Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения - Винсент Хоппер

Философская традиция дионисийских сочинений проявилась в гностицизме и неоплатонизме. Процесс излучения основывается на следовании от сверхчувственного (неизвестного, непостижимого) к сущности, универсалиям, личностям.

Невозможно познать сверхчувственное, пока мы не обретем бессмертие и жизнь вечную, из-за чего и возникает необходимость в символах. Но даже теперь, несмотря на проявления лучших наших способностей, мы используем символы, соответствующие божественным. И отсюда снова возвышаемся в соответствии с нашей степенью, идя к простой и единственной истине духовных видений.

Как обычно, избранные символы оставались числовыми. Сверхчувственная единица связывалась с Единым существующим и любой цифрой. Тем не менее мы можем определить его как ЕДИНИЧНОСТЬ и ТРИАДА. В первом случае это и Господь, и Прекрасное. Первое движение предстает как Любовь, которая движется к сотворению. Все символы по своей сути являются Добродетелью, поскольку вытекают из монады, которая есть Добродетель.

Даже гнев находится в Добродетели, что обнаруживается в самом движении и желании управлять и обращать кажущееся зло к кажущемуся добру. Следовательно, зло — отход от Добродетели, или Единства, и может символически представляться как разделение или Дуада.

Это и есть состояние жизни, от которой мы стремимся перейти в то время, «когда наши разделенные непохожести сольются в неземной манере [и] мы соберемся в богоподобное Единство и союз по подобию Бога, такого как Триада в связи с триединым проявлением сверхъестественной продуктивности, из которой произошло все сущее на небе и земле». В основе земной и небесной иерархии Божественная троица. Благое и прекрасное не имеет ни начала ни конца, из-за чего и движение ангелов круговое или по спирали.

Считая, что принятый символ — самое точное воплощение Непознаваемого, мистики сосредоточились на выявлении числовых значений во Вселенной. Гуго Сен-Викторский приводит множество примеров проявления Троицы.

Так, Завет делится на три части: Закон, Пророк и Писания; Евангелисты, Апостолы и Отцы Церкви.

Три иерархии состоят из Господа, ангелов и человека.

Выделяются три теологические добродетели.

Тройная троичность ангелов представляет Троицу.

Дионисийское различие между Единичностью и Разнообразием проводится в перечне, включающем небо и землю, невидимое и видимое, ангелов и человека, священников и мирян, созерцательных и деятельных, дух и плоть, Адама и Еву, совершенное и несовершенное.

Типично также De quinque septenis Гуго Сен-Викторского, представляющее семь пороков, семь ектений, семь даров, семь добродетелей и семь заповедей.

Одним из самых известных наследников мистической школы Гуго Сен-Викторского считается калабрийский аббат Иоахим Флорский (Джоаккино да Фьоре (ит. Gioacchino da Fiore; ок. 1132–1202).

Он является образцом веры в мистическое, который мог проникать в «тайную гармонию сверхъестественного». Для него Откровение Иоанна Богослова являлось книгой тайной мудрости, содержащийся в ней порядок символических цифр поддерживает и поощряет его собственную числовую теорию. Большая часть удивительных суждений восходит к пророчествам, касающимся третьего века.

Со времен Августина обычно используют концепцию трех веков к проекту Вселенной. Иначе говоря, считают время до Закона, во время Закона и при его милости.

Бернард представил новую трактовку, соединив первые два века и отнеся третий век к Страшному суду. Он переименовывает их, называя соответственно: «При Адаме, при Христе и вместе с Христом», цитируя в качестве авторитета Осию: «Спустя два дня он оживит нас, и на третий день он вознесет нас».

Иоахим оказался одним из тех тысяч искренних и набожных людей, которые почувствовали, что под руководством чрезвычайно коррумпированной в то время Церкви Христа не достичь вершин земного совершенства. Основываясь на теории, что время Закона представляет Правление Отца, Евангельский Закон — Правление Сына, он надеялся на то, что наступит третий земной век — Век Любви и Милости под эгидой Святого Духа.

