Бескрылый (Рассказы) - Пол Андерсон

Но сейчас Койя этого не замечала. В начале полета она с радостью окунулась в приключение. Все было необыкновенно интересно, каждый день сулил миллионы новых открытий. И ничего, что она была единственным — если не считать дедушки — человеком на корабле. Дедушка вообще прелесть, хоть и похож на медведя. И он всегда был таким — с ревом врывался в их дом, подбрасывал внучку под самый потолок, чуть не до макушки засыпал привезенными с десятков планет подарками, рассказывал удивительные истории, брал к себе на яхту или в театр, а позднее — в поездки чуть не по всей Солнечной системе… Дедушка дедушкой, а подружиться с ифрианцами, узнать хоть немного, о чем и как они думают и чем они отличаются друг от друга, обмениваться с ними музыкой, воспоминаниями и мифами, наблюдать их воздушные танцы и демонстрировать им земной балет — все это было интересно и восхитительно.

А вот сегодня…

Корабль, видимо, приближался к цели путешествия — он уже описывал поисковую спираль. Только что это за цель? Ван Рийн пребывал в великолепном расположении духа — и не рассказывал своей внучке ровно ничего. Из ифрианцев смысл происходящего знал один Хирхарук, однако капитан тоже молчал, ограничиваясь предупреждениями, что все должны быть готовы к чрезвычайным обстоятельствам — то ли космического, то ли военного плана. Существа, чьи предки жили подобно орлам, воспринимали такую ситуацию легче, чем это сделали бы люди, но даже они начинали нервничать. Койе казалось, что сам воздух корабля пропитан напряжением.

Ее взгляд скользнул по черноте неба. В качестве астрофизика, да и просто туриста, она провела в космосе не один и не два года из двадцатипятилетней своей жизни. Она легко различала среди сверкающих россыпей самые яркие звезды, прекрасные в своем мертвенном блеске кружева туманностей, серебряный поток Млечного Пути, далекое мерцание таких же, как наша, галактик. И все же эта молчаливая огромность, незнаемость ее и непознаваемость поражали не меньше, чем при первом взгляде на небо.

Вечные тайны… да, конечно же. Корабль стартовал в окрестностях Ифри (двести семьдесят восемь световых лет от Солнца, в созвездии Волка) и уже около месяца мчался — с весьма приличной псевдоскоростью — куда-то в сектор Денеба. Так что теперь они… ну, скажем, в доброй сотне парсеков от Земли. Цифры как цифры, только в результате экспедиция достигла областей, не посещавшихся никем за все столетия, прошедшие после изобретения гипердрайва — разве что пролетал, не делая остановки, какой-нибудь случайный корабль. Ни одна здешняя планетная система не занесена в каталог, тем более — не посещалась, а об изученности нет смысла и говорить. Космос огромен и полон миров.

Хотя воздух был вполне теплым, Койя зябко поежилась. «И где-то в этих глубинах ты, Дэвид, если только ты не встретился с неизбежной последней неожиданностью. Ты получил мою записку? И значила ли она для тебя хоть что-нибудь?»

Письмо было послано с владельцем корабля, направлявшегося примерно в те же самые места, где — если планы Фолкейна не изменились — должен находиться «Через пень-колоду». Вольные торговцы имели свои базы в исследуемых районах, в одном из этих оживленных мест могут быть какие-либо новости об экипаже Дэвида. А если нет — письмо останется лежать на базе «до востребования».

Койя снова ощутила угрызения совести — чувство, не оставлявшее ее весь этот месяц. Ведь это же предательство. Нет! Злость вспыхнула с новой силой. «Если дедушка не задумал ничего непотребного — чего же тогда плохого, если Дэвид узнает то немногое, что я знала перед стартом, то есть едва ли больше, чем этот старый жулик снизошел мне рассказать?»

«А ведь упоминались возможные опасности, мне пришлось долго канючить, пока он согласился взять меня в поход (а я должна была лететь, ведь получалось, что дело касается и тебя, Дэвид). И если мы попадем в беду, а тут вдруг появишься ты…»

«Кончай романтические бредни, — прикрикнула на себя Койя. — Взрослая ведь девица». Ей удалось привести в порядок свои мысли, но напряженное покалывание в крови осталось.

Высокая и по-мальчишески стройная, она была одета в простую черную рубашку, обтягивающие рейтузы и сандалии. Довольно длинные, до плеч, прямые черные волосы обрамляли овальное лицо с коротким, вздернутым носом и чуть великоватым ртом; молочно-белая кожа ярко оттеняла замечательные — огромные, зеленые с золотистыми крапинками — глаза. Можно было только поражаться, как случайная рекомбинация генов не оставила в ее внешности ни малейшего следа крови предков: голландской и малайской ван Рийна, мексиканской и китайской — женщины, которая родила ему дочку и с которой он сохранил те же самые дружеские отношения, которые ему неизменно удавалось сохранять со всеми своими бывшими пассиями; не нужно забывать также шотландской (с Гермеса, родной планеты Дэвида) и африканской (с планеты, именуемой Ньянза) крови Малкольма Коньона, который стал жителем Земли и женился на Беатрис Йео.

Вспоминая сложную свою родословную, Койя не могла сдержать улыбку. «Короче говоря, я — типичный современный человек. И в жизни — тоже, — подумала она уже без прежнего веселья. — В дедушкином поколении официальные браки — большая редкость, мои родители женаты, а мое поколение — у нас вернулся обычай брать фамилию мужа».

Эти размышления были прерваны резким свистом. Сердце девушки бешено заколотилось, она даже не сразу узнала сигнал «всем стоять по местам».

Значит, приборы что-то обнаружили. Возможно, и не эту таинственную цель, а какую-нибудь потенциальную опасность вроде метеоритного потока. В неисследованных местах передвигаются осторожно, а ван Рийн круглосуточно жег свечки перед своей маленькой, вырезанной из марсианского песчаного корня статуэткой святого Дисмаса.

Какое-то мгновение Койя продолжала созерцать прекрасные и смертельные просторы, раскинувшиеся за бортом корабля, а затем сжала кулачки и направилась на корму. Она была достойной внучкой своего деда.

— Кляп и гроб! — орал Николас ван Рийн. — Вполне возможно, вы обнаружили то самое, что нам надо, обнаружили на предельном радиусе действия приборов, чувствительных, как живописец, живопишущий лютики-цветочки, пока дотуда доберешься, можно съесть три хороших рийнбургера, да и еще уйма времени останется, и вот у вас хватает наглости заявить, что я должен залезть в скафандр и стоять на стреме, откликаясь на все, что мне ни скажут, «Есть, сэр!» — Развалившись на диване, торговец бешено размахивал двухлитровой пивной кружкой, зажатой в волосатой левой лапе. Правая сжимала глиняную трубку, сквозь дым которой еле проглядывали стенки каюты.