Вернись домой, Землянин - Джеймс Блиш

Никто не слышал, только Хэзлтон заметил его жест. Волна чистейшего света прорвалась в накренившуюся лицом вниз кабину через экран, отгораживающий ее от двигателя. Фиолетово-белый свет этого беззвучного взрыва едва не ослепил Амальфи, несмотря на то, что он спрятал глаза, опустив голову. Он почувствовал световой удар, обрушившийся на плечи и грудь. Да, на этой планете он теперь точно не заболеет: каждая молекула гистамина в его крови в это мгновение прошла интенсивную детоксикацию.

Ракета, рыская, металась из стороны в сторону, пока, наконец, пилот не подчинил ее себе. Шум орудий затих, его словно отрезало в момент вспышки.

Онианский город-бандит ослеп.

Шум двигателей также стих, и Амальфи, возможно, впервые в жизни, ощутил, сколь болезненной и пустой может быть тишина. Ракета, сильно накренившись, скользила вниз; воздух вокруг нее угрюмо стонал.

Прямо впереди резко нырнула вниз еще одна ракета, управлял которой Кэррел. Установленные на ней портативные мезотронные пушки открыли беспощадный огонь, выкосив в джунглях узкий проход, — города-бандиты не имели вокруг себя свободной от растительности полосы.

Не успела ракета остановиться, как Амальфи и наспех собранный небольшой отряд его города-Бродяги и ониан выскочил из нее и, увязая в грязи, направился к вражескому городу, из которого доносились слившиеся воедино бесчисленные человеческие крики. Жители Фабр-Суита, обезумевшие от страха, что все они каким-то ужасным, непонятным образом в один момент ослепли навсегда, вопили, охваченные неудержимым гневом и печалью. Амальфи не сомневался, что некоторые из них действительно больше никогда не увидят солнечного света. Те, кто имел несчастье смотреть в небо в тот миг, когда вся мощь ракетного двигателя выделилась в форме видимого света, вряд ли когда-нибудь снова прозреют.

Настежь распахнутые городские ворота толстым слоем покрывала многолетняя ржавчина, опутанная буйной зеленой порослью. Ониане прокладывали себе путь, ловко орудуя острыми длинными ножами.

Внутри города двигаться было так же трудно. Всем своим видом Фабр-Суит наглядно демонстрировал губительное воздействие безразличия и отчаяния, охватившее его жителей. Большинство зданий утопали в буйной растительности, дикие виноградники буквально опутали их со всех сторон. Многие строения были похожи на руины. Твердые, как железо, беспорядочные побеги растений пробивались между камнями, забирались в окна, под карнизы и водосточные и печные трубы. Ядовито-зеленые сочные листья жадно облепили практически все доступные поверхности, а в затененных местах торчали кроваво-красные гигантские поганки, от которых исходил тяжелый трупный запах, наполнявший воздух сладким болезненным дурманом. Даже из составлявших мостовую блоков вырывались побеги не знающей препятствий растительности, что, впрочем, было неудивительно, поскольку большинство дорожных блоков — особенно более поздней кладки — вырезали из зеленых деревьев.

Крики горожан постепенно перешли в мерное хныканье; Амальфи старался не обращать на них внимания: не очень-то приятно видеть человека, уверенного в том, что он только что навсегда лишился зрения, даже если этот человек ошибается. И все же было невозможно не заметить разительное сочетание измазанных грязью роскошных одежд со сверкающей наготой. В городе, казалось, встретились два совершенно разных периода, словно сборище хрунтанских вельмож было странным образом смешано со знатными дикарями. Вероятно, люди, полностью сдавшиеся на милость джунглям, все же сумели сохранить верность непременному умыванию. Если это так, то скоро, подобно многим животным, они пристрастятся и к валянию в лужах, и постепенно утратят свой величественный облик.

— Амальфи, вон они…

Плохо скрываемая симпатия, которую мэр испытывал к слепцам, совершенно испарилась, как только он увидел, что стало с пленными Бродягами. Судя по всему, сначала их подвергли методичному избиению, после чего пленных истязали с невероятной жестокостью, свидетельствовавшей о полнейшей дикости и вырождении бандитов. Одного из несчастных безжалостно задушили, видимо, в самом начале допроса на виду у его товарищей. Другого — «обрубок» без рук и ног — наверно, еще можно было спасти: речь его звучала довольно разумно. Однако, бедняга так настойчиво умолял о смерти, что Амальфи в приступе неожиданной сентиментальности пристрелил его. Трое остальных сохранили способность говорить и передвигаться, но двое из них лишились рассудка, каждый по-своему. Кататоника унесли на носилках, а маньяка, связанного, с кляпом во рту, осторожно увели прочь.

