Спорим, что ты умрешь? - Алексей Макеев

— Поздравляю, господа, за последний час вам всем посчастливилось не угодить в зазеркалье. А теперь в качестве злоключения: огромная просьба до моего прихода воздержаться от виктимного поведения. Я бы даже сказал — ПРИКАЗ…

— А можно вопрос? — подняла руку нервно ухмыляющаяся Инга. — Что такое виктимное поведение?

— А это типа «сама напросилась», — охотно пояснил Максимов. — От английского «виктим» — жертва. Иначе говоря, смеется тот, кто не в морге. Доходчиво объясняю? Повторяю, — голос сыщика сделался жестче и громче. — До моего прихода никто из этого бара не выходит даже мысленно. Хоть на голове стойте, но за порог — ни ногой. Все друг друга должны видеть. Не нужны мне бродящие по дому призраки. А кто ослушается, по прибытии полиции будет немедленно уличен в содействии преступнику — уж я постараюсь. Все усвоили? Благодарю вас, господа. Снято.

Он дошел до порога, обернулся и с тяжелой неприязнью обозрел безмолвное людское болото. Все смотрели на него.

— Алексей, — обратился он к телохранителю. — Проконтролируйте, пожалуйста, мой приказ. Он не сложный — простая человеческая команда: сидеть! При попытке неповиновения — в морду. Пустовой, — обратился он к рубоповцу, — а вы проконтролируйте, пожалуйста, телохранителя. Все должны быть в кадре.

Он саженными скачками несся по коридору. Мысли бурлили где положено и подсказывали дельное решение. Наиболее вероятное место преступления — кухня. КАТЕГОРИЧНОЕ место преступления! Но не кухня нынче главное — он прекрасно помнит тамошние объекты и готов пройтись по ним с закрытыми глазами. Кухня не предмет — вряд ли в ней произошли перемены. Он должен сосредоточиться… Максимов влетел в номер, дернул из-под кровати сумку и вытряхнул на покрывало содержимое. Натянул шерстяные носки, предусмотрительно упакованные Маринкой, поверх еще одни — запасные. Ворсистые трико под брюки, кофту, свитер. С натягом вдавился в щеголеватые кожаные полусапожки, застегнул под горло полушубок. Пуховые рукавицы поверх перчаток. Сигарету в зубы. Вокруг убогонького гаража администратора не было посторонних следов. Факт из жизни. Следы Ордынцева — были, следы Максимова — были, других — нет. С мистикой он не дружит, мифологизм мышления (вера в сказку) тоже как-то не присущ. Но прирезали Ордынцева, как ни прискорбно, в гараже. Туда ему и дорога (в смысле, Максимову)…

Он сунул в карман плоскую бутылочку «Нахимова», умыкнутую из бара, и выскочил в коридор. Хорошо нынче в доме. Призраки не бродят…

Резкий ветер смел Максимова, как орудийный залп. Холодища добралась до предела, шагнула в беспредел. Ни хрена себе глобальное потепление!.. Он помчался по дорожке, лихорадочно прикидывая, сколько выдержит в этой полярной душегубке. Минут двадцать? Двадцать пять? В гараже на три градуса теплее — легче станет? И этот чокнутый администратор рассчитывал завести мотор?

Он шел по отработанной схеме. Проскочил мимо беседки, свернул за котельную. Отыскал обе пары следов — свои, Ордынцева. Осторожно, ставя ноги в собственные следы (чего боялся? Шальной мины?), побрел к сараю. Памятуя о том, что человеку свойственно заблуждаться, обошел вокруг домика, присел на корточки и внимательно осмотрел следы администратора. Прошел действительно один человек. То есть убийца перенесся по воздуху. Допустим, в момент появления Ордынцева в гараже он там и присутствовал (хотя с чего бы?), а как он в таком случае ушел?

Решение напрашивалось безукоризненно. Победным шагом он вошел в сарай и принялся за работу. Голые стены исключались. Пол залит цементом, он пробороздил его носом и решительно вычеркнул из списка. Забрался под машину, для чего пришлось потревожить администратора, продолжавшего наслаждаться покоем, и запоздало сообразил, что под машиной тайного прохода нет. В противном случае убийце, приходя и уходя, пришлось бы сплющиться в лепешку. Некрасиво как-то, сыщик. Не молодеешь с годами…

Оставались стеллажи у дальней стены. Три стоящие впритык конструкции. Металлический каркас, полки из неструганого и неокрашенного дерева. Он сместился к воротам и метровыми шагами измерил расстояние от въезда до стеллажей. Выбрался на улицу и теми же шагами, проваливаясь по колено, отмахал от угла до угла. Выходило несколько больше. Практически на полтора метра. Подозрения усилились.

