Заблудшая душа - Антон Грановский

Корсак почувствовал, как по спине его пробежала холодная волна страха.

— Тихо… — хрипло прошептал он, обращаясь к зверю.

Затем, действуя почти интуитивно, осторожно опустил руку в карман плаща, нащупал там открытую пачку печенья, которую купил на каком-то полустанке по пути в город, вынул печенье из пачки и швырнул на траву. Зверь снова зарычал, но потом наклонил белую голову и обнюхал печенье. Исподлобья посмотрел на Глеба, а затем схватил печенье зубами и быстро сожрал.

— Молодец… — громким шепотом похвалил Глеб. — Я тебе еще дам.

Он бросил добавку. На этот раз монстр поймал печенье на лету и, щелкнув зубами, быстро его проглотил. Вдруг со стороны шалаша донесся резкий короткий свист. Зверь насторожился, затем быстро повернулся и исчез из вида. Глеб вытер рукавом плаща вспотевший лоб и облегченно перевел дух. Затем снова выглянул из-за дерева. Черный человек удалялся прочь, и белый зверь бежал рядом с ним. И только в эту секунду Корсак понял, что белый монстр был обычным, хоть и очень крупным, бультерьером.

Глеб беззвучно чертыхнулся, но тут же снова отпрянул. Славик Геер прошел мимо него и двинулся обратно к городу. Глеб немного выждал, а потом последовал за ним.

У самой черты города Глеб быстро настиг Славика — подбежал сзади, схватил крепыша за шею и швырнул его грудью на траву, после чего уселся сверху на спину и заломил парню руку.

— Аа-а! — вскрикнул Славик, но Глеб накрыл ему рот ладонью.

— Тихо, — негромко сказал Глеб. — Все хорошо. Мы просто поговорим.

Славик повернул голову и скосил на него глаза.

— Сейчас я уберу руку, но ты не будешь орать, — сказал Глеб. — Иначе тебе будет больно. Понял меня?

Славик закивал. Корсак убрал ладонь с его губ.

— Ты… — прохрипел Славик Геер. — Это ты!

— Да, — отозвался Корсак. — Это я.

— Ты врубаешься, на кого наехал, старпер?! Да я тебя…

Геер попытался вырваться, но Глеб заломил ему руку чуть сильнее.

— Сволочь! — простонал Славик страдальческим голосом. — Мой папик тебя на британский флаг порвет!

— Если сам не надорвется, — холодно парировал Корсак.

Он еще больше усилил нажим.

— А-а… — взвыл Славик. — Пусти, гад!

— Пущу, если ответишь на мои вопросы.

— Какие еще вопросы?!

— Что ты делал в лесу?

— Не понимаю, о чем ты.

Глеб сжал еще сильнее. Из глаз парня хлынули слезы.

— Пусти… — простонал он.

— Пущу. Но сначала ты расскажешь мне, что делал в лесу?

И Глеб надавил еще сильнее. Из глаз Геера текли слезы.

— Это крэк… — плакал Славик.

— Что?

— Крэк. Я получал товар.

Глеб быстро обшарил карманы парня и нашел в них два прозрачных пластиковых пакета с белыми хлопьями внутри.

— Пусти… — снова захныкал парень. — Прошу… Больно же.

Глеб положил пакеты на траву.

— У кого берешь дурь? — сухо поинтересовался он.

— У одного залетного фраера. Он приезжает раз в неделю. Встречаемся мы с ним в лесу.

— Кто он такой?

— Да не знаю я! Он мне дает товар на реализацию, а через неделю я ему отдаю бабки. А имени его я не спрашивал.

— Значит, крэк, — задумчиво проговорил Глеб.

Он чувствовал досаду. Всего лишь наркотики. И никакой страшной тайны.

— Пусти! — снова взмолился Геер-младший.

Но Глеб не спешил его отпускать. Нужно было прояснить еще один вопрос.

— Я знаю, что ты помогал Борису Алексеевичу разбирать старые экспонаты в подвале музея.

— И что? — хрипло проговорил Славик.

— Зачем ты это делал?

Парень не отвечал.

— Говори! — Глеб надавил ему на руку.

— А-а… — простонал Славик. — За деньги! Я помогал ему за деньги!

— За деньги? — удивленно переспросил Глеб, чуть ослабляя нажим.

— Да! За деньги! И крэк, и все остальное! — Славик шмыгнул носом. — Думаете, раз мой папаша банкир, то и у меня тоже куча денег?

— А разве нет?

— Папик, сволочь, денег сцеживает — как чужому! Дает на неделю столько бабла, сколько мне и на день не хватает!

— Не хватает денег, чтобы пускать пыль в глаза? — уточнил Глеб.

Геер зыркнул на него скошенным глазом.

— А ты бы на моем месте что сделал? Меня уважают только потому, что я — сын богача Геера. И Кристинка со мной только поэтому мутит. Как я им скажу, что мой батя — жмот и кулак? И что своему родному сыну бабла сцеживает меньше, чем камердинеру?

