В постели со Снежной Королевой - Татьяна Михайловна Тронина

— Она чудо, правда? — шепнул Алене на ухо Костя.

— Правда, — мужественно ответила Алена.

Машенька быстро покончила с Моцартом и торжествующе повернулась:

— Нет, ну звук у вашего рояля какой-то тусклый, что ли… А вы к нам на свадьбу придете?

— Приду.

— Это хорошо, а то мои предки отказались… — вздохнула она.

— Почему?

— Потому что не верят в серьезность наших чувств, — уныло произнес Костя.

Машенька села Косте на колени и поцеловала его. Костя тоже ответил ей долгим поцелуем, потом торжествующе повернулся к Алене:

— Она красавица, правда?

— Костя тоже славный мальчик, Маша любит Костю… — залепетала Машенька, взлохматив волосы на его голове. Они ворковали, не обращая на Алену никакого внимания — она даже заскучала.

— Извращенцы… — печально вздохнула Алена. — Вы этим могли и без меня заниматься!

Машенька счастливо захихикала, а Костя возмутился:

— Алена, это любовь! Ты ничего не понимаешь.

— Ну да… — засмеялась она. — Кстати, у меня есть шампанское. Костя, откроешь?

— Ты действительно ничего не понимаешь в человеческих отношениях, — сурово выговаривал брат, открывая бутылку. — Тебе уже столько лет, а ты все одна. Разогнала всех своих мужчин, заперлась в четырех стенах…

— Я их не разгоняла, они сами ушли, — заметила Алена.

— Ушли, потому что ты сухая, черствая, бескомпромиссная… — Костя налил шампанского в бокалы и снова демонстративно полез к Машеньке с нежностями. Та счастливо хихикала… — Вот Машуня — она другая. Она способна сопереживать, она полна жизни, у нее оптимистический склад ума!

Костя разливался соловьем, не сводя с невесты влюбленных глаз, а Алена уже начала злиться.

— Костя, перестань! — огрызнулась она. — Всё, ваше здоровье…

В этот момент зазвонил телефон.

— Алло! Говорите же… Алло, вас не слышно!

Алена бросила трубку на рычаг.

— Кто?

— Я не знаю… Лучше расскажите, как вы провели праздники.

— Ой, это было просто чудесно! — вспыхнула Машенька. — Там, значит, была ледяная гора, с которой мы катались на санях, а потом устроили фейерверк, и у одного товарища загорелась борода — помнишь, Костик?..

Машенька лепетала, Костя время от времени душил ее поцелуями. Алена слушала, рассеянно улыбаясь… В этот момент раздалась трель домофона.

— Алена, открой! — закричала Люба в переговорное устройство. — Открой, я знаю, что ты дома…

— Открываю, конечно… — удивленно сказала Алена и нажала на кнопку.

Через мгновение в квартиру ворвалась Люба, на ходу стаскивая с себя дубленку. Машенька с изумлением уставилась на гостью.

— Люба, это невеста Кости… — начала Алена, но подруга не дала ей договорить.

— Всё, мальчики и девочки, визит закончен! По домам! У меня срочный разговор с этой особой… — закричала Люба.

— Ладно, Машуня, пошли, — сказал брат, с жалостью глядя на Любу. — В жизни каждой дамы трагедии и драмы…

Когда за ними наконец захлопнулась дверь, Алена с тревогой спросила:

— Случилось что-то ужасное, Люба?

— Случилось, — мрачно произнесла Люба. — Где Алеша?

— Я не знаю, — удивленно ответила Алена. — А зачем он тебе?

— Но он ведь к тебе заходил — на Новый-то год?..

— Заходил…

— Вот! — Люба упала на диван, отчего тот жалобно взвизгнул пружинами. — Он к тебе заходил!

— Любка, ей-богу, я не понимаю…

— Чего ты еще не понимаешь? По-моему, все достаточно ясно…

— Что ясно? — спросила Алена, и какое-то нехорошее предчувствие охватило ее — ответ был близко, очень близко, но она упрямо не хотела верить в него. Люба — в ярко-рыжем свитере, коричневых брюках, с гривой каштановых волос, мощными бедрами, огромными влажными глазами — теперь напоминала лошадь. Даже не просто лошадь — а норовистую кобылицу, которая недовольно била сейчас копытом в землю. Недаром Машенька так таращилась на нее…

— Алена, — тихо произнесла Люба. — Ты отняла его у меня — тогда, давно, помнишь? А теперь ты снова пытаешься его отнять, да?..

Алена ахнула. Но она все еще не хотела верить.

— Снова? Любка, что ты такое говоришь…

— Я ведь так его любила… Я так его любила, что чуть не умерла, — сказала Люба, смешно, по-лошадиному, раздувая ноздри, но Алене было не до смеха. — А ты тогда смеялась — «Любка, он мой! Любка, я тебе его не отдам!». Я, между прочим, до сих пор все помню, слово в слово — что ты мне тогда сказала…

— Я? — растерялась Алена, у которой были совсем другие воспоминания. Ну да, они встречались все втроем, смеялись, шутили, все было несерьезно и весело. Алеша предпочел ее, а не Любу, но Люба, кажется, и не думала переживать… А теперь оказалось, что Люба очень даже переживала! Почему же она, Алена, не замечала этого? Или не хотела замечать?.. — Погоди, так это ты?..

— Что — я? — сурово нахмурилась Люба.

— Это к тебе он ушел, значит… — с тоской пробормотала Алена. — Это из-за тебя…

— Я его люблю. Я никогда и никого не любила, кроме него, — раздельно произнесла та. — Я за Алешу могу умереть, если ты хочешь знать.

— Люба, но я же твоя подруга…

— Я тоже твоя подруга — но тогда, пять с половиной лет назад, тебя это не остановило.

— Все не так! Все было не так! — протянула к ней руки Алена. — Люба…

— Я долго молчала. И он молчал. А потом, позапрошлой осенью, у нас все и случилось. Помнишь — Алеша предложил тебе расстаться, только намекнул… И ты сама тогда ушла от него. Сразу же. Легко, не уронив и слезинки, ни о чем не спросив… Зачем ты теперь упрекаешь меня?

— Затем, что теперь я потеряла и тебя. Любка, такое не прощают.

— Но я-то тебя простила тогда, пять лет назад! — возмутилась та. — А теперь ты снова у меня отнимаешь Алешу! Знаешь, что он мне сказал перед Новым годом? Он мне сказал, что не будет с тобой разводиться, что он хочет вновь сойтись с тобой…

— Алеша приходил ко мне тридцать первого, но я его прогнала, — сказала Алена отстраненно.

— Действительно прогнала? Ты не придумываешь? Я искала его по всей Москве, и тебя тоже нигде не было…

— Люба, я не собираюсь с ним снова сходиться! — схватилась Алена за голову. — Даже если бы я умирала от одиночества, я бы все равно не смогла его простить… То есть простить бы я смогла, но жить с ним, любить его — никогда. Потому что это было бы слишком унизительно — я перестала бы считать себя человеком, я перестала бы себя уважать!

Люба надменно усмехнулась.

— Ишь ты, уважать бы она себя перестала… Это называется — гордыня, а гордыня — грех. У тебя каменное сердце.

— Грех? — захохотала Алена. — Милая моя, кто бы говорил — ты отняла у меня мужа,