Незадолго до наступления ночи - Жан Жубер

Вечером, когда Александр вошел в ресторан, он к большому своему неудовольствию заметил, что столик, за который он привык садиться каждый день, на сей раз оказался занят: там разместилась семья, судя по виду, голландцев или датчан. Отец, мать, мальчуган и девчушка… Но они были все как на подбор такие светленькие, такие симпатичные и открытые, они так и лучились весельем и взаимной любовью, что все его недовольство и дурное расположение духа мгновенно улетучились. Он уселся за столик в другом углу зала, как всегда спиной к стене, и осмотрелся по сторонам. Он увидел, что уже знакомый ему студент, по обыкновению уставившись в книгу, приставленную к графину, принялся за еду. Коммивояжер уже потягивал кофе и, старательно вытирая и разглаживая усы, старался таким образом не то подавить, не то скрыть зевоту. Александр бросил взгляд в сторону кухни и увидел, как повар, закатав рукава рубашки, ставил в духовку пиццу.

— Простите меня, я не должен был сажать посетителей за ваш столик, — извиняющимся голосом произнес официант, подходя к Александру, чтобы принять заказ.

— Не стоит извиняться, какая разница, где сидеть. Надо быть всегда готовым к переменам, — ответил Александр, склоняясь над меню (сказать по правде, он его уже выучил наизусть, потому что особого разнообразия в выборе блюд в этом заведении не наблюдалось). — Сегодня я, пожалуй, съем пиццу и выпью бокал вина.

Александр подумал, что Брюде в семнадцатилетнем возрасте, вырвавшись из лицея и из лона семьи, должно быть, ужинал консервами в своей крохотной квартирке. Как и студент из ресторана, он, конечно же, всегда за едой читал, читал как одержимый, даже не чувствуя вкуса того, что он ел. Вероятно, он читал почти все ночи напролет, сидя в постели и накинув на спину одеяло. Он делал выписки, вел дневник… Иногда, когда слова и идеи захватывали его целиком и увлекали за собой, он начинал писать стихи, именно не сочинять, а писать словно под диктовку невидимого и неведомого бога… вероятно, бога ужаса и разрушения…

Когда Александр вышел из ресторана, он несколько раз вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. Земля была покрыта тонким слоем снега, белого и искристого, но снегопад уже прошел. Полная луна, словно перерезанная пополам длинным узким облаком, медленно и важно плыла по небосклону.

Александр чувствовал, что его клонит ко сну; он несколько раз зевнул и направился к отелю, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть. Спать, дремать, грезить, видеть сны… И вновь его посетила мысль, с недавних пор буквально преследовавшая его, ставшая навязчивой идеей: «Сон есть некое подобие смерти…»

Холл отеля, всегда довольно плохо освещенный, в тот вечер был еще и абсолютно пуст, так что казался местом мрачным и даже опасным, словно то был не холл приличной, хотя и скромной гостиницы, а какой-нибудь разбойничий притон. Однако Александр обратил внимание на то, что в полутьме каким-то странным, почти нереальным образом выделялась одна из застекленных витрин. Два небольших, но очень ярких светильника, спрятанных во мху, освещали снизу и сбоку ветви кустарника и чучела рассевшихся на ветвях птиц, чьи стеклянные глаза горели огнем, блестели, как драгоценные камни. Александр рассматривал группу застывших птиц, которую он уже хорошо изучил, и тотчас же заметил, что на сей раз среди них есть «новичок», чье необычайно яркое оперение резко выделялось на фоне серовато-коричневатого оперения других птиц. Александр был совершенно уверен, что этой птицы в витрине раньше не было, потому что выглядела она столь необычно, что не заметить ее было просто невозможно… она буквально притягивала, приковывала к себе взгляд! Птица сидела на самой высокой ветке и потому как бы доминировала, царила над группкой других «крылатых призраков», как называл их про себя Александр, но в отличие от них она была как живая. Казалось, она вот-вот издаст громкий крик, расправит крылья, взмахнет ими и взлетит… На голове у нее красовался красный шлем, грудь украшало черное жабо с золотистым отливом, на крыльях странным образом чередовались желтые, зеленые и синие перья. Одним словом, волнующая красота этой диковинной птицы составляла разительный контраст с общим зловещемрачным видом холла.

Александр долго рассматривал незнакомца, буквально завороженный блеском пестрого оперения. Он почувствовал, как из глубин его памяти начали всплывать какие-то пока еще очень смутные, расплывчатые образы. Хотя он и не мог сказать, что это за птица, ему казалось, что он когда-то уже где-то видел ее. Без сомнения, то была гостья из экзотических заморских краев; ее можно было бы принять за попугая, если бы не клюв… то есть если бы клюв у нее не был таким прямым, а также если бы она не отличалась таким изяществом и такой гордой посадкой маленькой головки, что совсем не свойственно знаменитым болтунам.

