Газета Завтра 197 (36 1997) - Газета Завтра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Реальная картина во многом отличается от эмоциональных оценок далеких от богословия людей, — гнет свою линию митрополит («Советская Россия», 31.07.97). — Жаль, но в данном случае происходит именно то, что в народе называется «перепутать грех со спасением»»…
Странно, но метая громы и молнии в абстрактных противников, владыка Кирилл явно уклоняется от того, чтобы назвать читателю имена этих «далеких от богословия людей», которые по глупости и незнанию препятствуют благородному делу экуменического объединения. Впрочем, при более подробном рассмотрении сие перестает удивлять. Ибо первым среди таких безграмотных «путаников» ему пришлось бы «обличить» приснопамятного митрополита Иоанна (Снычева), клеймившего экуменизм как опаснейшую ересь и серьезную угрозу для самого существования Русской Церкви и российского государства.
«Прикрываясь благородной целью «устранения межрелигиозной розни» и «воссоединения верующих в одной братской семье, — писал владыка Иоанн в 1995 году, — теоретики экуменизма забывают упомянуть о главном: о том, что в таком «воссоединении» будет утеряна величайшая драгоценность — истина Закона Божия, погребенная под грузом человеческого лжемудрствования. Как и всякая ересь, экуменизм лжет, предлагая «братски соединить» Истину с ложью, лукаво делая вид, что не понимает противоестественность такого соединения, надеясь, что люди, завороженные благородством лозунгов, не заметят страшной подмены».
В этой же компании «путаников» оказался бы и патриарх Александрийский Николай VI, заявивший в 1972 году: «Я осуждаю экуменизм и считаю его непросто ересью, но сверхъересью. Это вместилище всех ересей и зловерий. Нам хорошо известны антихристианские силы, закулисно управляющие экуменизмом… Он представляет сегодня самую большую опасность, наряду с безверием нашей эпохи, обожествляющим материальные привязанности и удовольствия».
«Далеким от богословия человеком», по мысли митрополита Кирилла, является и ныне здравствующий патриарх Иерусалимский Диодор, который еще в 1989 году приостановил всякую экуменическую деятельность Иерусалимской Церкви, заявив, что «Православная Церковь, будучи уверена в правильности своего пути и своей апостольской миссии на земле, вовсе не нуждается в богословских собеседования с инославными, которые и сами могут изучить нашу православную веру и, если пожелают, жить по ней»…
Но в экуменическом движении ничего страшного не происходит — убеждает нас митрополит Кирилл. Ведь «главное условие для взаимного общения — достижение полного единства в вере».
Прекрасно! Но где, например, это полное единство в случае с еретиками-монофизитами из Армянской Церкви, которую сам митрополит Кирилл называет «верной Православию»? На встрече с главой армянской церкви США он ничтоже сумняшеся заявил, что «она воспринимается Русской Церковью как православная сестра-Церковь: они разделяют общую веру и догматы…» И это при том, что владыка Кирилл прекрасно знает, какие страшные проклятия в адрес православных из века в век посылали монофизиты.
БРАТЬЯ-КАТОЛИКИ
Один из самых больных для владыки Кирилла вопросов — вопрос об отношении к католицизму и так называемой «Баламандской унии» — документу, подписанному в 1993 году в ливанском городе Баламанде и закладывающему фундамент для «воссоединения» православия с католицизмом. Он горой стоит за этот документ, отрицая какие бы то ни было обвинения. Однако попробуем разобраться не спеша.
Итак, если единственная цель Баламандского соглашения — борьба с католическим прозелитизмом, то почему в документе содержатся откровенно униатские положения, не имеющие к этой проблеме никакого отношения, но прямо касающиеся вопросов веры? Например, признание католической церкви «Церковью-сестрой»? Ведь до сих пор такая формулировка применялась исключительно при общении между Православными Поместными Церквами!
Если, по словам митрополита Кирилла, в Баламанде «Православная Полнота добилась от католиков публичного, перед всем миром, осуждения унии и прозелитизма на канонической территории Православных Церквей», то почему продолжают ужесточаться униатские гонения православных на Западной Украине? Утверждение митрополита о том, что «это помогло нам локализовать и ограничить действия униатов», столь явно не соответствует действительности, что граничит с откровенной ложью и рассчитано на людей, совершенно не знакомых с реальным положением дел.
Например, епископ Георгий Гутю, католический Апостольский Администратор румынских униатов, недвусмысленно заявил, что «Румынская Церковь, пребывающая в общении с Римом, ничего не приемлет из текстов, подписанных в Баламанде и объявляет недействительными подписи, поставленные под этими текстами». Так о каких же «мирных формах сосуществования» ведет речь митрополит Кирилл?
