Медовый рай - Валерий Бочков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старуха тяжело поднялась по ступеням. Белка ожидала истерики, криков, даже драки. Старуха молча вошла в прихожую, так же без единого слова подошла к Питеру и, подняв керосиновую лампу, уставилась на него. Ее коричневая рука, узловатая, как коряга, чуть дрожала, фитиль лампы начал коптить – кончик языка красного пламени трепетал черным жалом. Рыжие блики пробежали по изуродованному лицу Питера. За его спиной на потолок полезла гигантская фиолетовая тень.
– Телефон, – тихо попросил он. – Пор фавор…
Белка стояла сбоку. Рот старухи, злой безгубый рот, похожий на бритвенный шрам, был плотно сжат, в профиль она напоминала какую-то рептилию. Казалось, что Питер тоже побаивается ее. Наконец старуха кивнула, Питер посторонился, пропустил ее. Она прошаркала мимо, притворила за собой дверь.
Белка облегченно выдохнула. Питер тоже вздохнул, потом неуверенно начал:
– Если бы ты… – Он запнулся. – Если бы я… Короче, если б тебе удалось бежать…
– Так ты ж собираешься в полицию звонить, разве нет?
– Да… – Он снова замолчал. – Но не сразу… Утром.
Белка задумалась. До рассвета всего несколько часов. Эти несколько часов вряд ли что-то изменят, но даже в самой безнадежной ситуации всегда остается шанс, пусть самый ничтожный, самый мизерный, но все-таки шанс. Именно из-за него, этого шанса, из-за этой крошечной надежды, и стоит жить. Особенно когда терять абсолютно нечего.
– Слушай, Питер. – Белка не знала, с какого бока подойти, поэтому сказала прямо: – А может, вместе? До мексиканской границы всего часа три-четыре. Там вдоль реки целые участки не охраняются, мне Густаво, мой друг школьный, рассказывал. А оттуда – в Боливию. Или даже в Аргентину! Серьезно…
Питер неуверенно усмехнулся. В темноте она видела лишь черный силуэт его головы.
– Спасибо. – Он нашел ее руку, чуть сжал запястье. Белке показалось, что он улыбается.
– Ведь нас начнут искать только завтра! Не раньше пяти! – страстно выпалила Белка. – За это время вообще можно на край света…
Дверь раскрылась, Белка замолчала. Старуха вернулась, но без телефона, а с корзиной. Небольшой плетеной корзиной для пикника с круглой плетеной крышкой. Старуха не спеша пристроила лампу на стул, повернулась к Питеру. Она улыбалась.
Питер удивленно посмотрел на Белку, потом на старуху. Старуха протянула ему корзину.
– Грасиас, – растерянно поблагодарил Питер, принимая корзину. – Мучос грасиас.
Старуха, улыбаясь и кивая, жестом показала, что корзину нужно открыть. Что там, на крышке, застежка. Пальцы Питера, большие и неуклюжие, справились с застежкой, он приоткрыл крышку, заглянул. Смущенно пожал плечами, улыбнулся, осторожно запустил руку внутрь.
Старуха, с вожделением ожидая реакции на свой подарок, уставилась Питеру в лицо.
– Что там? – прошептала Белка. Она тоже улыбалась. – Пирожки?
Питер вскрикнул, дернулся. Он медленно, словно доставая что-то хрупкое, вытащил руку из корзины. Его запястье и кисть обвивала змея. Белка отпрыгнула, старуха захохотала. Черные аспидные кольца сально блестели, отливая красной медью, плоская голова сонно покачивалась. Змея раскрыла пасть, блеснули два длинных зуба.
Глаз Белки не успел уловить броска – Питер вдруг схватился за горло. По шее побежала струйка крови, остановилась в ключице. Змея неожиданно быстро, словно стальная пружина, упруго раскрутилась и очутилась на полу. Белка завизжала, отпрыгнула к стене. Змея лениво заползла обратно в корзину.
39
Питер удивленно разглядывал ладонь – на ладони и запястье было еще два укуса. Неуверенно переступая взад и вперед, как человек в зыбкой лодке, он пытался сохранить равновесие. Белка уже не кричала, зажав кулаком раскрытый рот, она оцепенела и, не отрываясь, глядела в лицо Питеру. Тот качнулся, словно собирался начать какой-то неуклюжий танец, подался вбок и медленно, будто дурачась, начал заваливаться назад. Его рука ухватилась за стену, он не удержался и, сшибая картонные коробки, рухнул в угол. Из коробок посыпались цыплята, желтые и пушистые, они весело разбежались по полу.
От шума Белка наконец очнулась, она наклонилась к Питеру, закричала ему в лицо:
– «Скорую помощь»! Надо вызвать «Скорую помощь»! Я сейчас, сейчас… Телефон… Где телефон?
Она оттолкнула старуху, схватила лампу. Телефон стоял на столе в соседней комнате. Белка подняла трубку, гудка не было. Она залезла под стол, один провод уходил в телефонное гнездо, другой в электрическую розетку. Белка вытащила вилку, воткнула ее обратно, прижала для верности. Телефон молчал.
