Евгения Гранде - Оноре Бальзак

— Вот как! — заметил Гранде.

— Согласно рассуждению Бентама, — продолжал председатель, — следует исходить из того основного положения, что деньги являются товаром, а посему все, в чем они выражены, равным образом становится товаром. Всем известен постоянно действующий в торговле закон колебания цен, и векселя, подписанные тем или иным лицом, так же как тот или иной товар, то дорожают, то стоимость их падает до нуля в зависимости от того, много или мало их на рынке, а на основании сего коммерческий суд выносит постановление.

— Погодите, как же это я не сообразил — вот дурак!.. Да ведь вы можете выкупить векселя вашего брата по двадцати пяти за сто.

— К-как вы г-о-о-говорите? Ии-иеремия Бентам?

— Да, Бентам, англичанин.

— Молодец этот Иеремия, — смеясь, сказал нотариус. — Будем теперь ссылаться на него в делах, когда обиженные хнычут.

— З-з-значит, ин-ной раз и у англичан есть ч-чему п-п-поучиться, — заметил Гранде. — С-с-стало быть, по-по Б-б-бентаму, если векселя моего брата с-с-стоят… н-не стоят. Если… я-я-я верно говорю? К-к-кажется, ясно? Кредиторы были бы… Нет, не были бы. Я з-з-запутался…

— Позвольте вам все это объяснить, — сказал председатель. — Юридически, если все документы по долговым обязательствам дома Гранде окажутся в ваших руках, то брат ваш или его прямые наследники никому не должны. Так.

— Так, — повторил добряк.

— По справедливости, если векселя брата вашего котируются (котируются, — вы хорошо понимаете этот термин?) на рынке со скидкой во столько-то процентов, если один из ваших друзей отправится в Париж, если он скупит векселя без всякого принуждения кредиторов каким бы то ни было давлением к уступке, то все обязательства по наследству покойного Гранде в Париже признают честно выполненными.

— Правда, де… де… дела так уж и есть дела. А раз это так… Однако все-таки, вы понима… маете, что тру… тру… трудно. У меня н-нет ни… ни… денег, ни… ни… ни… времени, ни времени, ни…

— Да, вам тронуться невозможно. Так вот, предлагаю вам: я отправлюсь в Париж (вы мне оплатите поездку — сущие пустяки). Я увижусь с кредиторами, поговорю с ними, отсрочу платежи, и все уладится при помощи доплаты, которую вы прибавите к деньгам, вырученным при ликвидации, и тогда вы вступите во владение долговыми обязательствами.

— Посмотрим, я не… не… не могу, я… я… я не хочу ничего б… б… бра… брать на себя, пока… пока не… Кто… кто… кто… не может, не может… По-о-онимаете?

— Это верно.

— У меня голова ло… ло… лопается от всего, что вы-ы мне тут на… на… на… наворотили. Пе… пе… первый раз в жизни мне при… при… приходится ду… ду… ду… думать о…

— Да, вы не юрист.

— Я… я просто бе… бе… бедный винодел и понятия не имею о том, что вы… вы… вы только что говорили. Мне ну… нужно и-и-и-изучить это.

— Итак… — начал председатель, принимая такую позу, как будто собирался резюмировать дискуссию.

— Племянник! — произнес нотариус с выражением упрека, прерывая его.

— Что, дядюшка? — отвечал председатель.

— Дай же господину Гранде объяснить тебе свои намерения. В данную минуту дело касается важного полномочия. Наш дорогой друг должен определить его надлежащ…

Стук молотка, возвестивший о приходе семейства де Грассенов, их появление и приветствия помешали Крюшо закончить фразу. Нотариус обрадовался, что их прервали. Гранде уже посматривал на него косо, и шишка на его носу показывала внутреннюю бурю. Но прежде всего благоразумный нотариус полагал, что председателю суда первой инстанции неприлично ехать в Париж для того, чтобы принуждать там кредиторов к капитуляции и соучаствовать в делишках, оскорблявших законы безукоризненной честности; затем, не услышав до сих пор от старика Гранде даже намека на желание оплатить какие бы то ни было расходы, он бессознательно дрожал от боязни, что племянник впутается в это дело. Воспользовавшись минутой, когда входили де Грассены, он взял председателя за руку и увлек его в амбразуру окна.

— Ты, племянничек, вполне достаточно себя показал, но довольно чрезмерной преданности. Тебе до смерти хочется добиться такой невесты, и это тебя ослепляет. Кой черт! Не следует действовать как щипцы, что крошат вместе со скорлупой и самый орех. Предоставь теперь мне вести ладью и только помогай маневрировать. Подобает ли тебе ронять достоинство должностного лица в подобной…

Он оборвал свое наставление, услышав, что г-н де Грассен говорит старому бочару, протягивая ему руку:

— Гранде, мы узнали об ужасном несчастье, постигшем ваше семейство: о разорении торгового дома Гильома Гранде и кончине вашего брата. Мы пришли выразить вам сочувствие. Такое ужасное несчастье!

