Странный приятель. Тайна Врат - Егор Чекрыгин

— У меня и сейчас перед глазами его образ стоит, — как-то очень задумчиво продолжил он, глядя прямо перед собой невидящим взором. — Великий вождь Эгииноасиик из рода Серых Курганов. Но потом все его просто Эвгением Сидоровичем звали. Почему «Сидорович», лучше не спрашивай — это большая тайна. Но уважение к себе он внушить умел такое, что я даже не осмелился разузнавать. Представь себе: могучий старик с идеально прямой спиной и таким взором, что у случайных генералов ноги подгибались. До самой старости инструктором в спецгруппе охраны проработал. И даже когда ему, наверное, за девяносто лет перевалило, не расставался с оружием и мыслил вполне ясно. А насчет меня… Я, знаешь ли, всегда к языкам способности имел. Может, оттого что фамилия у меня была Говоров. Это на вашем означает вроде как «умеющий говорить». Жил себе лет до восемнадцати, не тужил и ничем особенным из числа других сверстников не выделялся. Мотался с семьей по гарнизонам, гонял в футбол, хулиганил помаленьку, но и книжки читал, ходил в секции самбо и бокса, как почти все ребята в военном городке. Ну вот разве что интересно мне было языки учить, особенно древние, потому как еще и историей сильно интересовался. Мать у меня учительницей была, причем и английский с немецким преподавала, и историю с географией. В военных городках такое совмещение было нормальным. После школы все думал, куда идти — на историка или на иняз. Отец уговорил меня попробовать пойти в Военный институт, там, дескать, языкознатцы тоже нужны, а поступить по знакомству будет легче Я попробовал, вылетел со второго курса за дисциплинарный проступок. Попытался поступить в университет, но тут меня на срочную забрили. Короче, так я на спецкомплекс и попал. Как выяснилось, совсем даже не случайно. А Эвгений Сидорович, оказывается, был моим дедом. Раньше-то я про него только мельком слышал, потому как он со спецкомплекса никогда не отлучался, а отец вечно по гарнизонам мотался. Да и отношения у них, кажется, были не самые лучшие, раз отец, когда женился, фамилию жены, ну, моей матери, взял. Правда не уверен, что у деда фамилия вообще была. Хотя ведь что-то в паспорте ему должны были написать?! Увидев деда, я впервые и заподозрил, что не совсем чистокровный русский, — уж больно видок у него был диковатый. Да и говорил он с небольшим акцентом. Впрочем, тогда из мутных пояснений я понял, что дед происходит из какого-то малого сибирского народа, представителей которого всего-то и осталось может десятка два-три. Меня это, впрочем, как-то не сильно обеспокоило — мы, русские, довольно многочисленны, и физиономии у нас разные. Немного отличающееся от всех лицо даже делало меня… как бы это сказать… более запоминающимся! Куда больше я огорчился, когда попал сюда и понял, что вот тут я как раз имею очень даже обычную, я бы даже сказал простецкую, внешность. Слушай, — внезапно опять встрепенулся Готор, вынырнув из глубин своих воспоминаний. — Я тут, кажется, чересчур далеко закопался. Ты вообще понимаешь, о чем я говорю?

— Не дословно. Но общую суть, кажется, улавливаю, — ответил Ренки. — Так что там про миры? Как это вообще? Я это себе как-то не очень представляю. Я слышал в университете теорию, что каждая звезда является солнцем, вокруг которого вращаются свои планеты. Это и есть?.. Нет? Ну тогда где же они относительно нас или как можно из одного в другой пробраться?

