Мы — плотники незримого собора (сборник) - Рэй Брэдбери

Смит сказал:

– Вот мы и отплыли. Не знаю, куда, но отплыли. Может, в Англию, может, в Африку, а может, кто его знает!

– А те парни честно играют, рядовой Смит?

– Что?

Джонни Квайр сделал жест.

– Если ты там стреляешь в тех парней, то они должны упасть, правда?

– Еще бы. Но с чего ты?..

– И если ты их подстрелил первым, они не могут выстрелить в ответ?

– Первое правило на войне. Ты стреляешь в него первым – он выходит из боя. А зачем ты?..

– Тогда порядок, – сказал Джонни Квайр.

Напряжение в его желудке спало, и живот приятно смягчился. Пальцы легко и непринужденно покоились на поручнях и ничуть не дрожали.

– Раз это – первое правило, рядовой Смит, тогда мне нечего бояться. Я буду играть. Я буду играть в войну, как надо.

Смит уставился на Джонни.

– Если ты собираешься играть в войну так, как о ней разговариваешь, то смешная же это будет война, скажу я тебе.

Корабельный гудок ударил по облакам. При свете звезд корабль вышел из Нью-Йоркской гавани.

И Джонни Квайр всю ночь напролет спал, как плюшевый мишка.

Высадка в Африке прошла быстро, просто, без приключений, и в теплую погоду. Джонни подхватил свое снаряжение, размахивая на ходу большими руками, отыскал грузовик, приданный его роте, и начался долгий знойный поход из Касабланки в глубь континента. На скамье он оказался выше всех. Они сидели друг против друга – напротив своих товарищей у заднего борта. Всю дорогу они раскачивались взад-вперед, смеялись, курили, балагурили, в общем, им всем было весело.

Джонни заметил, с каким уважением офицеры относились друг к другу. Никто из них не топал ногами и не вопил: «я хочу быть генералом, или не буду играть!» или «я – капитан, или больше не играю!» Они получали приказы, отдавали приказы, отменяли приказы и запрашивали приказы по-военному четко, и это казалось Джонни невиданным и замечательным образчиком актерской игры. Ведь это так трудно – все время не выходить из игры, – но им это удавалось. Поэтому Джонни восхищался ими и ни разу не усомнился в их праве отдавать ему приказания. Когда он не знал, чем заняться, они ему говорили, что именно нужно делать. Приходили на подмогу. Эх! Отличные ребята! Не то что раньше, когда все спорили, кому быть генералом, кому сержантом или капралом.

Джонни ни с кем не делился своими мыслями. Когда оставалось время, он думал, размышлял. Изумлялся. В такую большую игру ему еще не приходилось играть – обмундирование, большие пушки и все такое…

Для Джонни Квайра длинное путешествие в глубь страны по пыльным ухабистым дорогам и славным коровьим тропам было важнее, чем колдобины, крики и пот. Африкой и не пахло, а пахло солнцем, ветром, дождем, грязью, зноем, потом, сигаретами, грузовиками, маслом, бензином. Вездесущие запахи сводили на нет зловещую угрозу старого учебника географии: он, сколько ни искал, нигде не мог найти местного цветного народца с раскрашенными черными личинами. Остальное время он был слишком занят, орудуя ложкой и вставая в очередь за добавкой.

Однажды, душным полднем, за сто миль от тунисской границы, когда Джонни только еще доедал свой обед, из солнечного круга вывалился немецкий бомбардировщик «штука» и понесся прямо на Джонни, изрыгая пули.

А Джонни стоял и глазел. Жестяные тарелки, утварь и каски задребезжали и засверкали на утрамбованном песке, а вся его рота с криками бросилась врассыпную, уткнулась носами в щели, за валуны, попряталась за грузовиками и джипами.

Джонни стоял, осклабясь улыбкой человека, смотрящего прямо на солнце. Кто-то закричал:

– Квайр, пригнись!

Пикировщик атаковал с бреющего полета. Джонни стоял как вкопанный, держа у рта ложку. По одну руку от него, в нескольких футах, взметнулась цепочка фонтанчиков пыли. Он следил, как эта вереница всплесков неумолимо подкрадывается к нему и отклоняется на несколько ярдов, пока «штука» не подняла свои вызолоченные крылья и не отвалила.

Джонни провожал ее взглядом, пока она окончательно не исчезла из виду.

Из-за джипа выглянул Эдди Смит.

– Квайр, остолоп ты этакий, ты почему не спрятался за грузовик?

Джонни вернулся к своей трапезе.

– Этот парень и ведром краски не попал бы в ворота коровника.

Смит посмотрел на него как на Святого в церковной нише.

– Или ты самый храбрый из всех, кого я знаю, или самый тупой.

– Пожалуй, я храбрый, – сказал Джонни несколько неуверенным голосом, словно еще пребывал в раздумьях.

Смит фыркнул:

– Вот черт. Он еще говорит.