Желающие узнать действительное положение дел на Западной Украине могут спросить об этом у православных мирян, вынужденных собираться на молитву и богослужения тайно, как первохристиане во времена языческих гонений, у избитых униатскими боевиками священников, защищавших от поругания православные святыни, у епископа Львовского и Дрогобычского Августина, лишившегося всех храмов в своей епархии и живущего под постоянной угрозой физической расправы.
Вопиющими фактами униатского произвола переполнена вся украинская православная печать, и говорить, подобно митрополиту Кириллу, о том, что Баламандское соглашение помогло «сбить волну безнаказанной религиозной экспансии», может только очень недобросовестный человек. Кстати, согласно статистике, 57-59% униатских священников — это вероотступники, окончившие ленинградские духовные школы как раз в те времена, когда их ректором состоял сам митрополит Кирилл и его единомышленники-экуменисты!
Это, впрочем, неудивительно. Митрополит и сейчас повторяет: «Православная Церковь никогда не отвергала того, что Католическая Церковь содержит веру в церковные таинства… Баламандское соглашение лишь фиксирует это общепринятое в Православии отношение». Но такое заявление нуждается в существенных поправках.
Подобное отношение к ереси католицизма «общепринято» лишь в узком кругу вероотступников, группирующихся вокруг митрополита Кирилла. Что же касается соборного мнения Православной Церкви на этот счет, то оно гораздо точнее выражается другими документами Например, соборным патриаршим посланием 1848 года, подписанным четырьмя патриархами (Константинопольским, Александрийским, Антиохийским и Иерусалимским) и двадцатью двумя архиереями.
А оно определяет «папизм», т.е. католичество, как «чудовищную ересь», которая «распространилась, какими Бог весть судьбами, в большей части вселенной» и которая «хотя доныне еще в силе, не превозможет до конца, а прейдет и низложится…». Тринадцать пунктов пятого параграфа этого канонически безупречного документа посвящено лишь перечислению католических лжемудрствований и тех прещений, которым они подвергаются, отступая от истин христианства.
Кроме того, на наш взгляд, не лишен интереса тот факт, что значительная часть высказываний митрополита Кирилла практически дословно повторяет разъяснения Богословской комиссии Московского Патриархата, опубликованные в Информационном бюллетене ОВЦС (N9, 1997). Впрочем, несмотря на схожесть текстов, в них есть один существенный нюанс.
Если для широкой аудитории (например, в интервью «Советской России» от 31.07.97) митрополит Кирилл говорит о том, что «Православная Церковь никогда не отвергала того, что Католическая Церковь содержит веру в церковные Таинства» (что вполне очевидно, католики действительно верят в то, что в Церкви существуют Таинства), то в документе, предназначенном для «своих», — т.е. для узкого круга единомышленников, он принципиально меняет смысл этого предложения, формулируя его следующим образом: «Православная Церковь всегда признавала действительность таинств Католической Церкви» (Бюллетень ОВЦС N9, 1997).
Остается только гадать, какие последствия для внутрицерковного мира может вызвать подобное вероотступничество…
ЛИКИ МОСКОВИИ
Сергей Сибирцев
М О Я МОСКВА — в моих персонажах.
Именно подобное видение моей родной столицы наиболее искренне, наиболее правдиво, наиболее личное.
И поэтому в предлагаемом эссе я буду говорить о моей Москве, которая именно только мне близка, именно мне притягательна до боли сердечной, — я буду говорить речью своих сочиненных и отнюдь не героических персонажей.
Разумеется, за главного героя все-таки всегда выступает сам а в т о р — приветливый и занудный, с тяжкого похмелья и в лучезарном порыве, и брюзжащий, и грешащий унынием, и дорожащий звонкой детской беспечностью, и просто сердечной редкой благодатью…
Одним словом — о н многоликий (этот автор), но никогда не равнодушный к судьбе древнего славного града людей русских, имя которого вот уже восемь с половиной веков достославно носит обустроенное человеческое становище-прибежище, множество раз претерпевшее от вражьих нашествий, пожаров и прочих гибельных уязвлений, но чудесным божественным образом вновь и вновь возрождающееся из мглы, пепла, кровавых межусобиц, чуждых нерусских верований и тлетворных подлых речений, — имя сей чудесной благоустроенной местности, собирательницы и покровительницы городов русских — М о с к в а.