Внезапно Александр вспомнил, как они с Элен посетили оранжерею в зоопарке города М. Случилось это через несколько дней после первой их встречи и знакомства… Они договорились встретиться в зоопарке и во время этого свидания прогуливались по дорожкам, уделяя гораздо больше внимания своей зарождающейся любви, чем сидевшим в клетках животным. Наконец они зашли в оранжерею. В середине зимы там было тепло и сыро; вокруг небольшого водоема стояли густые заросли пышной, роскошной болотной растительности, такой ярко-зеленой, что можно было подумать, будто на дворе не зима, а жаркое лето. На гладких камнях, выступавших из воды, нежились морские черепахи. В застекленных клетках дремали ящерицы, вараны, хамелеоны, даже крупный питон, свернувшийся в клубок на песке. Вся эта «хладнокровная фауна» застыла в оцепенении, земноводные не двигались, а только иногда лишь приоткрывали и щурили глаза. Элен смотрела на них, ошеломленная, завороженная, словно оцепеневшая от их вида; казалось, она потеряла интерес к Александру и слушала его крайне рассеянно. Он почувствовал, как в душе у него зародилась и начала нарастать тревога, а любовь, которую он ощущал всего несколько минут назад, вдруг куда-то отступила…

Но внезапно они оба вздрогнули от мелодичного не то посвиста, не то пения, и вот перед ними среди вроде бы безжизненных зарослей появилась чудесная птица, сидевшая на немного наклоненной верхушке карликовой пальмы. Да, это была та же самая птица! Александр мог бы в этом поклясться! То же яркое и чрезвычайно пестрое оперение, та же неподвижность… хотя та птица в оранжерее и была живой, о чем свидетельствовали не то короткие трели, не то посвисты. Элен больше не смотрела на маленьких чудищ, она не сводила сиявших восторгом глаз с невиданной по красоте птицы. Тревога, которую только что ощущал Александр, мгновенно рассеялась, словно рассеялись злые чары, и он почувствовал, как некая неведомая сила влечет его к спутнице, и сопротивляться этой силе он совершенно не в состоянии. Быть может, именно в тот день все между ними и началось? Вполне вероятно, хотя с уверенностью он этого утверждать и не мог… Только образ чудесной птицы навеки запечатлелся в его памяти…

Сколько времени Александр простоял у витрины? Когда он наконец отвел от нее взор и отвернулся, он заметил, что портье, находившийся, как всегда, за конторкой, наблюдает за ним очень внимательно и на его лице написана целая гамма чувств: растерянность, смущение, недоумение. Взгляды их встретились, и портье тотчас же опустил голову и сделал вид, будто с великим тщанием просматривает книгу записи постояльцев. Он поднял голову только в тот миг, когда Александр подошел к конторке вплотную.

— Добрый вечер, господин Брош.

— Добрый вечер, как странно…

— Что странно?

— Да вон в той витрине появилась новая птица с очень ярким оперением. Вы обратили на нее внимание?

— Новая птица? Да нет, я что-то не заметил никаких перемен. Должен вам сказать, что я сегодня пришел довольно поздно и у меня было много неотложных дел, так что мне было не до птиц…

— Понимаю, понимаю… ну конечно… вы были заняты… но все же очень странно… до сегодняшнего дня здесь никогда ничего не менялось, и вот сейчас, когда я вошел, эта птица бросилась мне в глаза. Кто мог ее туда поместить?

— Хозяин, конечно. Он у нас страстный любитель всяких зверушек и птичек… Мы его здесь видим нечасто, но сегодня он, вероятно, заходил с утра… Да, господин Брош, вам письмо… держите…

Здоровой рукой портье протягивал Александру письмо, и при этом движении стало особенно отчетливо видно, как жалко свисает с другой стороны пустой рукав пиджака.

Александр взял конверт, отошел на несколько шагов, поближе к укрепленному на стене светильнику, и вскрыл письмо. Ему потребовалось обследовать все карманы в поисках очков. «Бог мой, — подумал он, — без них я совсем ничего не вижу! Совсем механизм разладился! Разваливаюсь на части!»

Письмо было от мадам Санье. Она писала, что заходит время от времени в дом профессора, когда выпадает солнечный денек, чтобы проветрить комнаты. Она сообщила, что вызвала мастера, чтобы заменить на крыше несколько сломанных или сорванных ветром черепиц. Увы, герань, росшая в открытом грунте, погибла.