Продвижение в глубь территории продолжалось. Роммель закрепился при Марете, а британская Восьмая армия приближалась, готовя тяжелую артиллерию к работе, которая, по слухам, должна была начаться дней через пять. Длинная колонна грузовиков достигла тунисской границы, пересекла ее и поднялась вверх по холмистой местности…

Африканский корпус Роммеля атаковал через перевал Кассерин, выйдя почти на границу Туниса, и теперь отступал к Гафсе.

– Замечательно. Так и должно быть, – единственное, что сказал Джонни.

Пехотная часть Квайра, наконец, выдвинулась, чтобы принять свой первый бой, впервые увидеть, как противник бежит, падает, поднимается или так и остается лежать, убегает, стреляет, кричит или попросту исчезает из виду в клубах пыли.

Среди его товарищей нет-нет да раздавался нервический смешок. Джонни чувствовал его и не мог взять в толк. Но время от времени делал вид, что тоже нервничает. Забавно. Он не курил, когда его угощали сигареткой.

– Я от них задыхаюсь, – объяснял он.

Приказ получен. Американские части, спускающиеся на тунисскую равнину, выдвигались к Гафсе, а с ними и Джонни Квайр в звании рядового.

Отдавались отрывистые, как лай, команды. Командирам рот выдали карты. Усилили их танковыми группами, противотанковыми полугусеничными тягачами, артиллерией и пехотой.

Пронеслись ослепительно сверкающие самолеты. Джонни решил, что они очень впечатляющие.

Раздались взрывы. По раскаленной равнине прокатилась смертоносная волна снайперских выстрелов, пулеметного огня и разрывов снарядов. И Джонни Квайр бежал за валом наступающих танков, а Эдди Смит в десятке ярдов впереди него.

– Пригни голову, Джонни! Не высовывайся!

– Все в порядке, – пыхтел Джонни. – Держись! Я справлюсь!

– Только пригни свою большущую голову!

Они бежали. Джонни вдыхал и выдыхал. Он чувствовал себя глотателем пламени, когда тот набирает в рот огня. Африканский воздух обжигал, как пламя спиртовки. Опалил горло и легкие.

Они бежали. Спотыкались о россыпи гальки и взбегали на неожиданно возникающие холмики. Они еще не вступили в прямой огневой контакт. Повсюду бежали солдаты – муравьи в хаки, рассыпавшиеся по выжженной траве. Бежали везде. Джонни увидел, как двое из них упали и остались лежать на земле.

– Э, да они не умеют, – подумал про себя Джонни.

Камушки рассыпались под ногами точно так же, как разноцветный галечник на дне пересохшего ручья близ Фокс-Ривер, штат Иллинойс. Небо напоминало небосвод Иллинойса, мерцающее, с оттенком жженой синевы. Большими прыжками он продвигался вперед своим крупным телом. В самом пекле перед ним замаячил высокий и широкий, подозрительно пышный зеленый холм. В любой миг «ребята» могут заверещать и кубарем скатиться с его склонов.

С холма запестрили вспышки выстрелов, словно пламенеющая сыпь какой-то обжигающей болезни. Из-за холма заговорила артиллерия. Снаряды, описывая дугу, образовали огневую завесу. Там, где они падали, вздымалась земля и дрожала, содрогалась, сотрясалась! Джонни засмеялся.

Все это лишь взбудоражило Джонни Квайра. Громыхали его ботинки, на барабанные перепонки давила звенящая кровь, ударившая в голову. Он свободно размахивал длинными руками, в которых держал автоматическую винтовку…

Из раскаленного неба упал снаряд, зарылся носом в грунт в тридцати ярдах от Джонни и взорвался мощным снопом огня, камней и осколков.

Джонни изо всех сил отпрыгнул в сторону.

– Не попал! Не попал!

Он прыгнул вперед, топая ногами.

– Джонни, пригнись. Джонни, ложись! – закричал Смит.

Еще один снаряд. Еще один разрыв. Шрапнель.

Но на этот раз в двадцати пяти футах. Джонни ощутил его огромную мощь, жесткую ударную волну, толчок и силу. Он закричал:

– Опять промазал! Я тебя обманул! Опять промах!

И побежал дальше.

Через тридцать секунд он понял, что остался один. Остальные залегли, уткнувшись в землю, чтобы окопаться, потому что прикрывавшие их танки вынужденно свернули в сторону, чтобы обойти холм. Танк не мог осилить крутые склоны. Оставшись без танкового прикрытия, пехоте пришлось вгрызаться в землю. Вокруг повсюду запели снаряды.

Джонни Квайр остался один, и это ему нравилось. Ей-богу, он сам захватит весь этот чертов холм. Если остальным нравится плестись в хвосте, тогда все удовольствие достанется ему. Впереди, в двухстах ярдах от него, стоял пулемет и строчил. Грохот и пламя изливались, как из мощного садового шланга. Он поливал и хлестал. Горячий дрожащий воздух на склоне холма заполнили рикошеты.