— Другого несчастья нет, кроме кончины господина Гранде-младшего, — сказал нотариус, прерывая банкира. — Да и он не покончил бы с собой, если бы ему пришло на мысль призвать на помощь брата. Старый друг наш, преисполненный чести до кончиков ногтей своих, предполагает ликвидировать долги торгового дома Гранде в Париже. Мой племянник, председатель, чтобы избавить его от хлопот по делу чисто судебному, предлагает немедленно отправиться в Париж, с тем чтобы войти в соглашение с кредиторами и должным образом их удовлетворить.

Слова эти, подтвержденные всей повадкой винодела, который поглаживал себе подбородок, необычайно поразили троих де Грассенов, — ведь дорогой они вволю позлословили насчет скупости Гранде и обвиняли его чуть ли не в братоубийстве.

— О, я был в этом уверен! — воскликнул банкир, поглядывая на жену. — Что я дорогой говорил тебе, госпожа Грассен? Гранде преисполнен чести до кончиков волос и не допустит, чтобы хоть малейшим образом было затронуто его имя! Богатство без чести — это уродство. Есть еще честь у нас в провинциях! Это очень, очень хорошо, Гранде. Я старый военный служака и не умею таить своей мысли, режу напрямик. Гром и молния! Это — возвышенно!

— В таком случае во… воз… возвышенное обходится до… о… очень до… до… дорого, — отвечал добряк, пока банкир горячо тряс его руку.

— Но ведь это, благородный мой Гранде, не в упрек будь сказано господину председателю, дело чисто коммерческое и требует опытного негоцианта. Тут необходимо знакомство с обратными счетами, авансами, исчислениями процентов. Я собираюсь в Париж по своим делам и кстати мог бы взять на себя.

— Да, мы могли бы попыта-та-таться сго-о-овориться друг с другом относительно во… возможностей и чтоб мне не обя… обязываться в чем-нибудь, чего я не… не… не желал бы де… лать, — сказал Гранде заикаясь, — потому что, видите ли, господин председатель естественным образом предлагал, чтобы я взял на себя дорожные расходы.

На этих последних словах Гранде уже не запинался.

— Ах, — сказала г-жа де Грассен, — да ведь это же удовольствие — побывать, в Париже! Я бы с радостью сама заплатила, лишь бы туда поехать.

И она сделала знак мужу, как бы подзадоривая его отбить во что бы то ни стало поручение у противников; затем она весьма иронически поглядела на обоих Крюшо, принявших совсем жалкий вид. Гранде схватил тогда банкира за пуговицу сюртука и отвел его в угол.

— Я бы гораздо охотнее доверился вам, чем председателю, — сказал он ему. — Вообще тут что-то неладно, — прибавил он, и шишка на его носу зашевелилась. — Я намерен приобрести ренту. Мне нужно поручить кому-нибудь покупку ренты на несколько тысяч франков, и не иначе как по восьмидесяти франков. Эта механика, говорят, обходится дешевле под конец каждого месяца. Вам это дело знакомо, не правда ли?

— Ну, еще бы! Значит, мне предстоит устроить вам ренту на несколько тысяч франков?

— Не бог весть что для начала. Только — молчок! Мне хочется разыграть эту музыку так, чтобы никто ничего не знал. Вы бы заключили для меня сделку к концу месяца. Но ничего не говорите Крюшо, чтобы их не дразнить. Раз вы едете в Париж, посмотрим заодно, каковы козыри бедного моего племянника.

— Значит, решено. Я еду завтра с почтовым дилижансом, — громко сказал де Грассен. — Я зайду к вам за последними инструкциями в… в котором часу?

— В пять часов, перед обедом, — сказал винодел, потирая руки.

Обе враждебные партии задержались еще некоторое время в зале. Де Грассен, после паузы, сказал, хлопая Гранде по плечу:

— Хорошо, у кого есть такие добрые родственники.

— Да, да, хоть оно и не кажется, — отвечал Гранде, — а я до-о-обрый родственник. Я люблю брата и докажу это, если… если это обойдется не…

— Мы покидаем вас! — сказал банкир, удачно прерывая его, прежде чем он кончил фразу. — Раз я ускоряю свой отъезд, мне нужно привести в порядок кое-какие дела.

— Ладно, ладно. Да и я сам, вы… вы з-з-знаете для чего, уда-далюсь в свою «ко… комнату ра… размышлений», как говорит председатель Крюшо.

«Дьявольщина! Я уже больше не господин де Бон-фон», — грустно подумал чиновник, и лицо его приняло унылое выражение, как у судьи, которому наскучила речь защитника.