Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

Имеется в виду девушка, а не собачка.

Украдкой разглядывая незнакомца в лифте, Лиля решила, что он ей чем-то даже нравится. Учитывая то обстоятельство, что она не успела оценить содержимое его бумажника, это было довольно обескураживающее открытие. Последний мужчина, который вызывал у Лили что-либо, помимо профессионального интереса, остался в далеком прошлом. Последний, он же и первый. Она давно с этим смирилась и полагала, что так и должно быть. Ее сказка оказалась чересчур короткой. А в новые Лиля не верила – прошло то время.

И все же в незнакомце было нечто такое, что заставляло Лилю опять ощутить себя маленькой наивной девочкой, надеющейся на что-то хорошее в этой жизни. Глупость, конечно. Поэтому, чтобы не давать волю непривычным чувствам, она избегала смотреть в притягательные глаза незнакомца, остановив взгляд на массивной пряжке кожаного ремня, опоясывающего его бедра. По-мальчишески узкие, они впечатляли Лилю почти так же, как несомненно мужские плечи, на которые так и подмывало доверчиво положить руки.

Голубые джинсы незнакомца, небрежно застегнутая синяя рубаха – все было очень чистым и свежим. Ни единого пятнышка. И никакого искусственного аромата. Зато полное отсутствие запаха пота, как определила Лиля, втянув ноздрями воздух. В довершение к этому – совершенно безволосая смуглая грудь. Добравшись до нее взглядом, Лиля подумала, что будет последней дурой, если не поласкает ее губами.

В этот момент лифт мелодично звякнул, оповещая пассажиров, что они добрались до нужного этажа. «Вот оно, твое седьмое небо, подруга», – сказала себе Лиля. Она уже была готова мимолетно улыбнуться своим мысли, но вспомнила, что без Милены осталась одна-одинешенька на этом свете. И ее глаза тут же переметнулись на бутылку «Кристалла», которую нес незнакомец, уверенно шагавший впереди. Он и водка – только это сулило забвение, по крайней мере на сегодняшний вечер. «Хотела бы я остаться у тебя до утра», – подумала Лиля, а вслух спросила:

– Вас как зовут?

– Подержи-ка. – Мужчина сунул ей в руки бутылки, открыл дверь, прошел в глубь номера, и уже оттуда донеслось:

– Тебя как больше устраивает? По имени-отчеству или по фамилии?

– А просто именем обойтись нельзя? – Войдя в ярко освещенный гостиничный номер, Лиля первым делом осмотрелась, хотя перевидала таких к своим двадцати годам немало. Вид у нее при этом был самоуверенный и вместе с тем слегка затравленный – как у зверька, сменившего одну клетку на другую.

Мужчина предложил ей жестом присесть за стол, сам расположился на стуле лицом к гостье и только после этого ответил:

– Староват я, чтобы ты меня звала по имени. А фамилия моя Громов.

– Пусть будет Громов, – согласилась Лиля. – Только какой же вы старый?

– Молодой? – Он засмеялся и наполнил стаканы водкой, потом свинтил пробку с бутылки минеральной воды.

– Ну, не то чтобы молодой. Но все равно вы… хороший.

Неожиданное признание, вырвавшееся у Лили, ошеломило ее саму настолько, что она опустила глаза и решила не поднимать их до тех пор, пока не пройдет возникшее чувство неловкости. Но, к ее облегчению, Громов не дал паузе затянуться.

– Ты ошибаешься, девочка, – сказал он с улыбкой, затронувшей только левую половину его лица. – Хороших людей вообще не бывает, запомни это.

– Что же, все плохие? – Она недоверчиво захлопала ресницами.

– И плохих людей не бывает. – Не предлагая Лиле последовать его примеру, Громов неспешно выпил свою порцию, вылил в рот немного минералки и наконец закончил свою мысль: – Поступая хорошо по отношению к одним людям, ты неизбежно причиняешь зло другим, вот какая штука.

Лихо махнув стакан, Лиля надолго присосалась к бутылке с водой. Когда она заговорила, ее голос звучал еще более хрипло, чем обычно:

– Как же тогда различать людей?

– А по поступкам, – просто ответил Громов. – Если человек хорошо относится к тем людям, которые нравятся тебе, держись его. И наоборот. Вот и вся философия.

Вытянув длинными ногтями сигарету из протянутой ей пачки, Лиля окунула ее кончик в пламя зажигалки, затянулась несколько раз и печально сказала:

– Мне полагаться теперь не на кого, кроме себя самой. Была лучшая подруга, а теперь ее нет… Ее Миленой звали. Мы с ней с детства дружим. Вернее, дружили. Утонула она сегодня.

– Нет, – сказал Громов, вновь наполняя стаканы. – Она не утонула.

– Что? – У Лили перехватило дыхание. – Что вы сказали?

