Центральная реперная - Сергей Васильев

Наталья улыбнулась и спросила:

— Мне одной лететь?

— Я буду сопровождать вас. На поверхность. И по поверхности, — ответила гланга.

Наталья закивала, потом подумала, что вряд ли инопланетянка изучала жесты землян, и сказала:

— Понятно. Каковы условия?

— Условия — стандартные. Спуск. Нахождение в подготовленном помещении. Выполнение взятых обязанностей. Срок — не ограничен.

— Спуск — когда?

— Сейчас. Идем.

Наталье ничего не оставалось, как последовать за глангой.

Посадка на планету ничем не отличалась от тысяч подобных в поле гравикомпенсаторов, если бы Наталья их совершала. Но это был ее первый спуск. Мгновенная потеря веса в момент отделения шаттла от станции, включение поля самого корабля, сход с орбиты и полет вниз с ускорением, превышающим ускорение падения.

Наталья видела, как поверхность планеты резко надвигается на неё, наваливается, опрокидывается и вот сейчас, сейчас придавит и погребёт под собой. Одновременно с этим по экранам проскакивали огненные искры: белые, жёлтые, синие. Они разветвлялись, сливались, сталкивались, брызжа новыми искрами, создавая огненную разноцветную сеть, в которую космический паук поймал планетку гланг и теперь не отпустит.

Вместе с тем, Наталья чувствовала себя вполне обычно. Если закрыть глаза, то создавалось впечатление, что она сидит в удобном кресле у себя дома и никуда не летит. Эта разница между тем, что девушка видела, и тем, что ощущала, очень сильно действовала ей на нервы. В груди образовалась пустота, в которой бесконечно кружились колючие шарики, внезапно ударяющие в стенки, ограничивающие пустоту. Тогда всё тело отзывалось внезапной болью. Голова кружилась, сознание туманилось, а планета, сверкающая нестерпимым блеском, летела ей навстречу всё быстрее и быстрее. И ничто не могло остановить её.

Остановилась не планета. Остановился сам шаттл. За какую-то долю секунды до того, как должен был врезаться в поверхность. Словно нажали на кнопку "пауза" при просмотре фильма-катастрофы, и огненный болид завис в воздухе.

Такого не могло быть! Наталья ухватилась за подлокотники кресла и зажмурилась. Разум протестовал, и Наталья предпочла игнорировать терзающую её действительность.

— Можно выходить, — сказал голос из коммуникатора.

Наталья неловко поднялась, не открывая глаз, на ощупь пробралась в сторону выхода, нашла открытый проем и выбралась из шаттла с его стерильным воздухом, вдохнув влажный воздух с привкусом мёда и меди.

И только тогда открыла глаза.

Мир оглушал, ослеплял, не давал дышать и чувствовать. Зато можно было хватать его горстями, пить из ладоней, окунаться с головой и просто ложиться на него щекой, ощущая мягкость и свежесть, как у живой подушки Гринберга.

Наталья остановилась, пытаясь уловить в хаосе красок и звуков какую-нибудь систему, что-то, что можно выделить из общего, слишком яркого фона, сосредоточиться на этом и сделать точкой отсчета. Началом координат.

Голос, идущий из транслятора сопровождающей гланги, свернул этот мир, зафиксировал в точке и позволил Наталье прийти в себя.

— Ты рада?

— Рада… — хрипло ответила девушка. — Рада. Здесь — иначе. Чем я представляла. Но я — рада.

— Хорошо, — отозвалась гланга. — Сейчас мы пойдём в место жилья, которое тебе явилось предназначенным.

— Пойдём?

— Начнём перемещаться, — после секундной паузы ответила гланга, — на средстве транспорта.

— Куда? Далеко?

— Близко. Будет позволено смотреть.

Почти тут же рядом с глангой возникла узкая открытая платформа, на которую инопланетянка сразу же взобралась. Наталья неуверенно потрогала низкий борт и полезла вслед за сопровождающей.

Смотреть Наталье не хотелось: глазам было больно. Непрерывные разноцветные вспышки с переменным ритмом заставляли прикрывать лицо ладонью. Сверкание желтых и белых зеркальных поверхностей не позволяло даже разобрать — что они из себя представляют. То ли стены странных зданий, то ли причудливые растения, а то ли вообще — рекламные плакаты. Возможно, гланги и наслаждались этим буйством красок и света. Но Наталье — человеку — было тяжко в этом сверкающем мире. Она еле держалась, чтобы не закричать и не закутать голову плотной курткой, через которую наверняка не пробьётся ни один фотон. Посидеть в спасительной темноте и успокоиться.

— Можно выходить, — тем же тембром донеслось из коммуникатора. — Вот подготовленное строение.

