Из НКВД в СС и обратно. (Из рассказов штурмбаннфюрера) - Арон Шнеер.

Был свидетелем еще одной сцены. При мне специальная группа немецких офицеров отбирала добровольцев в казачьи части. К столу, за которым сидит комиссия, подходит личность — драная гимнастерка веревочкой подпоясана, на ней висит консервная банка, Браво щелкает босыми ногами перед комиссией: «Желаю идти в казачьи войска и драться с большевиками!»

— Кто такой?

— Подполковник такой-то, командир полка.

А сбоку сидит один немец, довольно ехидный, и задает ему вопрос: «Кто вы по происхождению?»

«Крестьянин». Немцы тоже умные люди были, когда вербовали.

— Что кончали?

— Сельхозинститут, а потом попал в армию. Дослужился до подполковника, командир полка.

— Так что же, — говорит, — странно, почему вы должны не любить советскую власть. Вы знаете, я эмигрант, выходец из России… Мы не можем вам верить, мне революция дала пинком под зад, а вас сделал агрономом, подполковником. Так какая же у вас причина ненавидеть советскую власть? Правда, все равно его взяли.

Через два года в концлагерь Ордруф, там был небольшой подземный завод, а в городе штаб немецких ВВС, привезли этого подполковника. Был февраль 44-го, привезли его, разжалованного за то, что он вел подпольную работу в своем казачьем полку. Не знаю, он поумнел, или с самого начала задумал вредить немцам. Не знаю, что с ним дальше было.

А.Ш. Вы сказали, что подполковник был босой. Я знаю, что немцы раздевали пленных, отбирали обувь, однако на многих фотографиях встречаются и ряды одетых и обутых военнопленных. Причем часто в своей армейской обуви. Вы можете что-нибудь добавить к этому?

А.П. На моих глазах прибыл транспорт с военнопленными во Владимир-Волынский лагерь. Все военнопленные были без обуви. Вернее обувь была, но она шла в отдельном вагоне. Потом им обувь выдали. Немцы народ аккуратный: каждая пара была в свертке, и каждый мог потом найти свою пару, правда, если ему это позволяли. Чаще, просто выгружали — надевайте. Но все-таки, так как за каждым вагоном шел тюк с обувью, люди могли разобраться.

Тоже самое было с эшелоном из Гродно. Выгрузились босые, но обувь была в соседних вагонах. Все это делалось, чтобы затруднить побег. Босой человек никуда не денется. Сами кирзовые сапоги немцев не интересовали, их никто в Германии не носил. А вот кожаные подошвы, резину немцы часто сдирали для своих нужд. Взамен делались деревянные подошвы, какие сейчас модными стали. Но были и деревянные колодки, наподобие голландских сабо. Но такие только в концлагерях, особенно для штрафников во Флоссенбюрге, Бухенвальде…

Что мы об обуви, давайте лучше о книгах. Вы знаете, что в лагере во Владимир-Волынске была большая хорошая библиотека из бывшего Дома офицеров. Правда, убрали все советские книги, а русская классика осталась.

А.Ш. А что, разве у военнопленных было время читать?

А.П. Вот это я не знаю, поскольку в их шкуре не был. Но, наверное, читали. Там по полтора-два месяца не работали, это был пересыльный лагерь. Командовал библиотекой один полковник, фамилию уже не помню. Но после войны он свой срок получил за сотрудничество, чтоб другим было неповадно книги читать в плену.

А.Ш. Через Владимир-Волынск проходили и пленные советские генералы. Может быть, пришлось кого-то увидеть?

А.П. Зусмановича и Новикова. Зусманович попал в плен под Харьковым. Если не ошибаюсь, он был зам. командующего по тылу 6-й армии. Человек, который вел себя и в плену по-генеральски. Немцы потом расстреляли его, но относились с уважением, даже зная, что он еврей. Его привезли во Владимир — Волынск, осенью 42-го, но тепло было, солнце во всю палило. Там в это время шла вербовка в казачьи части. Зусмановича привезли вместе с генералом Новиковым, попавшим в плен под Севастополем. Им принесли еду, правда, не из лагерного пайка, а из солдатской немецкой кухни. Новиков взял, а Зусманович отшвырнул миску ногой и потребовал еду из офицерской столовой — и ему принесли. Немцы, между прочим, даже эсэсовцы в некоторой степени, если человек вел себя мужественно, относились к нему с уважением.

Зусманович Григорий Моисеевич (1899–1944) — генерал-майор. Участник Гражданской войны. Награжден орденом Красного Знамени. Попал в плен 27 мая 1942 г. В 1944 г. пытался организовать побег группы военнопленных. От побоев и истощения погиб в лагере Вайсенбург в Германии.

