Он не хотел предавать - Феликс Меркулов

В качестве показаний родственников фигурировали только показания жены Завальнюка — Любови Кричевской. Она подтвердила, что муж никогда не пользовался ремнями безопасности.

Мочалов пошел дальше. Он узнал, что Завальнюк был женат на Кричевской вторым браком и что в Москве проживают его первая жена и дочь. Олег наведался к ним, но обе женщины сказали то же самое: Завальнюк по русской привычке полагался на авось, о такой ерунде, как ремни безопасности, не думал. Правда, заметила жена, Егор Ильич ездил всегда аккуратно.

— Что вы имеете в виду? Гонки не любил?

— Не любил пустой риск, ездил осторожно. Водителей выбирал.

— А с какой скоростью он обычно ездил?

— Сто — сто двадцать. Для него это нормально, но водители у него всегда были профессионалы.

Все вышесказанное внешне не противоречило обстоятельствам катастрофы, и все же оставались мелкие нюансы… Если Завальнюк всегда осторожно подходил к выбору шоферов, как мог к нему затесаться Лежнев-Леже? Вообще кто он такой?

По телефону певицы, предоставленному помощницей Кричевской, женским голосом отвечал автоответчик: «Спасибо за звонок, к сожалению, не могу вам ответить. Слушайте мои песни, и в них найдете ответ. Тоже вас люблю. Ваша Алсу». Прослушав эту запись с десяток раз, Мочалов раз и навсегда возненавидел творчество модной певицы. Разыскать ее следы в Москве оказалось труднее, чем попасть на прием к президенту. С точки зрения алиби Кричевская использовала стопроцентный вариант: следователь мог потратить год на поиск свидетельницы…

Никакой информации на Лежнева-Леже найти не удавалось. Переписка с консульским отделом посольства Российской Федерации в Париже отняла у Мочалова почти месяц. Он отправил запрос, когда и на какой срок посольство РФ в Париже выдало в прошедшем году визу французскому гражданину Пьеру Луи Леже. Ответа пришлось ждать так долго, словно адресат находился на Марсе. Наконец долгожданное письмо за подписью секретаря посольства дотелепалось до Таганской прокуратуры. Мочалов с нетерпением вскрыл его и, что называется, обломался: посольство РФ в Париже сообщало, что не выдавало в минувшем году визу упомянутому гражданину Франции. Правда, в письме содержалась подсказка: секретарь посольства напоминал следователю, что подобную визу гражданин Франции теоретически мог получить в любом консульском отделении посольства РФ за границей, и не только во Франции, но и в других странах мира.

Это, конечно, было здорово: писать во все консульские отделения РФ, рассеянные по глобусу!

А если этот Леже открыл российскую визу на атолле Токелау?

Ладно! Мы пойдем другим путем, как говорили деды… Мочалов сделал запрос в Российское отделение Интерпола, прося помощи в установлении личности человека, о котором было известно немногое: гражданство, иностранное имя-фамилия в русской транскрипции да внешние данные. Ну и еще примерные сроки пребывания в пределах нашего отечества. Он сам удивился тому, что ответ пришел неожиданно быстро. Леже был идентифицирован.

Им оказался тридцатитрехлетний владелец автосервиса в пригороде Парижа — Бобиньи, прибывший в Россию в статусе бизнесмена в мае, а убывший обратно во Францию в сентябре минувшего года. Стало быть, приехал, поработал шофером, попал в аварию и — уехал.

И тут Мочалову пришла в голову одна безумная идея…

Над Дмитровским полигоном висел густой весенний туман. Пахло свежевспаханной землей и бензином. Мимо мокрых, пустых трибун с тракторным ревом проносились лишенные глушителей автомобили.

— Как мне найти Аксенова? — перекрикивая шум, спросил Мочалов у проходившего мимо человека.

Человек в грязном комбинезоне неопределенно махнул рукой в сторону полукруглого ангара:

— В гараже спросите!

Мочалов кивнул.

Испытательный полигон научно-исследовательского института автомобильной промышленности был похож на поле танкового сражения, всхолмленное буграми и иссеченное буераками. В тумане там и сям пестрели среди поля красно-белые полосатые тумбы. Мочалов хотел было пройти через поле напрямки, но тут же едва не угодил под колеса невесть откуда выскочившей «Нивы» и был обруган свирепым водителем в защитном шлеме. Получив массу впечатлений, Олег дал кругаля, обошел поле вдоль трибун и добрался наконец сразу до гаражей. На синей металлической двери висела аккуратная, написанная маслом от руки табличка: «Толкни меня». У людей, обретавшихся за этой дверью, имелось чувство юмора, что вселяло оптимизм.

