Рюриковичи - Дмитрий Володихин

Всякий раз Владимир Всеволодович говорил остальным о выгодах согласия, мира, объединения сил. Наконец Долобский съезд проломил стену всеобщей вражды. После него русские князья, собравшись воедино, нанесли половцам несколько тяжелых поражений. Их натиск на Русь ослаб.

Как верный сын Церкви, Владимир Мономах строил новые храмы в Киеве, Ростове, Смоленске. Судя по археологическим данным, при нем появилась церковь Спаса на Берестове под Киевом. Он же возвел Борисоглебскую церковь на реке Альте близ Переяславля-Южного — там, где когда-то принял смерть святой Борис.

При нем почитание святых князей Бориса и Глеба, долго и трудно складывавшееся в 70—80-х годах XI века, расцвело. В княжение Владимира Всеволодовича и, скорее всего, не без его влияния возникла окончательная редакция «Сказания» о святых братьях. В 1115 году он пригласил к себе князей Давыда и Олега Святославичей. По словам летописца, князья «решили перенести мощи Бориса и Глеба, ибо построили им церковь каменную, в похвалу и в честь и для погребения тел их. Сначала они освятили церковь каменную мая 1, в субботу; потом же во 2-й день перенесли святых. И было сошествие великое народа, сшедшегося отовсюду: митрополит Никифор со всеми епископами… с попом Никитою белогородским и с Данилою юрьевским и с игуменами…». После этого три дня гулял народ киевский на княжеские деньги, три дня бесплатно кормили нищих и странников. Позднее Владимир Всеволодович «оковал» раки с мощами серебром и золотом.

Скончался великий воитель тихо, от старости и хворей. Отправившись в богомолье к Борисоглебской церкви, князь встретил там свой последний срок 19 мая 1125 года. Останки его нашли упокоение в соборе Святой Софии Киевской.

ЕВФРОСИНИЯ-ПРЕДСЛАВА ПОЛОЦКАЯ

Просветительница

В древнерусском летописании едва-едва отыскиваются сведения о ближайшей родне святой Евфросинии Полоцкой. О ней же самой нет ничего. Но в духовной жизни Руси она сыграла первостепенную роль. Княжна, сызмальства знавшая роскошь и негу, не только постриглась в монахини, но и прославилась как сторонница весьма строгого соблюдения иноческих правил, основательница новой обители. В то же время она покровительствовала искусству, способствовала духовному просвещению. Это необычное сочетание — чистой, сильной, самоотверженной преданности иноческим правилам и деятельной тяги к утверждению своего идеала — создает весьма обаятельный образ.

Год рождения святой Евфросинии не известен. Историки называли разные даты от 1101 до 1120 года. Наиболее вероятно, что она появилась на свет между 1101 и 1105 годами. Девочке дали имя Предслава, соответствующее княжескому происхождению. Ее отец — князь Ростислав (в крещении Георгий) Всеславич[43], сын знаменитого политика и полководца, вошедшего в древнерусскую историю как Всеслав Чародей. Всеслав и его потомки относились к двум знаменитым династиям русского Средневековья — Рюриковичам (той ветви, которая берет начало от Владимира Святого) и Рогволодовичам (единственной уцелевшей их ветви, восходящей к Рогнеде Рогволодовне, жене Владимира Святого). Рюриковичи-Рогволодовичи правили богатейшим княжеством со столицей в Полоцке. Этот мощный торгово-ремесленный центр возник еще во дорюриковы времена как племенная столица кривичей. Он являлся одним из крупнейших на Руси, власть его князей распространялась на громадную территорию. Полотчина всегда и неизменно проявляла «особость» по отношению к Киеву и Новгороду. Это была полунезависимая область с древним влиятельным боярством и сильными традициями вечевой демократии. Непонравившегося князя полочане могли изгнать из города. Но в любом случае Полоцкое княжение — одно из самых завидных на Руси и по «чести», и по военно-политическим ресурсам, и по экономическому процветанию.

Княжна Предслава росла красавицей. Для женщин Руси XII столетия 12 лет — обычный брачный возраст. Когда Предслава достигла его, отец решил отыскать дочери достойную партию. Судьба княжон того времени — быть разменной монетой в играх политического или династического характера, средством укрепления связей с союзниками, придания большей прочности договорам со вчерашними врагами.

Но сама княжна не желала брачных радостей. Ей ближе оказался «виноград словесный» Священного Писания и церковных книг.

Как сообщает житие, она втайне от родителей устремилась в монастырь, увлеченная размышлениями, далекими от мудрости мирской: «Что бо успеша преже нас бывший родове наши? И женишася, посягаша и княжиша, но не вечноваша; житие их мимо тече и слава их погибе, яко прах и хужее паучины. А иже прежния жены, вземше мужскую крепость, поидоша в след Христа, жениха своего, предаша телеса своя на раны, и главы своя мечеви, а другыя аще железу выя своя не преклониша, нъ духовным мечем отсекоша от себе плотскыя сласти, предавше телеса своя на пост и на бдение и коленное покланяние и на земли легание, то тии суть памятей на земли, и имена их написана на небесех, и тамо с аггелы безпрестани славят Бога».

Игуменья, ее родственница (вдова дяди, князя Романа Полоцкого), увидев цветущую красу Пределавы, а паче того убоявшись гнева со стороны ее отца, сначала отказала княжне в пострижении. Но девушка явила столь твердую волю и столь мудрое понимание иночества, что та в конце концов сдалась на ее уговоры.

Примерно в середине 1110-х годов[44] княжна Предслава умерла для мира, а на ее место пришла монахиня Евфросиния. Князь Георгий печалился о ее судьбе и гневался на ее «пронырство», но переменить ничего не мог. Оставалось смириться…

Прожив какое-то время в обители близ города, святая Евфросиния превзошла всех сестер общины в посте, молитвах и ночных бдениях. Набравшись иноческого опыта, она упросила епископа Полоцкого Илью разрешить ей затвор в каменном «голбце» (маленьком чулане или погребе[45]) при соборе Святой Софии — огромном храме, первенствующем среди церквей Полоцкой земли. Здесь она резко ограничила себя в пище, а затем взялась за чрезвычайно тяжелую работу — переписывание церковных книг. Променяв роскошь, обеспеченную детям княжеского рода, на монашеское одеяние, она смирила себя до того, что работала как писец по найму и раздавала нуждающимся деньги, полученные за труды.

Последнее говорит, во-первых, о том, что бывшая княжна владела грамотой и любила книжную премудрость, и во-вторых, о том, что она приобрела редкий навык книгописания. В ту пору книги стоили весьма дорого. Их писали на пергамене — тонко выделанной телячьей коже. Книгописец работал чрезвычайно медленно, не столько выписывая, сколько вырисовывая каждую букву. Высокие, прямые, стоящие отдельно друг от друга «уставные» буквы пергаменных книг требовали умения и тщания. Изготовление одной-единственной книги считалось своего рода духовным подвигом. Писец, завершая работу и откладывая перо, счастливо вздыхал, словно переплыл море и пристал к родному берегу. Святая Евфросиния совершала такой духовный подвиг неоднократно, притом в исключительно тяжелых условиях.