Мотив омелы - Хлоя Лиезе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я просто ошеломлена этим признанием.
Повисает напряжённая тишина. Я смотрю на M&Ms. Джонатан смотрит на снег за окном.
Наконец, он нарушает тишину, тянется к фляжке из нержавеющей стали в подстаканнике и отпивает из неё два больших глотка, от которых его кадык дёргается, а меня приводит в бешенство мысль о том, чтобы засунуть свой язык ему в глотку. Затем он снова проверяет свой телефон. Прочитав всё, что там написано, он, кажется, удовлетворён. Он даёт задний ход и начинает сдавать назад.
Я всё ещё в шоке.
— Так… ты купил это… из-за меня? Потому что чувствовал себя виноватым из-за сегодняшнего утра?
Джонатан резко останавливает машину посреди парковки, затем поворачивается лицом ко мне. Внезапно этот большой внедорожник кажется очень маленьким.
— Это кажется тебе настолько невероятным?
— Э-э… Ну… — я облизываю губы. Это похоже на тест. Тест, который я определённо провалю.
— Это не тест, — говорит он мне, потому что, очевидно, я сказала это вслух. — И ты не можешь его провалить. Ты просто отвечаешь на вопрос.
Я с любопытством смотрю на Джонатана, на резкие линии его носа и скул. Его поразительные светлые глаза светятся в слабом освещении. Глубоко внутри меня живёт это… притяжение, умоляющее меня перелезть через консоль, оседлать его колени и целовать его, пока я не почувствую вкус горько-сладкого шоколада и зимнего воздуха, пока я не вдохну тепло его кожи, горячей и чистой после тренировки, за которой следовало быстрое мытьё с мылом, от которого исходит его запах — как долгая прогулка по заснеженному лесу с вечнозелёными растениями.
И я этого не понимаю. Я не понимаю, почему у меня такое чувство, будто что-то дюйм за дюймом тянет меня к Джонатану Фросту. Этого не должно было случиться. Не тогда, когда всего через несколько недель я встречу парня, который мне по-настоящему дорог, и этот мистер Морозный Мутант, с которым я работаю, навсегда исчезнет из моей жизни.
Что со мной не так?
— Чтоб мне провалиться, если я знаю, — бормочу я, отвечая и на вопрос Джонатана, и на свой собственный. Успокаивая боль от своего экзистенциального кризиса, я открываю мятный M&Ms и запихиваю половину пакетика себе в глотку.
Джонатан вздыхает, снова выезжая с парковки.
— Столько сахара, Габриэлла.
— Заткнись ты, — говорю я ему. — Ты купил их для меня. Из… угрызений совести, что, вау, звучит странно.
Его хватка на руле усиливается. Его челюсти сжимаются, подчеркивая впалость щёк и намёк на ямочки, если он когда-нибудь улыбнётся. Его подбородок покрыт тёмной густой щетиной, и, просто глядя на него, я чувствую, как эта наждачная щетина царапает мои бёдра. Мой разум хватается за это, представляя горячие, влажные поцелуи сурового рта, смачивающие мою кожу, поднимающиеся всё выше, выше, пока…
— Я серьёзно, — говорит Джонатан, вырывая меня из моих похотливых мыслей. — Прости. Я знаю…Я знаю, что иногда бываю краток и резко ухожу, — он делает паузу, как будто подыскивая, что сказать дальше. — Это не имеет к тебе никакого отношения, но это влияет на тебя. И… я прошу прощения за это.
Я смотрю на него и опускаю пакетик M&Ms себе на колени. Это странно — получать хоть каплю раскаяния от Джонатана Фроста, слышать, как он признаёт свои менее привлекательные качества и извиняется за них, но… я ему верю. Поэтому, слегка подвинувшись на своём сиденье, чтобы лучше его видеть, я говорю ему:
— Я… прощаю тебя.
Не отрывая взгляда от дороги, он говорит:
— Это прозвучало болезненно.
— Сказать «я прощаю тебя»? — я слабо смеюсь. — И правда немножко болезненно. Мы так долго были враждебны, что я действительно не знаю, как иначе с тобой разговаривать.
Джонатан молчит, нахмурив брови. Он выглядит обеспокоенным.
На мгновение у меня возникает странное желание провести пальцами по его волосам, разгладить большим пальцем эту складку на его лбу, успокаивая.
— Мне не следовало сегодня утром припирать тебя к стенке с этим мероприятием и пытаться принудить тебя через чувство вины. Я… тоже прошу прощения.
— Ничего страшного, — он прочищает горло. — И для галочки, запись с камер видеонаблюдения выводится в комнату бухгалтерии. Я следил за происходящим; если бы ситуация вышла из-под контроля, я бы немедленно пришёл.
Я смотрю на него в замешательстве, как будто приподнялась завеса, открывшая человека, которого я едва узнаю, но он в то же время странно знаком, как будто я смотрю на его лицо, и понимание, что видела его раньше, не даёт мне покоя в глубине сознания.
— Итак… — он прочищает горло. — Что это был за странный момент с Люком? Когда ты сказала ему, что он хорошо сыграл? И он сказал, что из твоих уст это высокая похвала… Ты играешь в хоккей или что-то в этом роде?
— О… — мой инстинкт требует строго охранять эту часть моей жизни, но я полагаю, что если Джонатан способен извиниться, то и я могу быть способна на капельку доверия. — Моего отца зовут Николай Соколов. Стоит ли говорить, что я довольно хорошо разбираюсь в этом виде спорта?
Джонатан бросает на меня шокированный взгляд, затем снова сосредотачивается на дороге.
— Это не смешно.
— Это не шутка.
Он медленно моргает, явно ошеломлённый.
— Объяснись.
— Ну, они с моей мамой встретились и полюбили друг друга, потом у них родилась малышка Габби…
— Габриэлла, — предостерегает он.
Я издаю хрюкающий смешок.
— Хорошо, я буду серьёзна. Мой папа хочет спокойной жизни. Как и все мы трое. Мы не привлекаем внимания, чтобы не приходилось иметь дело с толпами фанатов. И я ношу фамилию моей мамы, Ди Натале. Это всё упрощает.
Джонатан медленно качает головой.
— Срань господня.
Честно говоря, он воспринимает это лучше, чем большинство людей. Он не слетел с дороги в кювет. Не похоже, что он вот-вот упадёт в обморок. И он не попросил у меня автограф.
— Вот почему он никогда не приходит ко мне на работу, — объясняю я. — Ну, это неправда, я приводила своих родителей после закрытия, чтобы показать заведение, но не тогда, когда мы открыты, потому что люди могут быть такими настойчивыми, они окружают и просят автографы, и они просто…
— Портят это, — тихо говорит Джонатан. — Твою возможность вести с ним обычную жизнь.
Я кошусь на
