Петр Первый - Анри Труайя

Вскоре Петр, устав от Лондона, обосновался у мистера Джона Эвелина в Дептфорде, на Темзе, недалеко от королевской верфи. Там он не только ходил с топором и пил пиво вместе с рабочими, но и консультировался с инженерами, квалифицированными моряками и делал поспешные записи в своих рабочих дневниках. «Я бы остался на всю жизнь корабельным плотником, если бы не приехал учиться в Англию», – говорил Петр. Но, как у него повелось, наука и оргии дополняли друг друга. Вечерами русские, которые весь день работали, пускались во все тяжкие, так что соседи слушали с ужасом вопли и хохот этой банды. Дом, где они жили, был разгромлен. Спали неизвестно где, ели непонятно что и в любое время, не пощадили ни мебель, ни картины. Когда Джон Эвелин приехал в свой дом после трехмесячного пребывания в нем царя и его свиты, он был сражен: окна и двери были выбиты и сожжены, обои ободраны или испачканы, дорогие паркетные доски выломаны, художественные полотна пробиты пулями: каждый нарисованный персонаж служил мишенью; грядки в саду были вытоптаны, будто здесь был расквартирован целый полк. Эвелин заставил полицейских составить протокол. Ущерб составил триста пятьдесят фунтов стерлингов. Эта сумма была возвращена владельцу из царской казны без малейших замечаний знаменитому путешественнику. Кроме того, Вильгельм III высказался, что он очень рад принять у себя такого высокого гостя и просит его позировать перед придворным художником Кнеллером, чтобы сделать его портрет в память об их встрече.[37] Еще он попросил царя принять в подарок фрегат «Королевский Транспорт» («Royal Transport»), который уже был спущен на воду. Петр в свою очередь преподнес ему большой необработанный бриллиант, завернутый в обрывок грязной бумаги.

В конце апреля 1698 года Петр вернулся в Голландию, где он вновь присоединяется к Великому посольству. Просьба о помощи в борьбе против Турции, обращенная к Генеральным Штатам, не встретила одобрения. С другой стороны, состояние здоровья короля Испании Карла II стремительно ухудшалось. Готовились большие потрясения, и необходимо было подготовиться к отражению удара. Надо было выдвигаться в Вену! После отъезда русских многие люди вздохнули с облегчением. «Государство и наш маленький городок будут освобождены, избавлены от этого знаменитого, почтенного, необыкновенного и в то же время обременительного визита», – писал Ноомен. Расходы действительно перекрыли намеченные в бюджете сто тысяч гульденов и составили триста тысяч.

Путешествие в столицу Священной империи длилось три недели. У въезда в Вену процессия была остановлена из-за прохождения войск. Петр был взбешен. Решив сохранять инкогнито, он переживал не меньше от такого неуважения. Это оскорбление нанесено не ему лично, но всей России. После первых контактов с австрийскими дипломатами царь понял, что император не торопится встретиться с ним. Тем более что по своей привычке царь представился во дворце как частное лицо. Наконец ему назначили встречу в замке «Фаворит». Он отправился туда одетым в темный кафтан, повязав на шею плохой галстук, с позолоченной шпагой на боку и без темляка. Его сопровождал Лефорт в качестве переводчика. Их встретили слуги и провели не через главный вход, а через потайную дверь, они поднялись по винтовой лестнице и попали в галерею. В присутствии императора Леопольда, который показался ему очень могущественным, Петр потерялся и поцеловал ему руку. Он нервно снимал и снова надевал шапку, пока его собеседник не попросил оставить ее на голове. После четверти часа банальной беседы царь в ярости удалился. Но, выйдя в сад, он увидел на пруду венецианскую гондолу. Охваченный детской радостью, он запрыгнул в лодку и, гребя руками, проплыл перед изумленными австрийскими камергерами.

Через некоторое время император принял наконец Великое посольство. Петр спрятался среди бояр второго ряда. Уважая его желание остаться инкогнито, Леопольд приподнял свой головной убор и спросил у Лефорта: «Как поживает наш любимый брат, царь?» И Лефорт невозмутимо ответил: «Когда мы прощались с Его Величеством в Москве, он чувствовал себя так хорошо, как только можно было желать». После аудиенции состоялся торжественный обед. В зале стояла удушающая жара и распространялся запах соусов. Послы обливались потом, стесненные в движениях в парчовых кафтанах, отороченных мехом. Не испугавшись нарушить протокол, они удалились на несколько минут, чтобы переодеться. Во время еды было подано шесть видов вина. Лефорт попросил у императора разрешение дать попробовать его «другу», «простому волонтеру», который стоял за его стулом. Этим «простым волонтером» был не кто иной, как царь. Император и на этот раз уступил необычной просьбе гостя, который, как ему казалось, не совсем хорошо чувствовал себя в «карнавальном» наряде.

