Комбриг - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иван Яковлевич, просыпайтесь, — говорят ему клопы на хреновом немецком. И трясут.
— Ванька?! — Брехт подскочил на кровати.
— Светло уже, петух горланит хозяйский, мы уже все внизу, в корчме, собрались, а вас всё нет и нет.
Нда, вот это он храпанул. Нервы, всё, не каждый день три десятка человек в Ад посылаешь. Да, ещё по кускам. Это он «товарищам», как англичане, «дыхание ветра» устроил. Тоже их будут хоронить из разных, родных и чужих кусков, собирая. И не попадут на перерождение хлопцы. Кустами придорожными прорастут. Баобабов не растёт на Украине. Как там в песне: «Через четыре года, тут будет город — сад!». Рододендронами прорастут и азалиями.
Блин, спросонья всякая муть в голову лезет. Воды в кране, в раковине, не было. Причина банальная. Нет крана. Да, и раковины тоже нет.
— Ванья, а где тут можно опростаться, умыться и побриться? — Брехт на сияющего Хуана недовольно зыркнул. Чего разбудил, такой хороший сон не дал досмотреть. А нет, сон был нехороший. Ну, просто — чего разбудил?
— На дворе есть рук мойнька, — показал, как руки моют. Артист … разговорного жанра.
Помылся, побрился, зубы почистил, «Шипром» надушился и прошествовал на приём пищи. Не в коня корм. Никакой разодетой в шелка публики не было. Ну, хоть одно полезное дело всё же совершил. Промыл, как следует, одеколоном шрамик на правой щеке, что в школе себе заработал. Ерунда, не сильно глубокий, может, и не останется рубца.
В обеденной зале кроме их компании было трое. Веселушка-хохотушка, с ямочками на щеках и скрипучим брюзжащим пшеканьем, и двое мужчин. Один был в сутане, в тонкостях одежды слуг божьих Иван Яковлевич не разбирался, но тут не промахнёшься, на голове попика имелась тонзура. Католик. Вон, в венце кучерявых блондинистых волос сверкает свежевыбритая плешь. Читал, как-то Иван Яковлевич, откуда это действо пошло. Выбритая в форме круга макушка означала терновый венец, который, как известно, римские воины надели на голову Иисуса Христа. Аж с VI века пошло. А в 1972 году папа отменил. Слово «тонзура» переводится незамысловато — «стрижка».
Вторым мужчиной оказался хозяин этого постоялого двора. Клоповника. Едва Брехт зашёл в зал и огляделся, как сухой, но широкоплечий мужик с постриженной под горшок головой двинулся в его направлении.
— Пан Барерас?
Событие двадцать шестое
Акция от правительства: Пережившим три месяца зимы — четвёртый в подарок!
- Моя девушка просила котёнка ей подарить, нашёл красивого и пушистого, а она передумала и не хочет брать его. Что с животным теперь делать?
- Ну, думаю животное нужно вернуть родителям, а котёнка оставь.
Совпадения и подарки судьбы бывают. В этом полковник Иван Яковлевич Брехт убедился буквально через несколько минут.
— Пан Барерас? — испытывающе так глянул на него мужчина, вопрос задал дальше на польском, не полиглот. — Мне сказали ваши люди, что вы направляетесь в город Кельце?
Ох уж эти люди. Это просто праздник какой-то для следователей, сами всё расскажут и покажут, ни пыток не надо, да даже вопросы задавать не надо. Пообещал себе Брехт, после завтрака всех разложить на лавке и высечь. Особенно Малгожату. Прямо представил, как задирает ей платье и … Ладно пусть живёт.
А плечистый ответа ждёт. Это всё гормоны.
— Да, пан …
— Пиндюра.
— Да, пан Пиндюра. Это украинская фамилия?
— Так точно. — А, так он ещё и служил в царской армии. — Пан Барерас, у меня к вам просьба. Не могли бы вы взять с собой Отца Иосифа.
Тут и сам монах подошёл, поклонился.
— Иосиф Кладочный.
Ух ты. Знакомая фамилия. Знакомая … Стоять. Бояться. В памяти переключили цепочки нейронов, доступ к подзабытым файлам открыв. Точно — ух, ты. Так бы, конечно, не вспомнил. Только они ехали в этот Кельце, и там сидит в тюрьме «Свенты Кшиж» Степан Бандера. Тут-то память и выдала на гора прочитанное. Это священник, который в тюрьме исповедовал Степана Андреевича, и через которого тот поддерживал связь с внешним миром. Удачно. Вот через кого можно будет послать отравленный пирог.
— Конечно, святой отец, мы возьмём вас с собой.
— Благослови тебя господь, сын мой, — перекрестил его ксендз, или как в греко-католической церкви эти саны младших священников называются, и ручку протягивает для поцелуя.
А хрен вам за пазуху ваше преподобное преподобие. Ещё рук он не целовал, нет, там у Кати-Куй пальчики целовал или у детишек, но у чужого мужика волосатую длань. Не боится протягивать, обрыгает же шуйцу. Или отломит. Сделал вид, что не заметил жеста «доброй воли» полковник.
— Мы сейчас позавтракаем, отец Иосиф, и поедем. Вы тоже перекусите, в дороге вряд ли будем останавливаться. Спешим.
— Так и я спешу, сын мой. Очень удачно наши цели совпадают. Нужно успеть отпеть души убиенные. Несчастье-то какое, — полненький человечек в сутане перекрестился снова. Трижды. — Прими Господь их души.
— У вас кто-то помер? — так спросил, разговор поддержать, пока хохотушка-веселушка стол накрывала.
— А вы не знаете? — снова перекрестился.
— Чего? Расскажите? — знания — сила.
— Немцы вчера на рассвете бомбили Кельце. Там ведь завод механический стоит. А заодно прошлись и по городу. Разрушена ратуша. И несколько бомб попало по тюрьме «Свенты Кшиж». Почти все заключённые погибли. А там было много борцов за свободу нашей страны.
— Вашей страны?
— Оговорился, извините. — ксендз потупился.
— У меня есть сведения, которые я должен передать Степану Бандере от Мельника Андрея Афанасьевича — члена сеньората УВО и Председателя Сената ОУН, а также управляющего владениями Украинской грекокатолической церкви. — А почему собственно не попробовать. Прямо свербело предчувствие.
— Вы видели господина Мельника? — и снова креститься.
— Вчера утром, вот как вас.
— Так он тоже погиб, вы не знали?
— Тоже? Погиб? А кто ещё? Извините, святой отец, ерунда какая-то. Мы, как выехали вчера из Львова в девять утра, так весь день до темноты в дороге. Машина ломалась. Еле живыми добрались, устали как черти. — Отец Иосиф опять рукой перед лицом замахал. — Ой, простите. Не до новостей, да и кто их тут в глуши нам расскажет?
— По радио передали. Вчера
