Гордая пленница - Анна Делайл

Пока он шел от двери, Изабо вдруг сообразила, что стоит перед ним в одной рубашке, и быстро прижала руки к груди.

— Я решила вернуться домой. Восстание… закончено, как вы мне твердите, мы больше не воюем, и у тебя нет права меня удерживать.

— Нет права? — спросил Алистер, шагнув к ней. — Ты забыла о том изменническом письме? Ты думаешь, они тебя не повесят, если схватят?

Ее глаза яростно сверкнули. Он предупреждал ее или угрожал? Внезапно она вспомнила слова бабушки.

— Да, они смогут, если ты скажешь им, — вызывающе ответила Изабо. — Я думала, ты этого не сделаешь.

— Но твое письмо у них, Изабо, они получили его на следующий же день.

Значит, угроза. Наконец он это сказал. Теперь пообещает ей защиту, а затем будут условия. «Пожалуйста, Алистер, не говори этого. Не разочаровывай меня», — молила Изабо.

— Но они не знают, что мне известно, кто его написал.

— И ты не знаешь, потому что я тебе не сказала.

— Нет, хотя могу догадаться. Будь уверена, Изабо, я никогда тебя не предам, но тебе не приходило в голову, что твоего дома, возможно, уже нет? Заякобитами охотятся по всей стране, их владения сжигают, грабят, хуже того…

— Это мое дело, — вызывающе ответила Изабо.

— И мое тоже, — возразил он. — Разве ты не знаешь, как я за тебя беспокоюсь?

А вот и предложение защиты. Или? Она почувствовала некоторое смущение. Надо отдать ему должное, Алистер действовал намного тоньше, чем его бабушка. Как же она уязвима, стоя перед ним в одной рубашке! Как остро чувствует силу его рук, лежащих на ее плечах! Теперь самое время поставить точку, потом будет слишком поздно. Она должна сказать ему «нет», сказать, что никогда по своей воле не пойдет на такой компромисс. И не сказала, не отодвинулась, даже когда он наклонился и поцеловал ее. Она стояла, будто статуя, не зная, то ли припасть к нему, то ли бежать. За нее решили его руки, которые, скользнув с ее плеч, сомкнулись у нее за спиной.

Поцелуй длился и длился, Изабо уже подумала, что сейчас потеряет сознание, но тут Алистер поднял голову и прошептал:

— Я больше не выдержу, Изабо…

Да, теперь условия. Он хочет лечь с нею. Прямо сейчас. При этой мысли у Изабо возникло не столь уж неприятное ощущение, но вернулось и то смятение чувств, которое заставило ее решиться на бегство от него. Почему она сразу не покинула замок? Откуда у нее безрассудное желание свести этого человека с ума?

Тем временем его пальцы развязали тесемки рубашки, спустили ее с плеч, и Алистер начал ласкать обнаженное тело губами и языком. Изабо почувствовала, что слабеет, ноги у нее дрожат, и она бы наверняка упала, если бы сильные руки не сжимали ее в объятиях. Впервые она поняла, что на самом деле означает слово «желание». Задыхаясь, она со всей страстью, которую он пробудил в ней, отвечала на его поцелуи.

Но благоразумие все же не покинуло ее. Изабо знала, что не сможет и не сделает того, чего он хочет. Она только позволит себе чуть больше, еще немножко этого необычайного желания, постепенно заполнявшего ее тело.

Алистер рывком спустил ей рубашку до талии, обнажив грудь, затем подхватил на руки и понес к кровати, где продолжил свои ласки. Но когда он приподнялся, чтобы лечь на нее, Изабо вдруг ощутила беспокойство.

— Нет, — прошептала она и, почувствовав на себе его вес, повторила:

— Нет, пожалуйста.

Алистер уткнулся лицом ей в шею, бормотал нежные, успокаивающие, ободряющие слова, и все же она не могла… не могла. Упершись ему в плечи руками, Изабо попыталась столкнуть его. Тщетные усилия, он был слишком тяжелым…

— Прекрати, — всхлипнула она, — пожалуйста.

Рыдание сдавило ей горло, и Алистер, испуганный ноткой истерии, быстро отскочил в сторону. Она вцепилась в спущенную рубашку и лихорадочно тянула ее вверх, чтобы прикрыться, глаза у нее панически расширились.

Он хотел погладить ее по шее, но Изабо отстранилась и села. Явное страдание на ее лице заставило Алистера устыдиться… он так напугал своего бесстрашного маленького воина.

Он сел рядом.

— Иди ко мне.

Но когда он попытался взять ее за руки, она только еще крепче сжала их, стягивая на груди рубашку.

В этот момент дверь открылась, и, повернувшись, оба увидели на пороге Сьюзен Фэрфакс. К ее чести, Сьюзен удалось скрыть потрясение, вызванное этой сценой, она только сказала:

— Алистер, у нас гости. Капитан Херстон со своими людьми.

Потом Сьюзен развернулась и плотно закрыла за собой дверь.

Несколько секунд, последовавших после ее ухода, царило абсолютное молчание, Изабо встала и повернулась к Алистеру спиной.

— Тебе лучше уйти.

Он подошел к ней сзади, обнял за талию и начал целовать, снова ощутив в себе нечто такое, чего не могло охладить даже несвоевременное появление Сьюзен.

— Пожалуйста, уходи, — прошептала Изабо, но он прижался губами к ее шее, потом еще раз, еще. — Пожалуйста…

Алистер неохотно опустил руки.

— Хорошо, я приду к тебе позже. Мы должны поговорить, ты и я… — Он уже собрался принести ей нечто вроде извинения, однако счел это лицемерием, как будто он сожалеет о поцелуях и чувствах, которые испытывает. — Тебе лучше оставаться здесь, пока я не узнаю, чего хочет этот капитан.

Поцеловав напоследок ее обнаженное плечо, он вышел из комнаты.

Изабо упала на колени там, где стояла, закрыла лицо руками и плакала до тех пор, пока ей не показалось, что у нее сейчас разорвется сердце.

В главном зале Алистер увидел около дюжины солдат в красной форме. Поодаль стоял, заложив руки за спину, их офицер, поглощенный созерцанием огня в камине.

— Капитан Херстон, вы хотели меня видеть? — Алистер сделал краткий приветственный жест.

Капитан был худощав, строен, с темными волосами и смуглой кожей, предполагавшей его французское или испанское происхождение. Человек, весьма честолюбивый, который рассматривал восстание якобитов как шанс быстро продвинуться по службе и признавал только собственную точку зрения. Он не любил ни страну, где сейчас находился, ни ее обитателей, поэтому с легкой неприязнью смотрел на хозяина в шотландском килте.

— Добрый вам вечер, Кемпбелл. Да, я хотел поговорить с вами, и потому я здесь.

Его тон был резким, даже неучтивым, ибо звание Алистера в ополчении герцога Аргила равнялось чину капитана, но Херстон с профессиональным высокомерием относился к добровольцам, считая их значительно менее ценной частью армии, в которой служили офицеры вроде него.

Ему нечасто приходилось смотреть на стоявших перед ним людей снизу вверх, и тот факт, что шотландец был выше ростом, приводил Херстона в смущение. А уж выйти для приветствия офицера в смехотворной юбке — вообще наглость, с которой он не раз сталкивался во время своего пребывания в Шотландии.