Последующие четверть часа стали муками почти библейскими. Он слил бензин из бензобака в керосиновую лампу. Грел руки вместе с варежками. Прыгал, занимался физкультурой. Проклинал судьбу, повелевшую родиться в неприспособленной для проживания стране. Но процесс худо-бедно протекал. Вход в потайной лаз находился за одним из стеллажей. Исходя из того, что недавно этим лазом пользовались, посторонние предметы мешаться не должны. Человек закрылся и ушел. Но у левой стены лежали друг на дружке четыре истертые летние покрышки. Они бы не способствовали открыванию «сим-сима». В центре под ногами путался какой-то брус, да и хлама на полках было предостаточно — при открытии потайной двери он бы обязательно загремел. Максимов передвинулся к крайнему правому стеллажу и начал изучать нижние полки, заваленные всяким хламом. Почему он деликатничает, черт возьми! Ускоряя циркуляцию крови, он смел все железное барахло на пол, моментально облегчив себе задачу. Он прощупывал все выступы стального профиля, стойки, шершавые доски, разложенные на полках уголков, задние стенки стеллажа, приваренные к раме сплошным газовым швом. На случайное везенье даже не рассчитывал. Это в кино методом случайного тыка открывается что-то потайное. В жизни, чтобы добиться результата, нужно основательно превратиться в ледышку… Выступ в задней стенке он сначала счел за неровность стального листа. Сталь коробится от времени. Но потом решил проверить. Сел на корточки и, изогнувшись, рискуя доставить радость застарелому хондрозу, осветил стык листа и профиля под второй полкой. Мудрое решение, однако… Случайно, хоть ты тресни, не добраться. То, что выдавалось за неровность, оказалось стальной накладкой в форме ромба. Он попробовал ее провернуть. Накладка не вращалась. Тогда он уперся ногой в пол, оттянул другую и хорошенько надавил на нее ладонью. Железо утопилось в стену.

Что-то металлическое, снабженное пружиной, сработало за стеной. Он успел отпрыгнуть. Часть стеллажа, включающая пять нижних полок, сделалась дверью. Беззвучно отошла, образовав достаточное для прохода пространство. Из темноты пахнуло прелой глиной. Спуск вниз. Буквально нора — ширина прохода сантиметров семьдесят. Очевидно, в момент прорытия этого лаза комплекция тифлисского вора еще позволяла маневры в подземных норах…

Дверные петли недавно смазали, явно прошелся компетентный человек. Ступени очищены, не совсем, правда, тщательно — пыль и просочившаяся через перекрытия земля просто сметены к стенам. Пять ступеней, продолжение лаза… Очень трудно идти. Запах гнили, стены давят. Надо пригибаться. Но прорыт этот лаз явно на перспективу — вертикальные столбики из долговечной лиственницы, перемычки на столбах, дощатый потолок, не дающий земле безудержно осыпаться. По нему приходится скрести шапкой…

Снедаемый дискомфортом, он все же умудрялся считать шаги. Лаз расширился, образовался низкий склеп (много перекрытий, раскосы из крепких бревен — просто чудо инженерной мысли). Станция транзитная. Помещение ориентировочно над гаражом (оригинально; кто бы мерил высоту, чтобы локализовать этот склеп?). Стоять здесь можно, только согнувшись… Луч фонарика успел схватить две приплюснутые норы, ведущие в диаметральных направлениях, когда Максимов споткнулся о первый труп…

Дыхание сперло. Шапка зашевелилась… Он надеялся на чудо, молился богу, в которого (а разумнее сказать, КОТОРОМУ) не верил, — но чуда, как водится, не случилось. Все четверо были удручающе мертвы.

Лучик света бегал по лицам бывших людей. Перекошенное, когда-то миловидное личико Виолы, смотрит с ужасом — почему Я?! Ротик приоткрыт, зубы, пока еще белые, отливают в матовом свете фарфоровым глянцем. Волосы спутаны, испарина на лбу превратилась в лед, шея скручена… Толстая Люсьен лежит лицом вниз, разбросав обросшие жиром ноги. Зоя Андреевна и Игорь Николаевич Душенины сплелись в посмертных объятиях (злая шутка убийцы? Развлекался в минуты досуга?) — лежат, соприкасаясь лбами, оба серые, глаза навыкат… Всех несчастных на эту «транзитную станцию» тащили волоком, за ноги, уже мертвых (у одних удушение, у других смещение шейных позвонков), бросали как попало, и только над супругами душегуб решил немного «поэстетствовать». А как же кровь на буфете?.. Заговаривая ужас, он внимательно осмотрел трупы. У Виолы вся рука в крови — поранилась, цепляясь за кухонную утварь. Несложно, очевидно, справиться с женщинами. Да и мужчина средних лет, добродушный, покладистый, далеко не боец, вряд ли окажет упорное сопротивление. Зачем напрягаться? Зачем идти на заведомый риск, пытаясь заполучить жилистого Пустового, тренированного Шевченко, здоровяка Каратаева?.. Да и Ворович не такой уж дохляк, невзирая на четыре интеллигентных глаза…