Глеб обдумал слова парня.

— Бизнес, значит, — задумчиво проговорил он.

— Угу. А че, я же никому плохо не делаю.

— Сколько дядя тебе платил за работу?

— По две штуки за вечер.

— Откуда у него были деньги?

— Откуда я знаю?!

— Как вы нашли подземный тоннель?

— Дядь Боря нашел его до меня. А я просто помог ему эту дыру разгрести. Расчистить там все… — Славик захныкал. — Пусти руку, изверг! Сломаешь же!

— Сколько времени ты на него работал? — сухо спросил Глеб.

— Не знаю. Месяц или больше.

— Ты ходил к нему каждый день?

— Почти. Приходил часов в восемь вечера. А уходил после полуночи.

— И что интересного вам удалось найти?

— Да ничего я не искал! — снова взвыл парень. — Я только камни долбил и мусор выносил! Пусти руку, больно!

Глеб выпустил руку Славика и поднялся на ноги. Парень перевернулся, сел на траве и, морщась от боли, потер пальцами вывихнутое запястье. Потом посмотрел на Корсака снизу-вверх и проговорил:

— Не сдавайте меня. Прошу! Если папик узнает, он с меня шкуру живьем сдерет. Я не шучу. Три года назад он сломал мне ногу за то, что я упер у него из кармана сотку баксов. А матери рассказал, что я упал с лестницы. До сих пор шрам остался. Показать?

— Не надо. Ты, случайно, не знаешь — захаживала ли к нему какая-нибудь женщина?

— А то! Баба у него точно была.

— Баба?

— Ну, телка. Только это уже после того, как он меня уволил, поэтому я ее никогда не видел.

— Откуда же ты знаешь, что у него была «телка»?

— А я, когда за зарплатой пришел, видел у него на воротнике рубашки след от губной помады. И физиономия у него светилась ярче луны. И еще — в подсобке пахло духами. Помню, я тогда пошутил, поздравил его с потерей девственности. — Славик ухмыльнулся. — Так он будто взбесился. Стал на меня орать, топать ногами.

— А ты?

— А че — я? Бабки свои взял да и ушел. Не связываться же мне с припадочным!

Славик Геер поднялся на ноги. Пугливо глянул на Глеба и спросил:

— Мне уже можно идти? А то рука сильно болит.

— Иди, — разрешил Глеб.

Славик повернулся и потрусил в сторону бара. Глеб посмотрел ему вслед, задумчиво сдвинул брови и потянулся в карман за сигаретами.

…Гостиничный номер не отличался особым комфортом, но после целого дня беготни, забот и страсти он показался Глебу Корсаку настоящим тихим островком посреди бушующего океана событий.

Глеб разулся, скинул пиджак и повалился на кровать. Полежал немного неподвижно, наслаждаясь отдыхом, потом повернул голову к тумбочке и взглянул на рукопись дядиного романа. Несколько секунд он размышлял, затем, решившись, протянул руку и взял стопку бумаг с тумбочки.

Открыл рукопись на заложенной странице, поправил поудобнее настольную лампу и погрузился в чтение, начав с того абзаца, на котором остановился утром.

«Закончив мыть руки, пастор выпрямился, обвел общинников строгим взглядом и громко сказал:

— Кузнец Ганс отправился в лучший мир. Теперь все позади. Лекарь, окажи помощь всем, кто в ней нуждается!»

«— Меня зовут отец Зиберт, — представился человек в рясе, усадив Галеба за стол и усевшись напротив. — Я пастор и глава этой общины.

— Вы предводитель тех людей, которые мучили меня? — негромко уточнил Галеб.

— Прости за это. Мы должны были убедиться, что ты не представляешь для нас угрозы.

Галеб кивнул, давая понять, что принимает извинения, и спросил:

— Что случилось с кузнецом Гансом?

Глаза пастора Зиберта сверкнули, и он ответил глухим, предостерегающим голосом:

— Ты ведь слышал — в него вселился злой дух.

— Это в самом деле так?

— Да. Роминтскую пущу, из которой ты пришел, называют адской. Именно поэтому наши люди отнеслись к тебе настороженно.

— Они подумали, что я — злой дух?

— А ты их за это осуждаешь?

Галеб нахмурился и покачал головой:

— После того, что я увидел, — нет.

Взгляд пастора стал более благосклонным, словно он убедился, что имеет дело с адекватным человеком, и это принесло ему удовлетворение.

— Как тебя зовут? — спросил отец Зиберт. — Ты назовешь мне свое имя?

— Меня зовут Корсо.

— Как? — не расслышал пастор.

— Галеб Корсо.

Пастор прищурил карие глаза:

— Трудное имя. Ты не против, если я буду называть просто Галеб? Мне и моим людям будет гораздо легче и привычнее произносить его.