— Как вы нашли нас? — спросил у Амальфи тот мужчина, который, единственный из всех своих товарищей, сохранил рассудок. Говорил он по-русски. Этот давно умерший язык когда-то господствовал на Земле. Пленник походил скорее на скелет, чем на живого человека, однако, несмотря на это, он словно излучал какую-то удивительную силу. Потеряв в ходе чудовищного допроса язык, он пытался изъясняться искусственным способом, что получалось у него совсем неплохо.

— Как только дикари услышали звук ваших ракет, они пришли, чтобы убить нас, — так можно было понять и звуки, и жестикуляцию измученного пленника. — Затем произошла какая-то вспышка, и они все начали вопить. Приятно было это слышать, клянусь вам.

— Не сомневаюсь, — подтвердил Амальфи. — Вы говорите на интерлинге? Русский я почти уже забыл. То, что вы называете «чем-то вроде вспышки», на самом деле представляло собой фотонный взрыв. Это единственный способ, который мы смогли придумать, чтобы отбить вас живыми. Сначала мы намеревались применить газ, но потом решили, что если у них имеются защитные маски, они все равно убьют вас.

— Масок я не видел, но не сомневаюсь, что они у них есть. В этой части планеты много перемещающихся облаков, содержащих вулканические газы. Наверняка они используют какой-нибудь абсорбент. Древесный уголь здесь широко распространен. Мы, к счастью, находились в подземелье, иначе тоже ослепли бы. Вы, наверно, инженеры?

— Что-то вроде, — согласился Амальфи. — Если говорить точно, мы — шахтеры и геологи-нефтяники, но с тех пор, как мы находимся в полете, как и многие Бродяги, освоили и другие профессии. На Земле мы были портовым городом и занимались чем придется, но, когда ты летаешь, непременно приходится сосредоточиться на чем-то одном. Это наша ракета — забирайтесь. Она, конечно, ужасна, но все-таки летает. А кто вы?

— Агрономы. Наш мэр думал, что на периферии галактики для нас будет много работы. Мы хотели обучить заброшенные колонии, как обрабатывать отравленную почву и получать урожаи, не имея подходящей техники. Кроме того, мы еще занимались вэксманами.

— А это что такое? — спросил Амальфи, поправляя пристяжные ремни.

— Это антибиотики, которые получают из почвы. Именно их и хотели заполучить бандиты. Они добились своего, грязные свиньи. Они не утруждают себя тем, чтобы содержать свой город в чистоте. Им легче дождаться, пока начнется эпидемия, а потом ограбить какую-нибудь честную экспедицию, отобрав у нее все лекарства. Конечно, им нужен был и германий. Когда до них дошло, что его у нас нет, они просто взорвали наш город. Мы давно уже не интересовались германием, поскольку, оказавшись вдали от торговых путей, перешли на бартерную экономику.

— А что с вашим пассажиром? — с показным безразличием спросил Амальфи.

— Вы имеете в виду доктора Битла? На самом деле его зовут не так, но у него такое сложное имя, что я не мог выговорить его даже тогда, когда еще не потерял свой язык. Не думаю, что он жив. Мы даже в городе были вынуждены держать его в специальном контейнере, и мне кажется, он не мог выжить, выбравшись из города на шлюпке. Кстати, он был мирдианцем. Это очень шустрый и смышленый народ. Взять хотя бы его бестопливный двигатель…

Снаружи прогремел взрыв, и Амальфи вздрогнул от неожиданности.

— Нам пора взлетать. Туземцы понемногу вновь обретают возможность видеть. Поговорим потом. Как дела, Хэзлтон? Есть ли какие-нибудь повреждения?

— Ничего серьезного, босс? Вы зарепились?

— Да, взлетай.

Прозвучал еще один залп. Ракета, откашлявшись, взревела и приподнялась, опираясь на хвост. Амальфи глубоко вздохнул — от резкого ускорения у него слегка перехватило дыхание — и повернулся к рассудительному собеседнику. Обтянутый ремнями, он сидел совершенно спокойно. Пуля с медным покрытием, пробив рядом с недавним пленником корпус ракеты, аккуратно срезала ему верхнюю половину черепа.

Получить какую-либо информацию от двух сумасшедших было весьма непростым и утомительным делом. Маньяк, после того как ему вернули способность мыслить более или менее здраво, оказался не в состоянии сообщить что-нибудь существенное.

Он сказал, что шлюпка прилетела на планету Он не потому, что они услышали предупреждение, которое Хэзлтон передал по коммуникатору Дирака. Насколько он мог судить, ни на шлюпке, ни в самом сожженном городе-Бродяге никогда не было установок Дирака. Как и предсказывал Амальфи, шлюпка пришла на Он потому, что это было единственное пригодное для посадки место во всей долине Провала. Но, чтобы попасть на эту планету, беженцам пришлось прибегнуть к процедуре «глубокого засыпания» и до предела сократить свой рацион.