Как стать успешной стервой, которой все завидуют - Елена Кабанова

Существуют и другие методы пережить конфликт. Есть такая хорошая штука — козел отпущения. Одно имя чего стоит. Произносишь: «Ну ты каз-зел!» — и на душе становится легче. А это ох как необходимо! Ведь за годы жизни душа отягощается центнерами, нет, тоннами обид. Когда происходит переучет накоплений, кровь вскипает в жилах черным отравленным ключом, и хочется во что бы то ни стало ответить, отмстить, уравнять счет, а лучше — взять челюсть за зуб, а за око — сразу два и еще уши в придачу. Вот только над кем бы это проделать? Мы, к сожалению, не всегда можем наказать обидчика, оттого и приходим в состояние «поделись обидою своей». Находим человека, на котором можно сорваться. Как правило, кого-нибудь слабее нас. В общем, бабке за дедку, Жучке за внучку, мышке за кошку. В таком случае наши действия напоминают обычай одного индейского племени. Индейцы полагали (совершенно в духе Фрейда и Юнга), что обиды нельзя копить и таить, а необходимо сразу передавать. Выскакиваешь из вигвама весь всклокоченный, аж перья на вампуме дыбом стоят, бежишь, дороги не разбирая. Тут навстречу Гойко Митич: «Привет, Дурной кулак! Ты в порядке?» — а ты, не отвечая, хрясь его по носу. И ноги, ноги, пока могучий Виннету, сын Инчучуна из ступора не вышел. Пусть побегает, поищет своего друга по имени Крепкая коронка. Тот все выдержит, что ни передай.

Со временем невозвращенные обиды не забываются, а разрастаются, словно снежный ком. Инцидент, произошедший 20 лет назад, мешает жить людям сегодня. Некоторые внимательные читатели романа (или зрители сериала) «Граф Монте-Кристо» высказываются в том роде, что месть, мол, это блюдо, которое надо подавать горячим. В холодном виде им, знаете ли, невкусно. А я полагаю, что месть — это не блюдо вовсе. Это отрава. Ею либо переболеешь, либо будешь всю жизнь страдать от последствий интоксикации. Нервный тик или гастрит, сердечная недостаточность или жировая избыточность. Мало ли что может приключиться.

Поэтому лучше развивать выдержку. Только постепенно. Нельзя сказать себе: с этого момента я перестаю ругаться со всеми, кто меня раздражает и отныне просто прохожу мимо, равнодушно глядя в сторону из-под полуопущенных ресниц. Не бывает. Не в смысле ресниц, а в смысле мгновенного изменения темперамента — такого не бывает. Все, что мы проделываем с собой или с окружающим миром, лучше получается, если выбрать метод не революции, а эволюции. Времени, конечно, уйдет намного больше. Но и побочный эффект минимальный!

Когда вы обнаружите, что уже вполне можете держать себя в руках после нанесенной обиды и выдаете «одесский вариант изысканий в области филологии» скорее из любви к творческому процессу, чем от возмущения — тут уже можно переходить к новой фазе. Не мгновенный выброс, а целенаправленная реакция. Чтобы сил на негативные эмоции тратить поменьше, а выгоды от проявления этих самых эмоций получать побольше. Думаете: какая может быть выгода от обиды? Честное слово, немалая. Ведь это огромная доза энергии! Проблема в том, чтобы направить ту энергию во благо себе, а не во вред. И даже помня причиненную тебе обиду, не пропитываться злобой, а всего лишь делать выводы: от кого можно ждать подвоха и какого именно. Правда, это сложная задача. Прямо макиавеллиевская. Но и она разрешима для тех, кто хочет достичь успеха, а не растратить силы попусту — на душевные муки, на нервные срывы, на выражение горькой печали во взоре и проч.

В целом довольно много нервов «пожирает»… память. Негативные моменты запоминаются прочнее. Недаром выражение «злопамятный» существует, а «добропамятный» — нет. Каждый из нас вправе задать себе вопрос: если это так тяжело и утомительно, то стоит ли вообще обижаться?

Для начала, конечно, ответим: на кого? Ведь есть разница в том, кого мы выбираем в качестве «объекта» отрицательных эмоций. Обижаться стоит только на равного. На человека, за которым признаешь ответственное отношение к себе и к окружающим, на того, кто равен тебе по уровню. Здесь можно и подумать: он хочет зла мне, или просто использует меня в качестве средства, чтобы насолить другому? Ненавидит он меня или действует в соответствии с продуманной стратегией, а я в его игре — лишь пешка? Если я почему-то стою у него поперек горла, то в чем причина такого «интимного» отношения? Ведь ненависть — чувство не менее интимное, чем сексуальное притяжение. Между прочим, нередко это одно и то же. Глядишь, и появятся признаки того, что вам бы не мстить, а пококетничать надо. Многих проблем избежите. Ну, а коли вас используют, да еще в качестве пешки, а не королевы — тогда можно и сыграть. Пусть себе думает, что вы в шахматах ни бум-бум. Тем больше будет его удивление, когда получит шах и мат в три хода.

