Нежность - Давид Фонкинос

— Он тебе сказал, почему хочет с тобой поужинать?

— Э-э… да… он хотел меня поблагодарить…

— Тебе это не кажется странным? Ты можешь себе представить, чтобы он ужинал с каждым подчиненным, которого хочет поблагодарить?

— Знаешь, по-моему, он настолько странный, что мне в нем ничто не кажется странным.

— Это точно. Ты прав.

Натали страшно нравилось, как Маркус воспринимает окружающее. Это могло показаться наивностью — но нет. В нем была какая-то детская мягкость, способность принимать любые ситуации, в том числе самые невероятные. Он подошел и поцеловал ее. Это был их четвертый поцелуй, самый естественный. В начале любовных отношений каждый поцелуй можно чуть ли не анализировать. Все встает на свое особое, отдельное место в памяти, которая медленно сползает в путаницу повторения. Натали решила ничего не говорить про Шарля и его гротескные побуждения. Маркус наверняка сам поймет, что кроется за этим ужином.

89

Маркус заскочил домой переодеться: встреча с шефом была назначена только на 9 вечера. По обыкновению, долго колебался, какой пиджак выбрать. И остановился на самом рабочем. Самом серьезном, чтобы не сказать нудном. В нем он выглядел как гробовщик в отпуске. Когда он снова сел в скоростное метро, там что-то случилось. Пассажиры уже начинали волноваться. Им не хватало информации. Что там — пожар? Попытка самоубийства? Никто толком не знал. Вагон, в котором сидел Маркус, охватила паника, а он думал прежде всего о том, что заставит патрона ждать. Так и получилось. Шарль уже минут десять сидел за столиком перед бокалом красного вина. Он нервничал, и даже сильно нервничал, потому что никто и никогда не заставлял его столько ждать. И уж тем более служащий, о чьем существовании он до сегодняшнего утра вообще не подозревал. Но к его раздражению уже примешивалось другое чувство. То же, что он испытал утром, но на сей раз, возвращаясь, оно стало еще сильнее. Что-то вроде неодолимого влечения. Этот человек и вправду был способен на все. Кто еще осмелился бы опоздать на подобную встречу? Кто еще способен так не уважать власть? Больше возразить было нечего. Этот человек достоин Натали. Неоспоримо. Математически. Химически.

Иногда, опаздывая, мы говорим себе, что бежать бесполезно. Говорим себе, что полчаса или тридцать пять минут — совершенно одно и то же. Так что лучше чуть-чуть продлить ожидание другого, чем появляться перед ним обливаясь потом. Именно так и решил Маркус. Он не хотел представать перед шефом багровым и запыхавшимся. Он знал: стоит ему чуть-чуть пробежаться, и он уже похож на новорожденного. Так что из метро он вышел в ужасе, что настолько опоздал (и не смог предупредить и извиниться, потому что у него не было номера мобильника шефа), но шагом. Так он и прибыл на ужин — практически на час позже назначенного времени, спокойный, очень спокойный. Черный пиджак подчеркивал эффект от его появления, придавал ему чуть ли не похоронный вид. Почти как в триллерах, где герои всегда молча возникают из сумерек. Шарль за время ожидания почти прикончил бутылку красного вина. И пребывал в романтическом, ностальгическом настроении. Даже не стал слушать оправданий Маркуса по поводу метро. В его появлении воплотилась вся красота и милосердие мира.

И вечер поплыл дальше на борту этого первого триумфального впечатления.

90

Бернар Блие о Пьере Ришаре в «Высоком блондине в черном ботинке»

Он сильный. Он очень сильный.

91

На протяжении всего ужина Маркус не переставал поражаться поведению Шарля. Тот лепетал, лопотал, заикался. Не мог закончить ни одну фразу. Вдруг начинал хохотать, но ни разу не засмеялся вовремя, когда собеседник пытался его насмешить. В нем словно случился сдвиг во времени. В какой-то момент Маркус осмелился спросить:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Хорошо? Я? Знаете, со вчерашнего дня я прекрасно себя чувствую. Особенно сейчас.

Несообразность этого ответа только усилила ощущение Маркуса. Шарль не совсем сошел с ума. Во время редких просветлений он прекрасно сознавал, что слетел с катушек. Но ему не удавалось взять себя в руки. Его замкнуло. Швед, сидящий напротив, устроил короткое замыкание в его жизни, в его системе. Он изо всех сил старался вернуться к реальности. Маркус с его незавидным прошлым был недалек от мысли, что этот ужин — самый нудный в его жизни. А это что-нибудь да значило. И все-таки он не мог совладать с нарастающим сочувствием, желанием помочь этому блуждавшему в трех соснах человеку.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Да, безусловно, Маркус… я подумаю, это очень мило. Правда, вы такой милый… это сразу видно… по тому, как вы на меня смотрите… вы не осуждаете меня… я все понимаю… теперь я все понимаю…

— Что вы понимаете?