– Твоя подруга не утонула, – повторил Громов ровным тоном.

– Значит… Значит, она жива?

– Нет, девочка. Она мертва.

– Но…

– Но она не утонула. – Громов посмотрел Лиле прямо в глаза. – Ее утопили. Как говорится в какой-то дурацкой рекламе: почувствуй разницу.

– Вы это точно знаете?

– Совершенно точно.

– Но за что ее?.. И кто?

Страх помаленьку вкрадывался в затрепетавшее Лилино сердечко, сковывая его холодом.

– На этот вопрос ты должна ответить мне сама, – сказал Громов. – Для этого я тебя и позвал. Что за разговор должен был состояться у Милены сегодня? С кем? И при чем здесь какой-то краб?

Лиля широко раскрыла глаза:

– Откуда вы знаете про краба?

– Значит, краб все-таки был? – Громов подлил в стаканы водки, но к своему прикасаться не спешил, пристально глядя на гостью.

Через несколько секунд ей показалось, что исчезло все вокруг – и этот загадочный мужчина, и комната. На мгновение все подернулось зыбким бесцветным туманом, в котором плавали серебристые зрачки собеседника. Опустив голову, она тихо попросила:

– Свет выключите, пожалуйста. Глаза режет. И потом, я теряюсь, когда на меня так смотрят…

Как только ее просьба была выполнена, она, сама не зная почему, принялась сбивчиво выкладывать первому встречному все, что ей было известно. Припоминая имена парней из 260-го номера, которые издевались над Миленой, она запнулась:

– Того, который пониже, звать Гогой. А второго…

– Магогой? – в подсказке прозвучала непонятная Лиле злая ирония.

– При чем здесь какой-то Магога? – отмахнулась она, выпив водки. Она пьянела все сильнее: то ли от спиртного, то ли от неотрывного взгляда собеседника, который ощущался даже в темноте.

Когда рассказ закончился, Громов некоторое время сидел молча. Рубиновый огонек его сигареты чертил во тьме плавные линии. Понятия не имея, что говорить и делать дальше, Лиля завороженно наблюдала за этими тающими узорами.

– Тоска, – вот как прокомментировал Громов услышанное.

– Кому тоска, а кому горе, – возразила Лиля. Поскольку собеседник перестал заботиться о том, чтобы ее стакан был полон, она взялась за бутылку сама, едва не опрокинув ее при этом.

– Ты меня не так поняла, девочка. Тоска – так переводится фамилия Журбы с украинского, – пояснил Громов.

– Вы украинец?

– Бог миловал. Просто мне приходилось бывать в самых разных странах. К примеру, я знаю, как будет «тоска» по-португальски, по-английски и даже на языке пушту. – Громов невесело усмехнулся. – Тоска – это универсальное понятие. Известное в любом уголке земного шара.

Зажмурив глаза, Лиля глотнула водку – словно всхлипнула.

– И что теперь? – спросила она слегка заплетающимся языком.

Громов встал:

– Теперь ты посидишь немного одна, а я схожу наведу справки про Гогу с Магогой.

– Второго Кузей зовут, – напомнила Лиля.

– Он что, кот?

– Почему кот? – опешила Лиля.

– Шутка. Думал поднять тебе немного настроение.

– Ха, ха, ха. Считайте, что вы меня развеселили до упаду.

Громов постоял немного, глядя на Лилю сверху вниз, и, так ничего и не сказав, вышел. Она опустошила стакан, зажала в зубах зажженную сигарету и решительно стащила через голову короткую маечку. Следовало бы поступить наоборот: сначала раздеться, а потом уж курить. Раскаленные угольки и пепел обожгли Лилину грудь, заставив ее издать змеиное: «с-с-с!»

Вслед за маечкой на стул легла замшевая юбчонка, а потом и последняя деталь туалета, в которой Лиля, чертыхаясь, долго путалась ногами, поскольку забыла снять босоножки. Справившись наконец и с этой задачей, она на ощупь отыскала в косметичке презерватив в упаковке, зажала его в кулаке и нырнула под покрывало, которым была застелена кровать.

Несмотря на открытый балкон, в номере было жарко, но Лилю колотил озноб. Даже не пытаясь унять его, она лежала и ждала, когда в коридоре прозвучат приближающиеся шаги. Однако за дверью было так тихо, что у Лили звенело в ушах. Или это цикады заливались снаружи?

Скорее всего она уснула, потому что пропустила момент, когда дверь открылась, впустив в темный номер толику мертвенно-бледного коридорного света. Громов предстал перед ней в виде черного силуэта, а когда захлопнул за собой дверь, на некоторое время вообще сделался невидимкой.

– Нашли этих юных натуралистов? – спросила Лиля лишь для того, чтобы не молчать. Ее ладонь стиснула прихваченный пакетик, как волшебный талисман.