И еще: бывают ситуации, когда человек просто идет по протоптанной тропинке. Предположим, вы постоянно получаете в свой адрес колкие замечания от сослуживца. Вам уже кажется: этот тип норовит выжить вас, умницу и специалистку, из фирмы. Без выходного пособия и рекомендаций на дорожку. Почему-то лично вы лично его не устраиваете. А потом становится ясно: здесь таким образом принято «прописывать» новичков. Каждый новый кадр должен пройти «обжиг» и «обкатку». Значит, необходимо держать удар и не впадать ни в панику, ни в «монте-кристовость». Через некоторое время все уляжется само собой. Дело не в вашей персоне, а в социальном механизме. Хочешь жить — умей терпеть и не терять лица. Зачем же играть желваками и злобу копить?

Но если с умным человеком партия «на интерес» — дело очень даже увлекательное, то стоит ли обижаться на дурака? На его поступки — спонтанные, словно непроизвольное мочеиспускание? Он зла не хочет, он так живет и так реагирует на раздражители. Аки голубок — где ходит, там и гадит. Да часто обидчик сам не понимает, что он «такого» сделал. Обиду намеренную от невольной отличить довольно легко. Надо только посмотреть на всю картину извне, отрешившись на время от затемняющих разум эмоций. Судите сами: каждый из нас воспринимает обиду относительно себя. Мы невольно делаем свое «Я» началом отсчета, ставим себя в центр ситуации, и не видим всей шахматной доски с разнокалиберными фигурами. А ярость должна быть управляемой — так вы сможете лучше просчитать все варианты ходов. Когда идет отбор быков для корриды, обязательно смотрят: какой из них бросается, а какой — нет. Тот, что спокоен — опаснее. Но в целом просматривается одна закономерность: дурака не ненавидеть надо, а просто вовремя поставить на место. Осечь и остудить. Как сказал в «Зоне» Сергея Довлатова конвоиру уголовный авторитет: «Ты загорелся? Я тебя потушу». Спокойно так, но веско.

К тому же зачастую никакого особого наказания не требуется. Обидчик сам наказывает себя своей глупостью. И вполне достаточно с доброй иронией наблюдать за тем, как он выеживается. Такой способ «отмщения» — обиднее всего. Взгляд, источающий равнодушную жалость, запоминается надолго. Бывает, что на всю жизнь. И обидчик превращается в обиженного. Такие ситуации — не редкость в семейных конфликтах.

Антонина Васильевна не ладила с собственной дочерью. С самого детства Ольга как будто скептически наблюдала за матерью и громко констатировала ее просчеты и промахи (надо признать, весьма многочисленные). Сварила мать семейства неудачный суп — все морщились, но деликатно сглатывали (как-то не получается назвать этот процесс «едой»). Лишь пятилетняя Оля, брезгливо морщась, произнесла: «Его не то, что есть — на него смотреть противно». Сделала мамуля сильный макияж, дитятко тут же констатировало: «Кукла Маша, сорт второй, дети плачут от такой». Однажды они сидели и рассматривали фотографии. Ткнув пальцем в карточку, Антонина Васильевна воскликнула: «Ой, как у меня здесь рот широко открыт!» — «Да ты его никогда не закрываешь…», — с неудовольствием выслушала она ответную реплику дочурки. Подобных случаев было превеликое множество. Дочь у Антонины была злопамятная и довольно занудная девица.

Антонина Васильевна и сама прекрасно понимала, что ребенок прав, но ей все равно было страшно обидно. Ведь это же ее дочь! Так почему же она, мамочка, для своего чада не самая лучшая? Почему Ольга не видит ее в розовом цвете? Антонине Васильевне хотелось добиться уважения от дочери, но как, она не знала. И злилась. Оттого постоянно осыпала дочь придирками. Та отвечала колкостями. Родственная связь разрушалась и таяла. Когда Оля подросла, она рано начала самостоятельную жизнь. С матерью не виделась годами. Проходило какое-то время, и Антонина Васильевна пыталась наладить с дочерью отношения. Но как только проходил взаимный «холодок» — а он неизбежно возникает, если люди возобновляют общение после конфликта — Антонина Васильевна снова и снова вспоминала обиды, которые Ольга причинила ей в детстве. И начинала орать на дочь, цепляясь к мелочам. А в ответ встречала спокойные, снисходительные разъяснения общепсихологического характера. И семейные узы матери с дочерью обрывались — еще на какое-то время. Потом следовала очередная попытка восстановления отношений.