Заставь меня полюбить тебя - Джоанна Линдсей

Альфреда была вполне удовлетворена поданной им едой и казалась весьма расслабленной. Возможно для того, дабы доказать, что она не ведьма, Альфреда похвалила их стряпню и продолжила разговор в непринуждённой манере, рассказав им несколько историй про Лестершир.

Марша первой изменила своё отношение к Брук, по крайней мере, она перестала вести себя чопорно и формально. Женщина чувствовала себя более уверенно в общении со знатью, чем остальной обслуживающий персонал поместья. Она, кажется, осталась довольна похвалой от Брук, которую та высказала в адрес картофельной запеканки с мясом. А потом даже искренне посмеялась над историей о том, как четырнадцатилетняя Брук решилась на полуночную вылазку, дабы попробовать самостоятельно скрестить её кобылу Бунтарку с одним из жеребцов, но в последний момент струсила.

Марша была матерью Гэбриела и тётушкой молодой девушки Джени. После того, как Марша стала вести себя с ними непринуждённо, Брук поняла, от кого из родителей Гэбриел получил свой весёлый и добродушный характер.

Перед тем как Брук и Альфреда вышли из кухни, Марша сказала своей племяннице:

— Иди и сообщи Его Светлости, что я кормлю его детей.

Сконфузившись, Джени отметила:

— Но у него нет детей.

— Однажды будут. Он всё поймёт. Просто иди и скажи ему.

Брук спрятала довольную улыбку. Повариха могла бы держать в секрете то, что она собирается надлежаще кормить их, но женщина явно не боялась волка и его праведного гнева. Она, кажется, уже и Альфреды не боялась, и если это так, то Брук может записать одно очко в свою пользу.

Когда они вернулись наверх после ленча, то увидели Гэбриела, всё ещё стоявшего рядом с входной дверью в покои лорда Вульфа. Заметив их, он проворчал:

— Кажется, я вывел его из себя. Он не позволяет мне зайти. Но сейчас, когда Вы здесь, то можете помочь мне. Отвлеките его, чтобы он снова не выгнал меня пинками.

— Так он спит? — поинтересовалась Альфреда.

— Сомневаюсь. Он слишком упрям, чтобы внять просьбам и действительно отдохнуть. Чёрта с два этого болвана удержишь в постели. Ох, прошу прощения, дамы, но это действительно нелёгкая задача.

Поскольку ни Гэбриел ни Альфреда не проявили желания открыть дверь и проверить, спит ли Доминик, то Брук взяла ситуацию в свои руки и вошла в комнату.

— А она храбрая, не так ли? — услышала девушка шёпот Гэбриела за своей спиной.

Было очень тревожно узнать, что даже друг Доминика временами опасается его. Когда она взглянула в сторону алькова, где располагалась его кровать, то увидела, что волк не спит. Он метнул на неё свой взгляд. Глаза злобно сузились. Но девушка по-прежнему вела за собой небольшую группу прямо к кровати.

— Моя компаньонка, — деловито представила её Брук. — Альфреда Вичвэй.

— Потребовалось так много времени, чтобы убедить её? — спросил Доминик у Брук.

Она только сейчас поняла, что дав разрешение привести сюда Альфреду, он ожидал, что они вернуться незамедлительно. Брук решила взять всю вину на себя, сказав:

— Нет. Я просто хотела немного перекусить.

— Так вы заставили меня ждать из-за такой мелочи? — угрюмо потребовал он.

Альфреда хмыкнула. Её собственный тон не был успокаивающим или примирительным, когда она сказала:

— Ничего подобного она не делала. Для того чтобы убедить меня действительно потребовалось так много времени. И я до сих пор не уверена. Однако, с Вашего позволения, я взгляну на Вашу рану.

Его огорошили двумя отговорками, и обе они указывали на то, что виконт женщинам абсолютно не нравится. Доминик не сказал ни слова, лишь слегка кивнул головой. Брук подозревала, что его раздражает эта ситуация, когда приходится отдаться на милость своих врагов. Он, должно быть, чувствует себя так же скверно, как выглядит, раз уж согласился на подобную помощь. Вероятно, он действительно думал, что есть опасность лишиться ноги, а их помощь была всё же лучше, чем ничего.

Альфреде достаточно было взглянуть на рану, чтобы сказать:

— Это довольно серьёзное воспаление, лорд Вульф. Ваше тело активно сопротивляется болезни, поэтом Вас и лихорадит так, что Вы чувствуете себя словно на адской сковородке.

Он не подтвердил её слова, вместо этого спросив:

— Так Вы — целительница?

— Я никогда себя так не называла. Я просто знакома с лекарственными средствами, которые были известны с древних времён. Впрочем, как и большинство женщин, выросших в сельской местности. Вы можете продолжить курс лечения, который рекомендовал ваш доктор, либо же я могу найти подходящие травы, которые поставят Вас на ноги гораздо быстрее.

Брук знала, Альфреда не хотела, чтобы люди в Ротдейле поняли, что они обе были готовы оказать срочную медицинскую помощь, такую, как в данной ситуации. Именно поэтому Альфреда не принесла сейчас свою сумку с зельями, бальзамами, инструментами, травами и корешками растений. Чем меньше людей будет знать о её способностях целительницы, тем лучше.

— А есть ли среди них такие травы, которые растут здесь? — спросил Доминик.

Когда Альфреда не ответила ему, Брук решила помочь:

— Из Лестершира я привезла некоторые травы, которые растут и здесь тоже. Какая-нибудь из этих трав может подойти.

— А вот это нужно будет удалить, — как ни в чём не бывало, Альфреда указала пальцем прямо на пиявку. — Или мы можем подождать, пока они сами отвалятся. Если Вы пользовались пиявками раньше, то знаете, что после них остаются крошечные кровоточащие раны. Они начнут зудеть раньше, чем рана от пули. Но не расчесывайте их. Это может ухудшить воспаление.

— Прекратите относиться ко мне, как к ребёнку, — он наотмашь ударил рукой по берду, чтобы скинуть пиявок.

Глаза Брук неодобрительно вспыхнули из-за подобного резкого проявления раздражительности. Рука Альфреды была отброшена точно так же, как и пиявки, которые теперь извивались на кровати рядом с ним.

— А вот это, милорд, было очень… вредно. Были времена…

— Если Вы ещё раз попробуете оскорбить меня…

Волк не закончил своей угрозы, но это, без сомнения, была именно угроза. Брук была удивлена, что после всего этого Альфреда ещё не находится на полпути к выходу. И как же она оскорбила его? Не бросившись немедленно оказывать ему помощь? Дав ему совет, который он уже знал? А возможно, что он догадался, как, собственно, догадалась и Брук, что Альфреда хотела сказать «глупо» вместо «вредно»? А может быть он в лихорадочном бреду придумал себе какое-то другое неуважительное оскорбление?

Это ведь было вполне вероятно. На самом деле вся его грубость была следствием лихорадки и общего дискомфорта, ощущаемого из-за неё. Но также Брук может просто выдавать желаемое за действительное.