— Эх, — печально вздохнул Готор. — Все эти вопросы, а главное — ответы на них настолько выше моего понимания, что я даже всерьез и не пытался никогда в это дело въехать. Это на весь мой мир, дай бог, человека два-три понимают. Или делают вид, что понимают. В общем, после нескольких десятилетий битья головой об стену, многочисленных свертываний и возрождения исследований наши наконец-то получили первые более-менее вменяемые результаты. Настолько вменяемые, что даже было принято решение создать команду испытателей, которые и отправятся в «пробитые» миры. Когда ушел первый, я только родился. Он ушел и пропал. И больше его никто не видел. А следующего послали только через двенадцать лет. Правда, в те годы бардак в стране жуткий был… Этот второй первые два раза сходил вполне удачно, в том смысле, что вернулся. А в третий раз, говорят, только кровавые брызги полетели да оторванную ступню обратно выбросило. Ну тут уж наших умников азарт охватил. Да и власть имущие выгоду почуяли и на финансы скупиться перестали. Так что эксперименты продолжились. Мой переход уже тридцать седьмым числился. И готовили меня не просто к миссии «сунул — вынул» (как мы это называли), а уже для исследования мира, так что и языки вон подучил, и вообще… Ученые, вояки и дед меня натаскивали, как выживать в абсолютно новом месте или обществе с неизвестными обычаями и законами. Чаще всего червоточина пробивалась в тот мир, из которого предположительно пришел Эвгений Сидорович. Вроде как он опознавал его по снимкам и видеозаписям. Хотя, конечно, стопроцентной уверенности никто не давал не только в том, что это его мир, но даже в том, что в этот раз удастся попасть именно куда надо. Сплошная рулетка. Хотя и ожидалось, что я окажусь именно там. Какая-то у них была новая программа наводки, которую они и испытывали. Первый мой «заход» прошел как по маслу. Попал. Обосновался. Даже успел пообщаться с местными и пусть с трудом, но понял их. А они меня, правда, — только после очереди из калаша, выпущенной поверх их голов. Прожил месяц, собрал образцы, а потом, в указанный срок, наши опять пробили червоточину, и я вернулся обратно героем. А вот во второй раз выбросило меня как-то немного странно. Были вспышки не вспышки, это сложно описать. Но в общем, оказался я в какой-то пустынной местности, которую опять должен был исследовать в течение месяца, дожидаясь очередного «пробоя». Не дождался. Прождал еще почти полгода. Тоже впустую. К этому времени закончились все взятые с собой ресурсы. Даже охотиться больше было не с чем. Решил выбираться к людям, благо кое-какие следы их существования в этом мире я нашел почти сразу, а потом даже сумел пообщаться с несколькими пастухами и караванщиками. Вышел и сначала решил, что это совсем не тот мир, в который мы «целились» и в котором я был первый раз. Этот мир был явно по уровню развития на несколько тысячелетий старше «дедова». Вот только говорили тут почему-то на языке, очень родственном тому, которому обучал меня дед. А уж когда я услышал имя Манаун’дака… Эвгений Сидорович рассказывал, что именно во время схватки с этим коварным колдуном его и выбросило в наш мир. А еще он частенько упоминал некий Амулет как великий символ могущества, власти и магии. Я, честно тебе скажу, во всякую магию не верю. Чушь все это. Но вот Амулет… Черт знает, что это такое. Однако мне почему-то кажется, что он может стать для меня ключом к возвращению домой… Ну что еще сказать… Хотел я сразу пойти по следам этого Амулета. Да только вот сначала пришлось просто учиться тут выживать. Почти три года в вашем мире прожил, занимаясь то тем, то этим и стараясь держаться подальше от неприятностей. Потом очутился в Тооредаане, а дальше ты и сам знаешь.

— Ух, — даже помотал головой Ренки, видимо надеясь таким образом получше утрясти услышанные невероятные факты. Факты укладывались плохо, уж больно необычными и фантастическими они казались. — Слушай, — спросил он у Готора. — А каков он, ваш мир?

— Да не лучше и не хуже вашего. Разве что постарше лет на триста. А так… Словами не опишешь.

— Как же это выходит — у вас прошло шестьдесят лет, а у нас тут тысячи?

— Этого, Ренки, я не знаю, — устало сказал Готор. — Слушай, извини, что-то я совсем вымотался. Да и воспоминания накатили. Я понимаю: у тебя ко мне множество вопросов. Но давай на сегодня закончим. И кстати, Риишлее знает правду. Оказалось, что я у вас далеко не первый такой попаданец. Одним из нас был создатель Тайной службы, и он завещал своим преемникам отслеживать других чужаков, потому как от них может быть либо большая польза, либо большой же вред. А ты думал, почему Риишлее нам такие полномочия дал?

На следующий день Ренки конечно же снова захотелось засыпать Готора кучей вопросов, которые он сочинял весь остаток ночи. Но погода испортилась, и капитан приказал всем пассажирам убраться с палубы.

Офицеры, чтобы не скучать в крохотных каютках (выделенных им как почетным гостям), в которых даже одному было тесно, а вдвоем — вообще не развернуться, пошли на батарейную палубу, где сейчас размещались другие пассажиры и где для их сержантов был выделен особый угол.

Потянулись долгие скучные дни. Корабль качало и бросало на волнах, а пассажиры пытались как-то отвлечь себя от животного страха, который возникает при мысли о мощи бушующей стихии и тонюсенькой корабельной обшивке, прогибающейся и стонущей от боли при ударах волн. Тут уже было не до разговоров об иных мирах, которые, как инстинктивно чувствовал Ренки, вести надо исключительно с глазу на глаз.