— Ну, понимаю про Натали. Чем дольше я на вас смотрю, тем больше понимаю, чего нет во мне самом.

Маркус поставил бокал. Он уже начал подозревать, что все это могло иметь отношение к Натали. Вопреки ожиданию, первым его чувством было облегчение. Первый раз кто-то заговорил с ним о ней. Именно в этот момент Натали стала высвобождаться из сферы фантазма. Она переходила в реальную часть его жизни.

Шарль продолжал:

— Я люблю ее. Вы знаете, что я ее люблю?

— По-моему, прежде всего вы слишком много выпили.

— Ну и что? Опьянение ничего не меняет. Все мое трезвое сознание при мне, оно вполне реально. Трезвое сознание того, чего во мне нет. Глядя на вас, я сознаю, насколько моя жизнь не удалась… насколько я все время скользил по поверхности, и все эти вечные компромиссы… вам это покажется диким, но я скажу вам то, чего никогда никому не говорил: я хотел быть художником… да-да, знаю, старая песня… но правда, когда я был маленький, то обожал рисовать кораблики… в этом было все мое счастье… у меня была целая коллекция миниатюр с гондолами… я их рисовал часами… старался быть точным в каждой детали… как бы мне хотелось рисовать, как раньше… жить всю жизнь в этом исступленном покое… а вместо этого я весь день напихиваюсь криспроллами… и эти дни уже не кончаются… они похожи друг на друга, как китайцы… и моя сексуальная жизнь… жена… наконец все это… не хочу даже говорить об этом… сейчас я все это ясно сознаю… я вижу вас, и все это сознаю…

Шарль внезапно прервал свой монолог. Маркусу было неловко. Выслушивать излияния незнакомого человека — занятие довольно двусмысленное, и уж тем более когда речь идет о шефе. Ему ничего не оставалось, как попытаться разрядить атмосферу шуткой:

— И все это вы увидели, глядя на меня? Я в самом деле так на вас действую? За такое-то короткое время…

— И к тому же вы обладаете большим чувством юмора. Нет, правда, вы гений. Был Маркс, был Эйнштейн, а теперь есть вы.

Маркус не нашелся, что ответить на этот несколько слишком смелый вывод. К счастью, рядом с ними вырос официант:

— Вы решили, что будете заказывать?

— Да, я возьму мясо, — сказал Шарль. — С кровью.

— А мне рыбу.

— Прекрасно, господа, — отозвался официант, удаляясь.

Не прошел он и пары метров, как Шарль вернул его:

— Пожалуй, мне то же, что ему. Тоже рыбу.

— Прекрасно, я пометил, — отозвался официант, удаляясь снова.

Помолчав, Шарль признался:

— Я решил делать все как вы.

— Делать все как я?

— Да, вроде как вы мой наставник.

— Знаете, чтобы быть как я, не надо делать ничего особенного.

— Я не согласен. Вот, к примеру, ваш пиджак. По-моему, мне стоило бы иметь такой же. Мне надо одеваться как вы. У вас неповторимый стиль. Все так продуманно; видно, что вы все предусмотрели. В том числе и с женщинами. А, с женщинами тоже, а?

— Ну… да, не знаю. Могу вам его одолжить, если хотите.

— Вот! В этом весь вы: сама любезность. Я говорю, что мне нравится ваш пиджак, и вы в ту же секунду предлагаете его мне одолжить. Это так прекрасно. Я теперь понимаю, что слишком редко одалживал пиджаки. Я всю жизнь был немыслимым эгоистом по части пиджаков.

Маркус понял: все, что он ни скажет, заведомо будет гениально. Человек напротив смотрел на него сквозь фильтр восхищения, чтобы не сказать — преклонения. Шарль продолжал расспросы:

— Расскажите еще что-нибудь о себе.

— Честно говоря, я не слишком часто думаю о том, кто я есть.

— Вот! Именно! Моя проблема в том, что я слишком много думаю. Вечно спрашиваю себя, что обо мне думают другие. Мне следовало бы быть большим стоиком.

— Для этого вам следовало родиться в Швеции.

— А! Очень остроумно! Надо будет вам научить меня быть таким же остроумным. Какая меткость! Пью за ваше здоровье! Вам налить?

— Нет, по-моему, я уже достаточно выпил.

— И какой самоконтроль! Ладно, тут я не буду делать как вы. Разрешаю себе отклонение.