Капитан госбезопасности. Ленинград-39 - Александр Логачев

Налив себе и ей, Навроцкий выпил и сказал:

– Продолжаем вечер. Наш патефон затихнет не скоро. Потом из нашей комнаты будет доноситься странная, неразборчивая звуковая смесь: шарканье мебельных ножек, приглушенный разговор, поскрипывание кроватных пружин. Потом, ближе к ночи или ночью, ты согреешь на примусе воду, принесешь ее в комнату, а я, оставив тебя в комнате, проберусь на кухню, закроюсь там на щеколду и буду долго полоскаться в раковине.

Он обрисовывал сей план действий настолько безучастно, отстранено, по-деловому, что Марине не пришло в голову смущаться, румянец не выступил на ее щеках.

– Где мне ва… тебя положить спать?

– На стульях перебьюсь. Если не возражаешь…

Глава одиннадцатая

Вольтер

Пионер трудится знанья получать.Этот клич зимою нужно выполнять.Солнцу песнь мы поем,К новой жизни мы зовем.На смену, на смену!

Дед только что вернулся из Смольного, по пути в свой кабинет он зашел к капитану Шепелеву. Вскочивший рядовой Минаков опрокинул стул. Зная, как тот умеет оглушительно выкрикивать служебное приветствие, старший майор Нетунаев успел до того, как набравший воздух в легкие рядовой даст ему выход, произнести «вольно».

– Где капитан Шепелев?

– Там, – рядовой вытянул руку в направлении соседней комнаты.

– Сидишь? Отдыхаешь? – сказал Дед, закрыв за собой дверь. Сказал, не скрывая раздражения и недовольства.

Капитан поднялся со стула.

– К сожалению, некуда пока бежать. А куда бегал – все впустую. Что сейчас поступает, не нуждается в проверке – это ясно даже из этой комнаты.

Дед опустился на стул, на котором обычно сидел лейтенант Гвазава. Достал пачку «Казбека».

– Подражаешь тому буржуазному сыщику, который расследовал, не выходя из кабинета? Как его там звали…

Дед, еще не прикурив, надорвал зачем-то зубами папиросный мундштук, потом запихнул папиросу обратно в пачку.

– Не могу уже курить, вся дыхалка и так табачиной забита. Ты знаешь, капитан, что началось?!

– Догадываюсь, – ответил Шепелев. – Что и должно было начаться. О чем я и говорил сегодня утром.

– Какой ты у нас умный! Что ж ты никого не поймал! Почему не смог задержать диверсанта живьем! Двух людей погубил!! А где ты сам был?! В кабинете просиживал! – Дед бил в незащищенное место, он был прав, возразить ему было нечего. – Все приведений ловишь?! Где они твои приведения?!

– Здесь, – Шепелев продолжал стоять, перекатывая в ладонях бензиновую зажигалку. – И ты видишь, что подтверждаются мои слова.

– А, может, уже подтвердились? Или покушение на убийство секретаря райкома – пустяк и твоего внимания не стоит, как и диверсия на «Красной заре»?!

– Нет.

– Нет?!

– Нет. Худшее впереди.

– Худшее уже началось, капитан. Если нас с тобой не расстреляют завтра, то, можно сказать, нам повезет. А стрельнут – будут правы.

– Но до этого я должен успеть выявить замысел врага, – капитан наконец сел.

– Успеть он хочет, – проворчал Дед. Раз он перешел на ворчание, значит, гнев, принесенный им с собою, пошел на убыль. – Ну, допустим, ты прав. И что с того? На что ты надеешься?

– На то, что врагом приведен в действие разветвленный механизм, задействовано много людей. – Легкие капитана в отличие от старшего майора еще были способны принимать табачный дым, капитан закурил. – И не могут они действовать безошибочно, не могут не задеть одну из жил, натянутых мною в этом городе. Когда-то где-то должен звякнуть сигнальный колокольчик. Вот я и надеюсь его расслышать. В конечном счете, надеюсь на ночные рейды. Правда, на них меньше всего.

– Красиво говоришь. Прям оратор на трибуне, – с момента последнего разговора Дед осунулся, потемнел лицом. Похоже, не осталось в нем сил даже на продолжительный гнев. – Колокола уже звонят, а не колокольчики. Если б ты слышал, какой крик стоял в Смольном. Что там творилось! Товарищ Жданов отбил кулак о мебель. А если б я вдруг встал и слово в слово повторил твою ахинею, – Деду вдруг самому стало смешно, – я бы сейчас точно ехал в желтый дом, а не выслушивал бы басни о привидениях. Партия дала нам сутки, капитан. Чтобы вырвать с корнем заразу, которая посмела высунуть голову. Заговор врагов, устроивших взрывы и убийства, должен быть раскрыт.

