Декабристы естествоиспытатели - Василий Пасецкий

Вообще по средней температуре климат в Ишимском округе умереннее округа Тобольского. Леса последнего заслоняют некоторым образом первый от северных ветров. Но нельзя того же сказать относительно мест, лежащих в одном поясе с Ишимским округом не только на запад, где по мере удаления климат благораствореннее, но и на восток, в Восточной Сибири, и далее"1.

1 ( [Штейнгель В. И.]. Статистическое описание Ишимского округа Тобольской губернии // Журн. Мин-ва внутр. дел. 1843. Ч. 2. С. 13-16.)

Собранные Штейнгелем сведения о распространении эпидемий и эпизоотии, в частности данные о "смертных горячках" (лихорадках), свирепствовавших в 1824 и 1825 гг., об эпидемиях сибирской язвы в 1801 г., когда погибли большая часть лошадей и 60 тыс. голов скота, а также об "ужасном ее нападении" в 1820 и 1821 гг., "свалившем до 40 тыс. скотий", вошли в созданную нами "Тысячелетнюю летопись необычайных природных явлений (X-XIX века)".

По мнепию Штейнгеля. Ишимский округ более всего предназначен для хлебопашества и скотоводства. "Из этих начал,- писал декабрист,- должна развиваться и промышленность, которая всегда или надолго еще будет занимать второстепенное место"1.

1 ( [Штейнгель В. И.]. Статистическое описание Ишимского округа Тобольской губернии // Журн. Мин-ва внутр. дел. 1843. Ч. 2. С. 17.)

Целая глава посвящена населению Ишимского округа, истории его заселения русскими людьми, которое, по мнению Штейнгеля, шло "с северо-запада через Верхотурье, Туринск и Тюмень и простиралось сначала далее на восток"1. Начало заселения Ишимского округа декабрист относил к первому десятилетию XVII в., точнее к Смутному времени. Постепенно русские люди, селясь по берегам рек Ишима и Вагая, продвигались все южнее.

1 ( [Штейнгель В. И.]. Статистическое описание Ишимского округа Тобольской губернии // Журн. Мин-ва внутр. дел. 1843. Ч. 2. С. 17.)

В "Статистическом описании" дана характеристика волостей и населенных мест, которых насчитывалось 448. Число жителей год от года увеличивалось. Так, в 1840 г. население возросло на 2184 души, в 1841 г. к округу было причислено 1059 ссыльных. Интерес представляют этнографические разделы, где описываются быт, нравы и обычаи населения.

Ряд глав повествует о развитии сельского хозяйства, промышленности, торговли. Декабрист подчеркивал, что развитие промышленности тормозится недостатком капиталов и нехваткой рабочих рук.

Таково вкратце содержание "Статистического описания Ишимского округа Тобольской губернии", которое увидело свет под именем ишимского купца И. Черняковского. Монография Штейнгеля не утратила своего научного значения и в наши дни. Собранные им уникальные данные часто использовались географами и историками.

Трудно предположить, что после этой публикации Штейнгель 14 лет сидел сложа руки и не проявлял интереса к изучению Сибири, хотя после того, как его отправили в город Тару, где он томился восемь лет, он, по-видимому, прекратил ученые занятия. Во всяком случае, не известно ни одной из его работ, относящихся к 1843-1851 гг.; не напечатал он ни одной строчки и после того, как в 1851 г. его перевели в Тобольск. Правда, не исключено, что все это время он трудился над мемуарами, которые увидели свет через несколько десятилетий после его смерти.

В 1856 г. декабристы были освобождены из ссылки, им возвращались чины, звания, имущество. "Для немногих оставшихся в живых изгнанников радость полная,- писал Штейнгель,- но и тут не без отравы.

Въезд в столицы запрещен!"

В Москве, "в воссоздании которой из пепла on участвовал сердцем и трудами", декабристу разрешили пробыть всего два дня. Затем он отправился в Тверь, где встретился с сыновьями, а 27 ноября 1856 г. был уже в Петербурге. Через несколько дней его вызвали к начальнику III отделения князю Долгорукому, чтобы "пристращать его нотациею, чтобы вел себя осторожнее". "Вскоре нашли,- вспоминал Штейнгель,- что неприлично и неуместно жить мне в лицее (директором которого был его сын.- В. П.). Сват мой адмирал Анжу приютил меня па своей квартире.

Итак, я снова попал в положение столь же странное, как и тяжкое, тяжкое до того, что едва ли не тяжелее ссылочного... Вызванным из Сибири, как из гроба, нам... возвращено достоинство родовое, но с ограничением свободы, с оставлением признака кары, отвержения и напоминания для всех и каждого: "это был преступник". Всему должен быть предел, даже ненависти и мщению"1.

1 ( Записки В. И. Штейнгеля. С. 222.)

В Петербурге Штейнгель сначала работал над своими воспоминаниями, а затем опубликовал целый ряд естественноисторических работ, посвященных главным образом исследованию и освоению Дальнего Востока, Камчатки, северной части Тихого океана, Алеутских островов и Русской Америки. Все эти статьи были направлены на защиту русских национальных интересов на севере Тихого океана. 30 декабря 1862 г. он опубликовал "Заметки старика" о деятельности русских промышленников на Алеутских, Командорских, Сандвичевых островах. Штейнгель особо подчеркивал роль Российско-Американской компании в укреплении позиций России. Эта идея еще более отчетливо проводилась им в статье "Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана", которая являлась как бы продолжением "Заметок старика".

Штейнгель осуждал царское правительство за то, что оно практически открыло доступ иностранным промышлепттикам и уступило Англии значительную часть юга Русской Америки. "Результат теперь красуется на географических картах",- писал он с горечью, не подозревая, что через шесть лет царь почти за бесценок продаст свои владения в Америке, изучение и освоение которых стоило жизни многим русским смельчакам.

Судьба в это время свела его с известным русским путешественником. "Был у свата П. Ф. Анжу,- писал Штейнгель М. А. Бестужеву 25 октября 1858 г.,- по случаю 30-летия его свадьбы. Это был адмиральский круг. Меня более всех интересовал Врангель, бывший [морским] министром. После обеда подсел ко мне и изъявил любопытство о нашем прошедшем. Сколько позволила краткость времени, я ему высказал откровенно, начиная с крепостных приемов, суда и пр. С живым участием он не однажды восклицал: "Ах, боже мой! Это ужасно! Неужели!" Взамен он мне сказал с откровенностью, что сам чуть не попал к нам. Из Рио-Жанейро он паписал письмо к Батенькову и, по счастью, адресовал его к Литке, который получил это письмо в то время, как уже всех хватали, и как сидел перед камином, то тотчас бросил в огонь. Он примолвил: "Я со многими был знаком, и как иначе, когда в этом кругу было все, что тогда было любезного, умного, благородного!" Можешь вообразить, как такой отзыв ущипнул меня за сердце, и скажу странность: мне в эту минуту представились наши усопшие: "Ах, зачем Вы этого не слышите?"- подумал я, и слезы навернулись на глазах у меня; я крепко пожал его руку"1.