Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса - Генри Мортон

Порой Макгонагаллом овладевало сердитое настроение, и тогда он сурово клеймил язвы общества:

Напиток дьявольский, проклятие проклятий,Как людям вырваться из твоих объятий?Что сделал ты с людьми, позволь спросить.Всем мукам мука — горькую запить.О детях мать с тобою забывает,И на жену муж руку поднимает,И кров родной разрушит топором,Кому милее виски или ром.

Из Макгонагалла получился бы отличный репортер. Он внимательно следил за событиями общественной жизни, ничто не ускользало от его внимания. Когда в 1884 году умер герцог Олбани, поэт посвятил этому событию поэму в восемнадцать строф. Завершается стихотворение сценой похорон герцога, главное действующее лицо — предающаяся скорби королева:

Ее величество в страданье и печали пребывала.Как гроб в могилу опустили, она все ж облегченье испытала.Вот спет псалом, прощанье завершилось,И королева торопливо удалилась.

А вот еще одно порождение беспокойной музы поэта — произведение под названием «Неудавшееся покушение на королеву Викторию». Начинается оно такими строками:

Храни королеву Господь,И правь она вовек.Маклин на нее покушался,Лишь гнев на себя навлек.

С нами она да пребудетСреди цветов и скал,И счастливо дни проводитВ замке Балморал.

Некоторые раритетные образчики творчества Макгонагалла (полагаю, букинисты назвали бы их «макгонагаллианой») посвящены славным деяниям прошлого — битвам при Тель-эль-Кебире, Маджубе и прочим; а также национальным бедствиям, таким как смерть «китайца» Гордона. Стихи эти поражают воображение, но мне больше по душе произведения Макгонагалла, где он воспевает красоту родной земли, или же описывает примечательные события своего времени, например Тейбриджскую железнодорожную катастрофу, или кита, который выбросился на берег возле Данди.

Судя по всему, поэт нередко становился объектом довольно жестоких шуток. Но, с другой стороны, он и сам любил подшутить на своими «поклонниками» — теми, кто якобы восхищался его творчеством. А поскольку Макгонагалл обладал непомерным тщеславием, то вскоре стал записным шутом всего официального и академического Эдинбурга. Сколько шуток порождала его неуклюжая тощая фигура в нелепом костюме! Кто-то из современников Макгонагалла вспоминал, как они вскладчину снимали помещение и приглашали «великого поэта» почитать стихи. Он с готовностью приходил и декламировал свои ужасные вирши, в то время как все сидели с каменными лицами и в душе потешались над его «шедеврами».

Как-то раз один из шутников прикинулся знаменитым драматургом и в разговоре с Макгонагаллом напророчил ему блестящее будущее на театральных подмостках. В результате тот сорвался и укатил в Лондон: он хотел во что бы то ни стало попасть на собеседование к сэру Генри Ирвингу. Нетрудно догадаться, что поездка оказалась неудачной. Но зато в творческом багаже Макгонагалла появилась новая поэма под названием «Краткое описание Лондона». Начинается она с описания Лондонского моста:

Стою на Лондонском мосту и на людей гляжуИ в суете столичной я одно смятенье нахожу.Омнибусы и кэбы снуют туда-сюда,И под мостом река течет, и по мосту бежит вода.

Не меньшее впечатление на поэта произвела Трафальгарская площадь и фонтаны, «где утомленный путник мог утолить свою жажду». Воскресным утром гость из Эдинбурга отправился послушать проповедь мистера Сперджена, после чего в его дневнике появилась убийственная запись: «Мистер Сперджен, доложу я вам, был единственным человеком в Лондоне, который изъяснялся на приличном английском языке».

Полагаю, я дал вам достаточное представление о Макгонагалле, чтобы вы поняли, почему его стихи кажутся мне идеальным «вечерним чтением». Я был бы очень благодарен, если бы кто-нибудь взял на себя труд издать его произведения под одной обложкой — к вящей благодарности тех бедняг, кого мучает бессонница.

Макгонагалл был уникальным пережитком Старого Эдинбурга. В его биографии присутствовала таинственная поездка в Нью-Йорк — как и зачем он там оказался, мне не удалось выяснить. Известно, что ряд состоятельных покровителей оплатили поэту его пребывание за океаном — а вернее сказать, его отсутствие в Эдинбурге. Однако через подозрительно короткое время Макгонагалл — все в том же нелепом сюртуке — вновь появился в здании суда и стал терзать присутствующих новым шедевром, посвященным Нью-Йорку:

Могучий город Нью-Йорк, сколь лестно тебя лицезреть!