Дед замолчал. Молчал и капитан, докуривая папиросу. Потом Шепелев спросил:

– Могу я рассчитывать на десять групп и десять машин на ночь?

Дед внимательно посмотрел на подчиненного, вздохнул и ответил:

– Получишь. Ну, ладно, капитан, если допустить, что ты прав… Какого рода операция готовится? Диверсия, покушение, кража секретных документов, что?

– Не знаю, – не стал врать Шепелев.

– А попробовать определить место проведения врагом акции?

– Сходу могу назвать сотню возможных мест, одно другого лучше.

– М-да, – Дед покачал головой, – Комиссар госбезопасности второго ранга уже отдал приказ. Половина личного состава будет брошена на усиление охраны объектов и отдельных лиц по особому списку. Может, удастся предотвратить…

– А я думаю, это учтено врагом. И он как-то хочет это использовать. Тут у меня появились кое-какие соображения…

В дверь постучали.

– Да! – отозвался капитан.

В дверь заглянул рядовой Минаков:

– Товарищ старший майор, разрешите обратиться к товарищу капитану?

Нетунаев махнул рукой «обращайся».

– Товарищ капитан, там по аппарату… Ничего не передали. Сказали кого-нибудь из командиров. Назвались… – Минаков опустил глаза на ежедневник, который держал в руках, – Вальтером…

Через несколько минут, когда капитан Шепелев вернулся в комнату, старшему майору Нетунаеву достаточно было увидеть ожившие глаза капитана, чтобы понять – телефонный звонок принес след.

– Этого я и ждал, – сказал Шепелев, в голосе его слышалось охотничье нетерпение, – они ж не боги, чтоб парить над землей, совсем уж ее не касаясь…

Рядовой Минаков напутал. Оперативный псевдоним позвонившего произносился не «Вальтер», а «Вольтер». Человек сам себе его выбрал. Наверное, потому, что работал он по поэтической линии. Более чем просто работал – преуспевал. Его стихи печатали на передовицах, песни на его стихи исполнялись с эстрады, на демонстрациях, в кинематографе перед сеансами и по радиотрансляции. «Вольтер» вел публичную жизнь, полную ресторанов, домашних и дачных застолий, ялтинских санаториев, красивых женщин и новых знакомств. Обилие знакомств его и погубило. Кто-то вспомнил, что поэт был некогда близок с семьей одного репрессированного маршала и поставил в известность органы. Капитан Шепелев, которому поручили это дело, подозревал, что материал о дружбе с семьей маршала всплыл не сегодня. Но до поры до времени на этот фактик из жизни поэта, имевшего влиятельных покровителей, закрывали глаза. Припомнили, конечно, не случайно. Предположительно, поэт, слишком вольничавший с замужними женами, насолил очень серьезному человеку, мнения и пожелания которого были более чем весомы. Так появилась папка с делом поэта, куда сразу же добавились разные мелкие губительные для легкомысленного сочинителя подробности. Например, во время застолий он любил исполнять переложение известной песни, имитируя Утесовский голос:

Бывайте здоровы, живите богато,Насколько позволит вам ваша зарплата.А если зарплата вам не позволит,Тогда не живите, никто не неволит.

За одну такую песенку, в которой содержится издевка над советским строем, можно уже было привлекать. И подобного набралось немало. Папку вручил Шепелеву майор Алянчиков с просьбой расследование не затягивать.

Поэт сам помог ускорить расследование тем, что сходу чистосердечно признался в сотрудничестве с вражеской разведкой. И это оказалось сущей правдой.

Выяснилось, что денежные аппетиты будущего «Вольтера» значительно превышали его доход. На этой слабости его и взяли. Классически опутали долгами, зависимостями и компрометирующими материалами, а взамен возможным неприятностям предложили неплохо оплачиваемое сотрудничество. «Вам всего-то и придется внимательно слушать и запоминать, что говорят в тех домах, где вы бываете. Больше ничего от вас не потребуется», – пообещали ему. И поэт стал работать на разведку, как ему намекнули, на английскую. Впрочем, поэт никогда всерьез не задавался вопросом, куда уходит его информация. Зато заинтересовало это капитана Шепелева, когда он выслушивал у себя в кабинете поток откровений популярного сочинителя, прерываемых всхлипами и мольбами о пощаде.

Капитан Шепелев сумел, хотя немало трудов и нервов это стоило, убедить руководство отпустить арестованного на свободу, чтоб затем давать через него дезинформацию и одновременно выявить шпионскую цепочку, в которую включен поэт. Так появился агент под псевдонимом «Вольтер».