билась скумбрия весом восемь-девять килограммов, когда Мишель увидел на экране монитора акулу, идущую следом за нашей отчаянно сопротивляющейся добычей. Почти одновременно Поль заметил треугольный плавник, рассекающий воду за кормой лодки. Мишель приготовился нажать тумблер, соединенный со спуском камеры, однако акула явно не спешила. Она просто скользила за скумбрией без видимого усилия, выдерживая дистанцию в один метр. Атака состоялась лишь после того, как Поль начал выбирать леску. Акула стрелой метнулась вперед, промчалась рядом со скумбрией, вроде бы и не коснувшись ее, на миг заслонила поле зрения телекамеры и исчезла. Все произошло так неожиданно, что никто не успел отреагировать, хотя все были начеку. И только окровавленная рыбья голова, которую Поль извлек из воды, неопровержимо свидетельствовала о том, что атака состоялась. Зубы акулы рассекли скумбрию на две части сразу за жабрами. Вся казнь, оставившая след в виде безупречного, четкого полукруга, заняла какую-то долю секунды.

Целое утро Мишель снимал атаки, то медленные и осмотрительные, то грозные и молниеносные. Один раз акула, заглотав всю рыбу, сама оказалась на крючке. Но леска не была рассчитана на такой вес, и хищница сразу ее оборвала. Около полудня Мишель и Поль с помощниками вернулись на «Калипсо», утомленные жарой и нервным напряжением, но очень довольные тем, что успешно справились с заданием. Взятого ими улова было вполне достаточно для работы, намеченной на вторую половину дня.

Для первого погружения мы поставили такую задачу: Серж метит возможно больше акул и подстреливает какую-нибудь рыбу в окружении акульей стаи, чтобы мы могли проследить за реакцией хищниц. Он займет большую стальную клетку, я — маленькую алюминиевую; чугунные чушки-якоря удерживали ее примерно в двух метрах над дном. Две телекамеры (по одной в каждой клетке) позволяли моему отцу и доктору Юджини Кларк следить за нами, находясь на мостике «Калипсо». Я взял с собой две кинокамеры, чтобы снимать все, что будет происходить вокруг Сержа и большой клетки.

Опалового оттенка вода была такой прозрачной, что я чуть не от поверхности различил дно на глубине около двадцати пяти метров. Вдоль красного корпуса «Калипсо» медленно ходило взад-вперед не меньше дюжины акул. Они не показались мне ни особенно крупными, ни очень агрессивными, но уже то, что их было так много, сулило известные неприятности. Над самым дном скользили еще силуэты, но искаженные бороздами на дне тени не позволяли определить их размеры или количество. Сверху акулы, бесцельно ходившие вокруг удлиненной тени «Калипсо», выглядели особенно ловкими и юркими.

Клетка Сержа мягко легла на дно в облачке взмученного песка, которое тут же развеялось. Мой товарищ двигался грациозно, как солист балета. Вот он отворил дверцу, выскользнул наружу и развернул клетку к солнцу. Здоровенная морская черепаха, которой не было никакого дела до акул, медленно подгребла к клетке и уставилась на нее в упор, словно близорукий старик. Серж предложил ей кусок рыбы, но черепаха пренебрегла его даром, повернула и удалилась, размеренно работая передними ластами, похожими на весла. Чем-то она напомнила мне стариков, что сидят и греются на солнце в какой-нибудь испанской деревушке, лишь изредка собираясь с духом сделать несколько шагов и навестить соседа.

Акул становилось все больше, их уже собралось, наверное, около полусотни, но они по-прежнему двигались как-то медленно и апатично.

Я не сразу заметил огромного групера, который прошел справа от меня и опустился на песок примерно в метре от Сержа. Он был иссиня-черный, длиной не меньше двух метров и почти такой же окружности. Рот его размеренно открывался и закрывался, гоня воду через жабры. Голову пересекал страшный белый шрам, один грудной плавник был почти напрочь оторван. Груперы выглядят очень грозно, от них буквально веет грубой силой. Маленькие глаза всегда насторожены, и мне доводилось видеть, как их обладатель с места развивает страшную скорость.

Серж бросил груперу рыбу, отвергнутую черепахой. Приманка опустилась на песок сантиметрах в тридцати перед великаном, а тот, не трогаясь с места, только чуть шире разинул пасть, и рыба исчезла, увлеченная потоком воды. Поразительное зрелище — настолько поразительное, что я даже забыл про акул, а между тем они явно начали нервничать. Серж продолжал бросать угощение груперу, тот снова и снова втягивал ртом воду, и куски рыбы словно сами прыгали в пасть и исчезали в глотке. (Впоследствии, когда мы с Каноэ встретились с групером, который был вдвое больше этого, мне сразу вспомнилась эта сцена…) Под конец Серж швырнул груперу барракуду килограммов на девять. Она была проглочена так же легко и молниеносно, как и маленькие куски, после чего групер соизволил зашевелиться и удалился так же невозмутимо, как пришел.