Наталья убрала руки от лица и прищурилась. Снаружи сооружение выглядело, как беспорядочное нагромождение геометрических объёмных фигур. Каждая из них светилась своим оттенком — в основном, фиолетовым, синим или зеленым. Наталья передёрнулась: если внутри будет так же, она долго не продержится. А сколько ей потребуется времени для выполнения задачи — неизвестно. Судя по всему — много.

Гланга что-то прожужжала, и одна из ничем не выделяющихся вертикальных плоскостей дома отъехала в сторону.

Наталья сочла это приглашением и моментально ринулась в спасительную тьму. Вслед за ней вошла гланга, закрыла дверь, и свет зажегся.

Наталья вскрикнула и автоматически приказала:

— Уменьшить яркость!

— Вас беспокоит?

— Немного. Отвлекает, — и честно добавила. — Глазам больно. И голове.

— Я приму меры. Находитесь в помещении, — гланга открыла дверь и вышла, сверкнув наружным освещением и заставив Наталью отвернуться.

Девушка огляделась. Помещение не показалось ей ни жилым, ни обитаемым. Человеческая мебель смотрелась крайне чуждо в жилище гланг. Одиноко, в центре комнаты, стояла кровать. У входа — прозрачный стол с расчётным комплексом. Шкаф и крутящийся стул. Самое необходимое для работы и отдыха.

Наталья осторожно присела на стул и легко крутнулась, проверяя плавность хода. Было удобно и приятно. "Интересно, — подумала она, — это гланги на заказ сделали или люди расстарались?"

Гланга вернулась.

— Я обеспечила умеренное светоотделение. Можно приступать к работе.

Неожиданный и резкий переход. Ни тебе отдыха, ни акклиматизации. Но Наталья сориентировалась и подавила в себе желание возразить.

— С кем я могу поговорить о том, что мне нужно? Ради чего я пришла сюда.

— Со мной, — ответила гланга.

Это ж надо! Можно было никуда не лететь и все вопросы решить на станции, где не было этого пронизывающего слепящего света и резких цветов. Наталья собралась возмутиться, но сдержалась. На инструктаже её особо предупреждали о нежелательности проявления гнева, ярости, неудовольствия и вообще любых негативных чувств. Впрочем, и позитивных — тоже.

— Я могу узнать ваше имя? — любезно спросила Наталья у гланги. — Надо же как-то к вам обращаться.

— Хельфа, — ответила гланга после продолжительного обдумывания. — Это — личное имя.

— А меня — Наталья, — обрадовалась девушка и протянула руку. — Будем знакомы.

Гланга покрутила в воздухе щупальцами и осторожно дотронулась одним из них до ладони девушки. "Контакт налаживается, — радостно подумала Наталья. — Теперь бы его в нужную сторону направить. Убедить гланг, что они должны нам помочь. Ну, хотя бы одну, для начала".

Наталья сидела в спасительном полумраке дома уже вторую неделю и разговаривала с Хельфой, которая приходила с завидной регулярностью. Говорили они о чем попало, благо Наталье удавалось каждый раз найти новую тему. При этом она чувствовала, что ни на шаг не приближается к цели. Что она кружит вокруг неё, как вокруг лабиринта, не в силах не только пройти его, но и найти вход.

А ещё Наталья тосковала по людям. Даже ежедневные сеансы связи с Виталием или Петром не могли скрасить её одиночества — уж слишком коротки они были. Кроме того, они оба были мужчинами. Почему-то раньше у Натальи не возникали проблемы в общении с противоположным полом. Может потому, что был выбор? Хочешь — общайся, хочешь — не общайся. Хочешь — с тем, хочешь — с другим. А гланга… Разговоры с ней казались Наталье разговорами с роботом, от которого ждешь только четких сентенций, но никак не эмоций.

Наталья вспомнила давний разговор с Василием, когда он чего-то невнятно и сумбурно бормотал, что-то хотел от нее, но она не понимала, не понимала. Выглядел он тогда неважнецки. Это можно было списать на обстоятельства. И сам разговор — тоже. Ведь не будет мужчина в нормальном состоянии говорить таким образом? Но если говорил, значит это важно для него. Любая женщина прекрасно чувствует, когда мужчина хочет сказать нечто важное, а когда просто языком чешет. Вот только от хотения до понимания — пропасть. Или он…

Наталье вдруг стало жарко. Она провела ладонями по лицу. "Неужели Вася имел в виду… Нет, нет, он не мог такого! Да что же это!"

Даже самой себе Наталья боялась сказать то слово, которое вертелось на языке. Скажешь и всё — не вернуться к прошлым отношениям, когда смотришь на мужчину, как на сотрудника, не более. Скажешь — и жизнь изменится. Надо ли ей это? Надо ли?