В тихом омуте - Маргарет Миллар

Телма вышла из спальни в пальто цвета морской волны и шляпке, которую купила к Пасхе, в руке несла кожаный чемодан, подаренный на свадьбу Ральфом и Нэнси Тьюри. Не глядя на Мариан, которая стояла в напряжении, готовая к новой стычке, Телма сказала, обращаясь к Гарри:

– Я готова. Мы можем идти.

– Скатертью дорога, – сказала Мариан.

– Дай Бог тебя больше не ""деть, – отпарировала Телма. Гарри поспешил вмешаться:

– Идем, Телма. Я отвезу тебя домой.

– Домой я не поеду. Высади меня у какой-нибудь гостиницы.

– Дом принадлежит тебе. И ты в нем нуждаешься больше, чем я. И беспокоить тебя я не буду.

– Перестань играть в благородство. Я этого не выношу!

– Я не играю в благородство. Просто я буду лучше чувствовать себя, зная, что ты устроена надлежащим образом. А я могу остановиться у кого угодно: у Ральфа, Билли Уинслоу или Джо Хепберна. Я привык скитаться. А ты кет. Тем более, что теперь ты должна заботиться о себе больше, чем когда бы то ни было.

Телма прикусила губу и думала. Видно, в душе ее гордость боролась со здравым смыслом и заботой о ребенке.

– Я тебя беспокоить не буду, – повторил Гарри. – Отвезу домой и соберу для себя кое-какие необходимые вещи.

– Ладно. – Голос ее звучал сдавленно и хрипло. – Спасибо, Гарри.

Гарри взял ее чемодан, открыл дверь, и Телма вышла в вестибюль быстрым, нетерпеливым шагом. Гарри поколебался, как если бы хотел перед уходом сказать Мариан что-нибудь приятное, но та повернулась к нему спиной, словно захлопнула дверцу сейфа, шифра которого он не знал. Да и никто не знал.

На улице сыпал мелкий, но затяжной весенний дождик. Ни Гарри, ни Телма этого вроде бы не заметили. Некоторое время они шли молча, не замечая непогоды, кроме той бури, что разыгралась в каждом из них.

– Гарри!

– Да?

– Где ты остановишься? Вдруг что-нибудь произойдет, и мне понадобится связаться с тобой...

– Не знаю. Еще не решил. Скорей всего, у Ральфа и Нэнси.

– Но у них же четверо детей.

– Да, я знаю, – спокойно сказал Гарри. – Я люблю детей.

Глава 12

Частная школа без пансиона, в которой учились оба сына четы Гэлловей, закрылась на две недели из-за карантина по кори. Чтобы хоть чем-то занять мальчиков и тем самым удержать от озорства, Эстер стала поручать им разные мелкие дела, которые раньше доверялись только взрослым. Больше всего им нравилось встречать почтальона у ворот и приносить домой почту, так как это занятие предоставляло им известную свободу. Им разрешалось доходить до конца дорожки в сопровождении лишь таксы Пити и дожидаться почтальона у ворот.

Когда почтальон вручал им ежедневную почту, они воспринимали ее как подарок и, в свою очередь, прихватывали из дома какой-нибудь подарок для почтальона – печенье, выпрошенное у домоправительницы, миссис Браунинг, нарисованную Марвином картинку или этикетку с концентрата каши. В этот понедельник они припасли для него особый подарок – первого весеннего дождевого червя, правда, худосочного и вытянутого, а также чуточку засохшего от долгого пребывания у Грега в кармане рубашки.

Мальчики приходили задолго до появления почтальона и имели полную возможность вступить в спор по поводу того, кто вручит подарок, кто понесет почту в дом и кто займет почетное место на перекладине решетчатых чугунных ворот. Но в это утро ни один из них не был расположен затевать возню. Их энергия была обращена не друг против друга, а против непонятного напряжения, царившего в доме. Мальчикам ничего не сказали и постарались, чтобы они случайно не услышали об исчезновении отца. И как могли они понять странную озабоченность матери, раздражительность миссис Браунинг, внезапное долгое молчание Энни или же необычную снисходительность старого Рудольфа, садовника, занимавшего комнату над гаражом? Рудольф был единственным мужчиной, с которым мальчики постоянно общались, и он играл в их жизни немалую роль. Если садовник закапывал вырытые накануне собакой ямки в клумбе спокойно и без воркотни, мальчики понимали, что это неспроста.

Ответную реакцию им подсказало чутье. Они стали не просто братьями, каждый из которых изворачивается, чтобы завоевать какое-то положение в семье, они стали друзьями и объединились в борьбе со взрослыми. Забравшись на перекладину чугунных ворот и обратившись лицом к дому, показывали язык и нараспев произносили ругательные слова.