– Черт… – догадалась она. – Тока ведь нет.
Комната, длинная, с низким потолком, напоминала большую грязную кухню – вдоль стены стояли столы с какими-то склянками, то ли медицинскими, то ли химическими. Другая стена была сплошь в зеркалах, в них повторялся тусклый блеск лампы, рыжий отсвет на лице, блик в безумных глазах. Белка подошла ближе, поднесла фонарь к стеклу.
– Господи, господи, – прошептала она, – это ж не зеркала, не зеркала…
Это были аквариумы со змеями.
Белка, сонно переступая, точно под гипнозом, тихо шла вдоль аквариумов. Подняв над головой лампу, она завороженно вглядывалась в темное стекло, за которым лениво раскручивали свои чешуйчатые кольца разбуженные светом гады. Толстая, как садовый шланг, змея подняла голову. Белка остановилась. Гадина, покачиваясь в плавном танце, нагло смотрела ей в глаза. Белка не могла двинуться, она разглядывала ювелирной красоты рубиновый узор, который затейливо вился по блестящему, как вороненый металл, упругому телу. Тонкий раздвоенный язык, будто пульсируя, появлялся и исчезал. Белка услышала высокий звук, не шипенье, выше и пронзительней – будто пар прорывался сквозь щель. Белка против своей воли приблизила лицо к стеклу. Змея, лениво, словно зевая, медленно раскрыла пасть. Два длинных тонких клыка, Белка вспомнила, что в них есть тончайшие каналы, по которым яд попадает в тело жертвы.
Бросок был молниеносен – Белка не увидела, лишь услышала тупой удар в стекло. По стеклу, как две слезинки побежали две капли яда. Белка отскочила, взмахнув руками. Лампа выскользнула и грохнулась на пол. Стеклянный абажур разлетелся вдребезги, керосин горящей лужей потек Белке под ноги.
Она выскочила из комнаты, старуха, увидев пламя, заорала, бросилась тушить.
– Питер! – Белка нагнулась к нему. – Тут должна быть больница! Мы найдем! Поехали!
– Погоди… – Питер с трудом приподнялся. – Это тайпан. Старуха сказала…
– Да какая разница! В больнице…
– Его яд в двести раз сильнее яда кобры…
– Что ты несешь? Откуда ты вообще…
– Когда в Ираке был… – Питер судорожно вдохнул, сипло, с трудом. – Я там не моджахедов боялся, не бомб, не мин… Змей. Весь Интернет излазил, все изучил. – Он закашлялся. – Эта дрянь самая ядовитая. Тайпан.
Из соседней комнаты послышался звон стекла, что-то гулко ухнуло. Дверь распахнулась, оттуда повалил белый дым.
Питер попытался встать.
– Ноги… – виновато проговорил Питер. – Ноги. Не ходят.
Белка вцепилась в его майку, потянула. Питер приподнялся, ему удалось встать на колени. Кое-как они выбрались на крыльцо, сползли по ступеням. В окнах бродили малиновые сполохи, на землю ложились багровые отсветы с черными крестами оконных рам.
40
Питер умирал. Белка сидела рядом, она гладила его плечо, и этот бессмысленный механический жест казался ей последней связью с ним, с его вытекающей жизнью.
С веселым звоном посыпались стекла – лопнуло среднее окно. Из него вырвался желтый язык пламени и начал лизать наружную стену. Двор озарился волшебным светом – каким-то таинственным и золотым, щебенка казалась мерцающим янтарем, щедро рассыпанным перед домом.
Питер бредил. Так казалось Белке. Питер говорил про Бога, про рай и про ад, Белка гладила его плечо, разглядывая сияющие осколки янтаря, раскиданные по двору.
– Он создал Адама и Еву и поселил их в Эдеме. Зачем? Почему? Там освободилось место после изгнания Люцифера и восставших с ним ангелов. Они были низвергнуты в ад. Люцифер – сын зари, могущественный ангел, ангел света, – какой же грех он совершил? Чем прогневал Бога?
Питер запнулся, судорожно хватая ртом воздух.
– Грех гордыни, вот какой грех. Он отказался служить Господу, и Тот низвергнул его в ад. Пророк Исайя… – Он закашлялся, хрипло, с надрывом. – Исайя…
Огонь забрался под крышу. Внутри дома пламя гудело, как в печке. Стало жарко, но отползти уже не было сил. Белка закрыла глаза.
– Сияющий ангел, сын зари, ангел света Люцифер явился Адаму и Еве в виде змеи. Змеи! Почему именно змеи? Змея – это яд, яд – это коварство. Вот почему! Люцифер влил яд в душу человека, человек пал. Люцифер не мог смириться с мыслью, что человек, создание из глины и грязи, займет в Эдеме его место. Гордыня… Опять гордыня.
Без паузы и тем же тоном – устало и тихо – он произнес:
