Путешествие по Северу России в 1791 году - Пётр Челищев

Проехавши рекою Онегой пять верст до Крестного монастыря, еще десять верст греблею ж ехали мелким Белаго моря плесом, по которому большие мореходные суда летом к городу Онегу не доходят, а останавливаются побочь Крестного монастыря.

Отъехавши от города Онега пятнадцать верст, в половине 2-го часа по полудни приставши к Крестному монастырю, ходили все в часовню, в которой хранится сделанный Никоном патриархом крест, потом, отслуживши Животворящему Кресту Господню в церкви молебен и в квартере платинного мастера зятя Ивана Филимонова [который выдает на иностранные суда из сараев тёс и брусья] отобедавши, в тамошней осьмивесельной шлюпке ездил я на аглицкие корабли [коих в то время было двенадцать], с директором лесной конторы Петром Кузьмичем Ниманом, смотреть, как на них нагружают тес и брусья, однако ж того я не видал, а удалось только видеть как, стоя у бору, засоряют своим баластом рейду; а с кораблей приехавши, в вечеру все были в доме того лесного директора Нимана, где, распрощавшись поздно вечера со всеми, пошли мы с Сенявиным ночевать в свою лодку.

Шатаючись часто в жизнь мою по местам, где производится торг моего Государя и Отечества, не нашел я ничего вреднее, как бракование полезнейших наших произведений и произрастений, и то единственно только во угождение алчных и сребролюбивых людей, которые без нас никак обойдтиться не могут, а мы, если оставим наши прихоти, то смело можем забыть, есть ли они на свете. И в самом деле, какое право имеет чужестранец браковать наш товар? Если он ему не угоден, не бери; пускай в их отечестве приемники бракуют товар у корабельщиков, а до нас им какое дело? А тем самым сбивают цену и разоряют неимущих и негораздо просвещенных наших соотчичей. Например, я привез десять тысяч бревен, из которых пять тысяч самых хороших, три тысячи посредственных, две тысячи худых. Сребролюбивый бракерь бросает совсем за негодность пять тысяч, а хорошие пять тысяч, ссылаясь на присяжную свою должность, говорить: и те сумнительны; я уже зашел в долг на заготовление сего леса, кредиторы меня мучают, бракерь под видом своей должности, мною ругается, а иноземец, снюхавшись с присяжным плутом, говорит: не мое дело. Наконец, с чрезвычайным ущербом перемогает мой гостинец лукавого и безжалостного чужестранца, половину моего лесу принимают, кой-как платят мне за оный самую малую цену, другая половина остается на согнитие во вред мне, в ущерб Монарху и Отечеству. Я расплачиваюсь кой-как с моими кредиторами, на силу мне остается на год хлеб насущный, и, отведав лет десять сего торгу, скапливаю кой-как тысяч пять в карман, наскучиваю беспрестанным сим шишиморством и, бросив сей торг, уезжаю в малый городишко, делаюсь сумарем и на бедных щах за труды мои проживаю остаток моей жизни. А лихоимственные бракеры, нажившись от моих убытков, в великолепных своих домах утопают в роскоши. Ни в котором торге так не приметно воровство бракарства, как в лесном, и не так вредно, ибо вред из других торгов относится только на частных людей, а этот относится и на государство; потому, чтоб бракерю сорвать за лес xopoший гостинец с десяти тысяч бревен; то надобно, чтоб половина за бесполезное была брошена. Одна гавань, складенная сажень на сто плотно из обракованных брусьев поперек на Кий-острове близ города Онега, доказывает сию истину; ибо я скажу мало, ежели футовых брусьев квадратных в одном сем месте погублено сто тысяч, где бы все то можно было сделать из камня, ибо в весь остров, версты на четыре простирающейся, не что иное как камень.

А 19-го числа в субботу, когда все наши гребцы собрались на судно, то мы при пасмурном небе, во время заутрень, поехали сперва парусом, а потом, за утишением ветра, греблею.

Отъехавши от Крестного монастыря и Кий-острова пятьдесят верст, для обеду и отдыху гребцам в 11 часов по полуночи пристали к каменному острову Пурлуде. Сия на три версты в окружности простирающаяся скала ничего в себе особого не оказывает, кроме самого мелкого кустарника и Великого множества ягод морошки, черницы и неизвестного еще красного роду ягод, названной окрестными жительми сцыхою, но оная ими не употребляется в пищу. Там же находится не сказанное множество диких уток. Оные величиною с наших гоголей; голова, шее, спина, хвост, крылья — все черное, зоб, брюхо, под хвостом и под крыльем, также и правильные перья в крыльях бело; крылошки их невелики и редки, отчего думать можно, что натура им не определила отлетать в дальние краи на зимовью; черные их и чешуистые сапоги соединены между пальцами твердою перепонкою, крепкий их и долговатый нос к концу поклеповат, вырезан натурою параллельными ручьями против изгибины его и покрыт черным лаком; между оными резьбами нарисовала натура одну полосу белую и яркую, а из тех мест, где нос выходить из перьев, зачинается белая же, узкая полоска по обеим сторонам и идет обоюдно до глазу; жесткость носу их означает ясно, что оне, кроме ягод и рыбы, и еще в ущелинах каменных себе пищу доставать умеют; об голосе их ничего за краткостию времени сказать не могу; пуху много темно-дымчатого; детей у них по два и по три выводятся, и вырастают в самых глубоких расселинах каменных, чаятельно — от хищных птиц, из которых мы там сову видели. Там еще находится несколько бекасины и много соловецких чаек.

Мы на оном острову отобедавши, за обмелением от отливной воды судна, пока опять стал прилив и приливною водою сняло с мели судно, пробыли часа четыре; потом от него, при ясном небе и тихой, не ветряной погоде, открытым морем поехали греблею.

20-го числа в воскресенье, в праздник Илии Пророка, перед рассветом, еще до солнечного всходу, во время ко всеночной звону, отъехавши от Крестного монастыря 115, а от острова Пурлуды 65 верст, остановились на якоре против погоста, называемого по впадающей в Белое море небольшой речке Лямса, и выехавши в лодке на берег, ходили в церковь, дослушавши же всеночную, во ожидании обедни, обогрелись в крестьянской избе. Потом, отслушавши литургию и прочее по церковной праздничной церемонии богослужение, в той же избе [в которой обогревались после всеночной] отобедавши, перебрались опять на свое судно.

В приходе сей церкви, во оном же погосте, живущих в тридцати-пяти дворах казенного ведомства состоит мужеска пола крестьян сто-осьмнадцать ревижских душ, почему и убор внутри церкви весьма беден.

Перебравшись же на судно, не мешкаючи ни мало, при ясном небе и небольшом попутном ветре, поехали тихо парусом; но отъехавши от погоста версты три, попутный нам ветр переменился в противный. Итак, во ожидании попутного опять ветра, стали на якорь; при захождении ж солнца стал благополучный ветр, с помощью которого и пустились в ночь, держась с правой стороны называемаго тамошними жителями Летнего берега.