Петр так и не нанес визита императрице и принцессам, он встретился с принцем Евгением Савойским. В Петров день он присутствовал на богослужении в церкви иезуитов и вскоре после этого собственноручно зажигал фейерверки. «Было много выпито, – писал он Виниусу, – и многие играли свадьбы в саду». Чтобы не остаться в долгу, император пригласил послов на костюмированный бал. Петр нарядился кудрявым крестьянином; император и императрица – трактирщиками. Трактирщик пил за здоровье фрисландского крестьянина, а фрисландский крестьянин – за здоровье трактирщика. Танцы продолжались до рассвета.

Несмотря на все эти празднества, Петр должен был признать, что на дипломатическом поприще результаты его путешествия были скорее негативными. На следующий день после заключения мира в Рисвике Европа начала готовиться к новой войне за преемственность в Испании. Голландский и британский кабинеты имели виды на этот уголок света. Что касается Австрии, у нее на настоящий момент не было никаких интересов поддерживать Россию в ее притязаниях. Она твердо решила вести переговоры с Турцией, чтобы разместить свои силы на Западе. Разочарованный в построенных планах крестовых походов против неверных, Петр начал себя убеждать в том, что ему стоит направить свои войска не на юг, а на север. Он обратил взгляд на Балтийское море. Его так плохо приняли шведы в Риге! Этот надменный народ заслуживает, чтобы царь собственноручно преподнес им урок. Представляя курфюрста Фридриха-Августа Саксонского королем Польши, он рассчитывал, что эта страна выйдет из-под влияния Франции, и готовил альянс против Карла XII. Удачный момент для России. Другой положительный момент – он нашел за границей квалифицированных специалистов. Во время своих перемещений Петр мог нанять большое количество надежных людей, от которых он много ожидал в обучении и переподготовке своего народа. Среди тех, кто должен был поехать в Москву, один из лучших голландских капитанов Корнелий Крёйс, которого назначили адмиралом, капитан Перри, специалист по строительству доков и каналов, капитан Виллебуа, двадцать три командира, тридцать пять поручиков, семьдесят два штурмана, пятьдесят лекарей, триста сорок пять матросов, четыре кока, разные ремесленники, всего шестьсот сорок человек. Вместе с ними были отправлены вещи и материалы, сложенные в двести шестьдесят ящиков и сундуков с клеймом «П. М.» (Петр Михайлов). Среди этого хлама можно было найти ружья, пистолеты, пушки, парусное полотно, компасы, чернила, пробковые пластинки, три гроба, восемь мраморных плит, предназначавшихся для будущей школы искусств, одно чучело крокодила, набитое соломой, и диплом доктора «honoris causa», выданный Петру Оксфордским университетом.

Очевидно, стоимость путешествия, включая покупки, была достаточно высокой: говорили о трех миллионах рублей. Длилось оно восемнадцать месяцев. Но никогда во время этой длинной поездки по разным странам, преуспев в науках и обучившись хорошим манерам, Петр не пренебрегал делами в России. Все, что он видел и слышал, возвращало его на такую далекую и необразованную, но такую грозную родину. Он интересовался и строительством форта в Азове и Таганроге, и событиями в Польше, и даже влиянием России на Китай. «Я узнал от тебя, – писал он Винису, – что в Пекине построили православную церковь и что много китайцев приняло нашу веру. Это очень хорошо, но из любви к Богу в этом деле необходимо действовать осторожно и постепенно, чтобы не раздражать китайских правителей и щадить иезуитов, которые уже давно там обосновались».

Прежде чем продолжить свое путешествие и изучить на месте строительство галер, он готовился покинуть Вену, чтобы отправиться в Венецию. Приготовления к отъезду уже шли полным ходом, когда к нему пришло срочное послание из Москвы: стрельцы опять подняли бунт. В бешенстве царь написал: «Семя Милославских растет» – и, попрощавшись с австрийским двором, вскочил в почтовую карету и помчался в Россию. Лефорт и Федор Головин последовали за ним на незначительном расстоянии. Оставшееся Великое посольство замерло в ожидании распоряжений на месте. В тряской карете, подпрыгивая на ухабах, Петр торопился домой. Он разрывался между стремлением как можно скорее добраться в свою столицу и опасением скомпрометировать дипломатические результаты своего путешествия, мчась без остановок на обратном пути. С точки зрения внутриполитической ему надо было скорее вернуться, а внешнеполитические отношения требовали не торопиться. Зов родины был сильнее. Когда огонь бушует в доме, надо прежде всего спасать стены, сад может подождать. Прямо, в Москву! Он ехал днем и ночью, без остановок. Царя сопровождал эскорт из тридцати всадников. Петр даже не замечал стран, по которым проезжал. Он стремился к единственной цели: подавить стрельцов. Они даже вытеснили из его сознания турок.