Ничто не могло остановить его! Бедный неутомимый сэр Топаз!

Когда-нибудь я еще вернусь в Эдинбург — свободный, не обремененный писательским долгом — и тогда уж вволю поброжу по Кэнонгейт, исследую все местные тупички и переулочки. Правда, полагаю, мне понадобится шапка-невидимка, чтобы скрыться от не в меру шустрой местной детворы.

Как-то раз я зашел в обычный средний дом на Кэнонгейт. Внутри висел неизбывный кухонный чад и запах переуплотненного жилья. Прямо на полу играли дети, через всю комнату была протянута бельевая веревка, на которой сушились нехитрые постирушки. Но зато на каминной доске красовался вырезанный в камне герб шотландского графа! То же самое я наблюдал и в Голуэе. Старые городские дома, где складывалась история Шотландии, переданы в пользование семьям, которые — будь то в Глазго или Манчестере — жили бы в лучшем случае в тесных комнатушках многоквартирного дома. И эти люди вольготно расположились в старинных залах, даже не подозревая об их славном прошлом. Мне они напомнили шайки арабов, оккупировавшие развалины предыдущей цивилизации. Прохаживаясь по улицам Старого Эдинбурга, я набрел на место, которое, несомненно, следует посетить каждому поклоннику гольфа. Модернизированный рыночный крест был установлен У. Ю. Гладстоном на месте старого креста, того самого, который являлся средоточием городской жизни в древние времена. Именно там, в окрестностях креста, некогда объявились первые кадди.

История этого слова восходит к французскому «каде», которым обычно обозначали младшего отпрыска в семье. Кадди — или «кауди», как их называли в Старом Эдинбурге — образовывали совершенной особую касту. В нее входили мальчишки различного возраста, которые целыми днями слонялись вокруг креста в надежде встретить заплутавшего и сбитого с толку иностранца. Кстати сказать, заблудиться в лабиринте эдинбургских улиц было совсем несложно. Ведь городская планировка — до появления адресных справочников и услужливых полицейских — была покрыта мраком тайны, возможно, величайшей в Европе.

С первого взгляда кадди не внушали доверия, ибо выглядели диковатыми и злобными бездельниками. Тем не менее у них имелся собственный кодекс чести — подобный тому, что существует в тайном обществе берберов, этих извечных каирских слуг. По сути, кадди были сообществом в обществе. Во главе их стоял Главный кадди, и власть его безоговорочно признавалась всеми мальчишками. Главный кадди мог назначить наказание или наложить штраф на членов шайки, совершивших проступок. В его же ведении находился и общий капитал, из которого выплачивались компенсации иностранцам, пострадавшим от рук кадди.

Эти мальчишки знали всех и вся в Эдинбурге. Не успевала в городе появиться какая-нибудь сплетня, как она сразу же становилась известна кадди. Городским сорванцам не требовалось адресных книг, они и так знали, где живет любой горожанин. И если вам доводилось проводить время в обществе кадди, то уж будьте уверены — за пару часов он узнавал о вас больше, чем знали вы сами.

Они могли провести вас через лабиринт скученных домишек и доставить по такому адресу, который вы ни за что бы не отыскали самостоятельно. Посему, если у приезжего человека было какое-то дело в Старом Эдинбурге — скажем, предстояло деловое свидание, — то ему неминуемо приходилось обращаться за помощью к энциклопедистам-кадди.

Майор Топэм, в 1774 году написавший книгу о шотландской столице, называл кадди ангелами-хранителями города и утверждал, что «только благодаря этим мальчишкам в Эдинбурге стало меньше уличных ограблений и квартирных краж, чем в любом другом городе».

Существует легенда об одном судье, проповедовавшем весьма оригинальные взгляды на воспитание. Так вот, этот достойный джентльмен отправил собственных сыновей вместе с кадди бродить по эдинбургским улицам. Он считал, что подобная закалка окажется весьма полезной для их дальнейшей карьеры.

Каким образом имя кадди оказалось связанным с площадкой для гольфа? Увы, у меня нет ответа на этот вопрос, возможно, вы найдете его в специальной литературе.