Мочалов последовал их доброму совету — толкнул дверь.

Человек, которого он искал, стоял над открытым капотом автомобиля, состоящего из металлического скелета и двигателя, и с видом хирурга обтирал руки ветошкой.

— Здравствуйте! — окликнул его следователь.

Тот обернулся и неопределенно кивнул. Подойдя ближе, Мочалов рассмотрел на лице Аксенова сеточку белесых мелких рубцов — следов старой аварии.

— Валентин Петрович? Это я вам звонил вчера, — протягивая руку, представился он.

Аксенову на вид было лет шестьдесят. По-цыгански кудряв, черноволос и кареглаз и, как рассказывали о нем, вспыльчив и горяч тоже по-цыгански. Родом он был с Кубани, из казацкой станицы под Армавиром, за свою жизнь сменил много профессий: был гонщиком, каскадером, тренером, работал в кремлевском гараже, водил «Чайку», на сочинской даче Брежнева заведовал личным гаражом генсека. Мочалову его посоветовали как лучшего специалиста в своей области.

— Можем мы с вами в каком-нибудь спокойном месте поговорить? — надрывая горло, прокричал следователь.

Рядом с оглушительным визгом работала электродрель, рассыпая во все стороны бенгальские искры.

Аксенов огляделся по сторонам, бросил ветошку в ящик с инструментами и кивком пригласил следователя идти за ним. Они вышли из гаража, прошли сотню метров, снова вошли в гараж, но уже с другой стороны ангара, и поднялись по металлической лестнице в стеклянную будку, похожую на кабинку спортивного комментатора. Отсюда был виден весь полигон.

Мочалов расстегнул папку и разложил на столе перед Аксеновым фотографии с места аварии:

— Иван Сергеевич порекомендовал мне обратиться именно к вам. Он помнит, как вы ему тогда помогли. Привет вам передает.

— Спасибо, и вы ему от меня передавайте.

Аксенов пошарил в кармане серой спецовки, нашел очки и с интересом стал рассматривать снимки. При виде груды обломков, оставшихся от «лексуса» Завальнюка, он сочувственно покивал головой:

— М-да…

— Валентин Петрович, вот вы самый опытный человек, скажите, на ваш взгляд, могла эта авария произойти неслучайно? Мог водитель совершить такой наезд с целью убийства пассажира?

Аксенов молча рассматривал фотографии. Мочалов не торопил его.

— Трудно сказать, — наконец произнес механик. — А где сейчас обломки машины?

— Ржавеют на стоянке, коли уже не попали в металлолом. Если нужно, я постараюсь их вам сюда доставить.

— Автогеном резали?

— Пришлось. Иначе тело никак не могли извлечь.

— Комиссия на месте аварии работала?

— Да. Вот их отчет, я вам могу оставить копию. Я, знаете, не специалист…

Аксенов взял из рук следователя папку, внимательно прочитал экспертный отчет. Отложил папку в сторону. Подумал.

— Нет, — сказал он. — Я думаю, вряд ли.

— Что — вряд ли?

— При таких условиях совершить умышленный наезд? При почти нулевой видимости, ночью?.. Чистое самоубийство.

— Но теоретически? Хотя бы чисто теоретически?

Аксенов снял очки. Потер переносицу.

— Ну не знаю. Чисто теоретически многое можно допустить. Чисто теоретически вон ученые говорят, что через пятнадцать лет на нас метеорит упадет и Земля погибнет. Так что, думаете, он упадет? Навряд ли. А почему? Потому что вероятность напрямую зависит от количества аналогичных случаев. Вы мне можете привести аналогичный пример катастрофы?

Мочалов отрицательно покачал головой.

— Вот и я тоже, — подтвердил Аксенов.

— То есть вы уверены на все сто, что это несчастный случай?

— На девяносто пять, — поправил Аксенов. — Еще процентов пять — серая зона. Как на детекторе лжи. Может, так, а может, и эдак… Трактовать можно по-разному.

— То есть в принципе в порядке бреда можно допустить, что нашелся такой водитель, который согласился за огромную сумму рискнуть здоровьем и совершить такой наезд? — упрямо гнул Мочалов.

Аксенов, глядя на него, даже рассмеялся.

— Я свое, а вы свое?.. Говорю же, допускать можно всякое, но в жизни такого не могло быть. Жизнь — это жизнь.

— Почему не могло быть?

— Во-первых, водитель рисковал нездоровьем, он жизнью рисковал.

— Допустим, нашелся такой.

Аксенов скептически покачал головой: