Фантом - Сергей Дубянский

– Я приеду, приготовлю. Все-таки мы должны закончить все по-человечески.

Дима не понял, что предстоит закончить – похороны или их собственные отношения, но, тем не менее, сказал:

– Приезжай, – и положил трубку. Залпом выпил водку, закусил купленной для «гостей» копченой курицей, покурил и наконец почувствовал, что устал. Напряжение последних дней наливало веки свинцом и клонило голову к столу.

Силы нашлись только для того, чтоб добраться до дивана и рухнуть. Никаких сновидений не было. Он словно нырнул в черный омут, а утром вынырнул, легко и естественно, как делал это каждый день. Солнце уже поднялось, но все еще касалось вершин деревьев нижним красноватым краем. Дима умылся, позавтракал, и только после этого зашел в бабкину комнату. Здесь ничего не изменилось. Впрочем, это естественно, ведь вся мистическая фантасмагория осталась в той, первой ночи. Даже запах в комнате стоял хоть и неприятный, но не тошнотворный (наверное, из-за разбитого окна, которое вчера он так и не удосужился вставить). Дима равнодушно посмотрел на труп, ставший привычной частью обстановки, и направился к столу, собираясь убрать «семейные реликвии», но в дверь позвонили.

Выглянув на улицу, Дима увидел стоявшую вертикально, и поэтому казавшуюся огромной, крышку гроба. Ее гротескные красно-черные цвета вносили такую дисгармонию в блеклое спокойствие сада, что Дима невольно подумал: …Наверное, такая же дисгармония существует между жизнью и смертью… Но не успел развить свою мысль – стоявший на пороге мужчина с чемоданчиком, по-хозяйски отстранив его, вошел в дом и остановился; сзади Дима увидел еще двух парней, державших гроб. Поздоровавшись, старший открыл обе створки входной двери. Связки старых газет, с незапамятных времен валявшиеся в узком проеме, и составлявшие часть установленного порядка, безжалостно полетели на улицу.

– Где покойница?

– Там, – Дима указал на дверь.

– Ни фига себе!.. – старший присвистнул, оглядывая комнату, – строили ж раньше!

– Да уж, а то теперь, – вместе со словами изо рта его помощника, несмотря на раннее утро, выполз запах перегара.

– Ну что, бабуля, – старший повернулся к трупу, – пора менять жилплощадь на более скромную.

Откинув одеяло, он взглядом специалиста оценил худое желтое тело; видимо, оставшись доволен, кивнул кому-то невидимому и открыл чемоданчик.

– Сейчас мы тебя, бабуля, красивой сделаем, как при жизни сроду не была.

Дима поднял глаза на стену с фотографиями и подумал, что красивее сделать ее вряд ли удастся.

– Несите гроб, – скомандовал старший.

Дима кинулся убирать со стола. Ему не хотелось, чтоб кто-нибудь прикасался к вещам из шкафа; а еще он подумал, что надо получше замаскировать наган, во избежание лишних вопросов… или, нет – лучше достать его и всегда держать под рукой. Он и сам не знал для чего, но так надо…

– Хозяин, – старший склонился над трупом, – во что бабулю одевать будем?

– Одевать?..

– Ну да. Не голой же ее хоронить.

Об этом Дима не подумал. Впервые за долгие годы открыв скрипучий платяной шкаф, он поразился, какой, оказывается, у бабки обширный гардероб (он-то привык видеть ее в одном и том же платье в мелкий синий горошек). Стал медленно двигать вешалки, вдыхая запах пыли и нафталина, но все платья были совсем неподходящими к случаю – яркие, с большими пестрыми цветами. Наверное, любила она это радостное разноцветье. Наконец, попалось одно, темно-синее с белым отложным воротником, похожее на детский матросский костюмчик (такой Дима носил лет в пять).

– Подойдет? – он встряхнул его, вроде, рекламировал товар.

– Нам-то, какая разница? – старший даже не обернулся, – во что скажешь, в то и оденем. Ей-то уже все равно, а ты смотри, чего не жалко. Может, продашь что… хотя кому сейчас старье нужно?.. Если только нищим раздать.

…Действительно, надо будет все это вывезти куда-нибудь к церкви и там оставить… – он вспомнил мужчину с девочкой и пожалел, что в шкафу нет детских вещей.

– А туфли?..

– Есть, – не спрашивая, подойдут ли они, Дима достал черные «лодочки».

– Все, хозяин, – старший поднял голову, – можешь идти. Дальше мы сами.

Диме и самому хотелось уйти, потому что когда убрали одеяло, трупный запах усилился, да и вид старческого обнаженного тела действовал угнетающе, поэтому удалился он с радостью, плотно прикрыв за собой дверь. Неприкаянно прошел в кухню и остановился у окна, глядя на голубое небо и темно-бурую листву с редкими золотистыми вкраплениями. …Вот и все, – подумал он, – а бабушка этого уже никогда не увидит, хотя оно, наверное, было любимым зрелищем в ее жизни…

Присел на табурет, достал сигарету и почувствовал, что что-то ему мешает – что-то острое и объемное упирается в ногу. Странно, он даже не заметил, как, убирая со стола, сунул в карман шкатулку. Теперь извлек ее и принялся разглядывать, скорее, от скуки, нежели с каким-то смыслом. …Интересно все-таки, как она открывается? Ведь не литая же она – для этого она слишком легкая… И что-то ведь там есть, внутри… – на дне он увидел овальное клеймо, похожее на те, что ставят на золотых украшениях, – но почему тогда она окислилась?.. – поднес шкатулку к глазам, но не смог разобрать ни одного символа, а лупа лежала в бабкиной комнате. …Потом разберемся, – он поставил шкатулку на подоконник и увидел, как среди листвы мелькнуло цветное пятно. Оно приближалось, периодически, то возникая, то исчезая. Дима не успел сообразить, кто бы это мог быть, когда в коридоре послышались шаги.

На Вале было короткое синее платье, которое она надела позавчера вечером. Тогда оно выглядело нормально, но сегодня совершенно не соответствовало предстоящим событиям.

– Я не опоздала? – она улыбнулась.

Создавалось впечатление, что время сдвинулось, и она просто забежала в гости, как много лет назад, когда они только начинали встречаться. Это ощущение рождало необъяснимый восторг; Дима непроизвольно улыбнулся в ответ. Или улыбнулся он совсем не поэтому, а обрадовавшись знакомому лицу, ведь теперь в его доме хозяйничали чужие, безразличные люди, пришедшие лишь добросовестно исполнить свою миссию.

Диме захотелось обнять жену, словно доказывая служителям смерти… или нет, скорее, самому себе, что жизнь продолжается, и ничто не может ее уничтожить. Смерть – это явление частное, а жизнь – всеобъемлющее… Он осторожно прижал Валю к себе, с удовольствием вдыхая аромат волос, как когда-то в далеком прошлом…

Дверь комнаты открылась, и появились три черных силуэта; у Димы почему-то возникла ассоциация со стаей грифов.