– Я в замке король, – пел Грег и поименно перечислял всех, кого считал бессовестными мошенниками: Энни, мать, старого Рудольфа. Марвин считал, что сюда надо включить и папу, но Грег напомнил ему, что папа обещал привести новую собаку и никакой он не мошенник.

– А вот если он забудет, – сказал Марв, – тогда и он будет бессовестным мошенником и мы сможем петь то же самое и про него.

– Не забудет. Что-нибудь да привезет. Он всегда что-нибудь привозит.

– А вдруг, кота, а? Я бы не отказался.

– Пити его не принял бы. Он ненавидит котов. Пити их убивает.

Пити, отродясь не видевший кошки, откликнулся на такой лестный отзыв о нем радостным тявканьем. Для себя мальчики решили проблему так: если держать кота с собакой не удастся, а отец все-таки привезет его по ошибке, они отдадут кота старому Рудольфу и попросят обменять на собаку. До вчерашнего дня им было все равно, какой породы будет новая собака, но теперь, понимая, что большая собака будет больше докучать взрослым, они предпочитали сенбернара.

– Мы сможем натравить его на Энни, – сказал Грег. – Как она начнет загонять нас в постели, мы скажем псу: "Возьми ее!" А он – гав! – и укусит Энни.

Марв так расхохотался, представив себе подобную радостную картину, что чуть не упал с перекладины: гав! – и Энни получает свое; гав! – миссис Браунинг получает свое; гав, гав! – каждый получает свое.

– Кроме нас.

– Кроме нас.

Они так заливались смехом, что ворота затряслись, а Пити возбужденно залаял. К тому времени, как появился почтальон, щеки у мальчишек раскраснелись, как помидоры, а Марв начал икать, как всегда с ним бывало после приступов смеха.

– Мистер почтальон! Здравствуйте, мистер почтальон!

– Привет, мальчики. – Почтальон был долговязый и тощий, с улыбкой на задубевшем от непогоды лице. – Как же это вы с утра не в школе?

– Корь.

– Если у вас корь, вам нельзя гулять.

– Не у нас корь, – пояснил Марв, – а у других ребят.

– Подумать только! Когда я был мальчишкой, мне ни разу так не повезло. В те времена хоть чума разразись в городе, школу не закрывали, нет, сэр. – Он прислонил к решетке свою тяжелую сумку и воздел руки. – Вот как я учился. Заставляли. Сам-то я не хотел.

– А что такое чума? – спросил Грег, слезая с ворот.

– Вроде кори, только похуже.

– У вас есть в сумке что-нибудь для нас?

– Ясное дело.

– А мы для вас тоже кое-что припасли.

– А что именно?

– Может, догадаетесь?

– Я думаю, печенье.

– Нет.

– Яблоко?

– Нет. Его не едят. То есть люди не едят.

– А что люди с ним делают?

– Хранят как игрушку.

– Ну ладно, я сдаюсь. Так что же это такое?

– Дай я скажу! – закричал Марв. – Я скажу! Это дождевой червяк!

Почтальон снял фуражку и почесал в затылке.

– Дождевой червяк? – переспросил он. – Что ж, давайте взглянем на него.

Полуживой червяк был торжественно извлечен из кармана Грега и осторожно положен на ладонь почтальона.

– Гляди-ка, что придумал, смышленый малый. Честно признаюсь, еще ни разу в жизни никто не дарил мне дождевого червя.

– Вы позаботитесь о нем? – с беспокойством спросил Грег.

– Будь уверен. Я, пожалуй, снесу его в свой сад, он там найдет других таких же червей, с которыми будет играть. Я слышал, что для червяка ничего нет хуже одиночества.

– А откуда вы знаете, что он повстречает таких червяков, с которыми захочет играть?

– Они не очень-то суетятся, их нетрудно найти. – Почтальон открыл сумку и постарался распределить ежедневную почту между мальчиками поровну. – Ну, мне пора идти дальше.

– Когда-нибудь мы сможем пойти с вами и тащить вашу сумку?

– Когда-нибудь сможете, конечно. Пока, ребята.

– Пока.

Мальчики проводили почтальона глазами, пока он не завернул за угол, после чего направились к дому. Обычно на этом этапе они спешили, так как сознавали всю важность процедуры передачи почты матери или миссис Браунинг. Но в это утро они еле тащились, то и дело оглядывались на ворота, будто надеялись, что почтальон вернется и возьмет их с собой.

У входной двери их дожидалась мать.

– Как много почты. Должно быть, тяжело ее нести.

– Я мог бы снести всю сумку, – заявил Грег, – если бы захотел. Он сказал, когда-нибудь я смогу это сделать.

– И я тоже, – запротестовал Марв. – Он сказал, что мы оба сможем.

– Я уверена, это будет чудесно, – сказала Эстер и начала просматривать почту, складывая счета в одну сторону, рекламные листки – в другую. Письмо было только одно.