Новиков П.Г. - генерал-майор. Участник обороны Севастополя. Попал в плен в первые дни июля 1942 г. Расстрелян во Флоссенбюрге.

Но не только плен проверяет человека. Мирная жизнь тоже. Вот генерал-майор Павлов Петр Петрович после войны такой сволочью оказался. Он попал в плен под Днепропетровском весной 43-го. По-моему, осенью 43-го года компания наших пленных перед отправкой во Флоссенбюрг, поэтому и знаю эту историю, а потом уже, когда в миссии по репатриации работал, имел к этому отношение, сидела в тюрьме Нюрнбергского гестапо. Там их официально освобождали из плена и переводили в разряд узников концлагерей.

Во время бомбежки, два летчика, капитан Митин и младший лейтенант из соседней камеры, вывернули чугунную печку и выломали потолок своей камеры, выбрались на чердак, спустились в коридор и открыли камеру, в которой был генерал Павлов. Затем открыли двери других камер и выпустили всех заключенных во двор гестаповской тюрьмы. Охраны в коридорах во время бомбежки не было: немцы спустились в бомбоубежище. Оказавшись во дворе, Митин уговаривал заключенных бежать, но большая часть осталась, в том числе и Павлов. Митина и младшего лейтенанта схватили в городе. После войны в фильтрационном лагере эти люди ссылались на Павлова, что он свидетель их попытки побега. Павлов же изволил показать, что эти люди вели себя провокационно, дерзко и что немцы их не тронули, потому что у них, вероятно, были какие-то связи с гестапо. Вот вам образец шкурничества советского генерала. Они ж тебя, сволочь, спасти пытались. А его показания могли угробить этих людей. Но, что в то время редко случалось, люди «с чистыми руками» разобрались.

А.Ш. Вы упомянули офицерский лагерь Хаммельбург. Что вас привело туда?

А.П. В этом лагере я бывал неоднократно. В Хаммельбурге мы из русских военнопленных черпали резервную рабочую силу для авиазаводов в Регенсбурге. Вот там, кстати, совершенно случайно я сделал для себя очень интересное открытие.

Прибыл я туда с очередным заданием. Было это в середине апреля 43-го года. Днем поработал, а вечером в ресторане с компанией мы налились довольно крепко. Немцы народ тихий, но мы с кем-то поскандалили, морду не побили, но в результате я и несколько офицеров загремели на гауптвахту. Офицерской гауптвахты в Хамельбурге не было, поэтому нас поместили на сутки в пустующую тюрьму офицерского лагеря военнопленных. Пустовала она временно потому, что весной 43-го года русских военнопленных из лагеря перевели в Нюрнберг, а вместо них перевезли английских и югославских военнопленных. Принесли нам туда койки, одеяла. Мы там переночевали. Я, правда, не заснул. Человек я любопытный, хотя лишнего себе не позволяю, и стал ходить по пустым камерам. Открываю одну, вторую, заглянул в какую-то комнату и вот там я наткнулся на эти папки. Было их там несколько сот. И потом, спустя время, после этого, я навел справки среди офицеров, обслуживавших этот лагерь, уже в Нюрнберге. Они мне рассказали, что до весны 43-го года существовала группа офицеров, их называли «историки». Они писали историю разгрома советской армии, а за это получали особый паек. Кто же были эти «историки»? В эту группу, как правило, входили офицеры не ниже командиров полка, то есть от майора и выше. Каждому «историку» давалась карта района боевых действий, может быть от границы до самой Москвы, или другого места, где он попал в плен. Давалась бумага — садись пиши все, что с твоей частью происходило.

Вообще это очень интересная вещь. Немцы в конце июля — начале августа 41-го года отбирают среди пленных старший офицерский состав потому, что они собираются изучать опыт победоносной войны. Надо заметить, что такие показания противника, даже если отбросить 50 процентов на конъюнктуру и на вынужденное состояние того, кто писал, все равно представляло колоссальную ценность.

Я буквально был ошарашен. Даже для меня, разведчика, это была удивительная находка. И хотя я был пьян, протрезвел сразу. И пока мои товарищи отсыпались, я до утра листал и читал эти папки. Я и сегодня помню несколько фамилий. И, кажется, 25 лет одному товарищу обеспечил. Подполковник Колончук или Ковальчук Федор Александрович, начальник штаба 26-й танковой дивизии. Окончил человек академию генштаба, молодой 28-летний. Он начал войну от границы и попал в плен под Вязьмой. В 46-м году я вспомнил все, что он там описывал. Меня не то поразило, что он так все подробно описал, а поразила, мягко говоря, точка зрения.

А.Ш. А что особенного было в его описании?