Сочинение Иоахима стало основой широко распространившихся церковных беспорядков, прежде всего в Италии. Предлагались многочисленные даты наступления третьего века. Повсеместно была принята собственная теория Иоахима (пока эта дата не пройдет), что Бенедикт предтеча, Иоанн Креститель, а Страшный суд настанет в 1260 году.

Перед нами относительно качественный расчет гипотезы, что «все вещи располагаются по порядку и в соответствии с числом».

Время между Адамом и Иисусом обозначается как 42 поколения, делится на три периода по 14 каждый. Считая 30 лет сроком, равным одному поколению, они образуют сумму в 1260 лет, обозначающую собой век. Число 30 подкрепляется описаниями жизни Христа, который начал проповедовать в 30 лет. Число 1260 обнаруживается в Откровении: «А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней» (Откр., 12: 6). Высказывание соотносится со словами Иезекиля: «День за день, день за год Я определил тебе» (Иез., 4: 6). Оно может быть воспринято как пророчество. Дата предполагалась как время наступления Страшного суда.

В таких предсказаниях четко проявляется представление о том, что символическое воплощение числа стало рассматриваться реальностью, бесспорной и окончательной. Иннокентий III благочестиво вычислял появление Христа на земле после Воскрешения.

Ему удалось пересчитать 10, но он чувствовал, что должно быть 12, число, в первую очередь связанное с Христом, который добавил Заповеди к Декалогу и выбрал 12 учеников. Следовательно, он заявляет, что должно быть два других, не упомянутых, пришествия, возможно Павла и Богородицы.

Практическое воплощение архитектуры обычно предполагает наличие в структуре церкви семи столбов. «Все же, — заявляет Дуранд, — они называются семью». «В данном случае число столбов не определено подсчетом. Столбов семь, вовсе не благодаря подсчетам человека, но из-за Божественного откровения, ведь «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его» (Притч., 9: 1). Здесь мы видим семь излияний Святого Духа.

Исидор аналогично выводит численность земных племен: 15 от Иафета, 31 от Хама, 27 от Сима, всего же 73 или, скорее, как он заключает и показывает подсчет, 72, «как многие языки начинают существовать по всей земле».

В подобных и схожих утверждениях отражается концепция числа скорее как абстракция, символ, идея, часть философской системы, но вовсе не как сумма конкретных единиц. Вера в число оказалась столь непреложной, что особая дата Судного дня воспринималась очевидным предзнаменованием. В это верили сильнее, чем в положение, что семь веков мира на самом деле не ознаменовались никакими событиями, затем вера в число 7 как символ космического периода утрачивается. Если факт не совпадает с архетипическим образцом, в этом его вины нет. Вот почему Альберт Великий продолжал называть Судный день «не тем, который, как некоторые ошибочно полагают, после семи тысяч лет завершит семь веков мира. Поскольку неизвестно, и об этом знает только Господь, когда он наступит. Как говорится у Матфея: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один». Однако он называется восьмым по двум причинам. Во-первых, потому, что следует после этой жизни, которая делится 4 и 3. Ведь тело человека состоит из 4 наклонностей, 4 элементов. Во-вторых, с точки зрения души существуют 3 силы или мощи, с помощью которых управляется духовная жизнь человека. Из сказанного следует то, что называется восьмью, являясь сущностью жизни, управляющей кругом из 7 дней».

Руководствуясь тем же принципом абсолютной веры, святой Гутлак в конце жизни был вынужден заявить: «Суть моей болезни в том, что дух может уйти из этого тела, поскольку на восьмой день наступит конец моей болезни». Здесь Гутлак произносит буквальное пророчество, озвучивает и вносит вклад в собственное вдохновленное видение Вечной Истины.

Один из самых пространных числовых символизмов обнаруживается в священной экзегезе, которая неуклонно выстраивается на традициях Филона Иудейского и Августина, как всякий толкователь, повторяющий своих предшественников и иногда добавляющий собственные комментарии. Аллегорическая тенденция породила обычай обсуждения любого приводимого абзаца в свете четырех «духовных теологии»: исторической, аллегорической, тропологической и аналоговой.

В соответствии с этой схемой Иннокентий III комментирует четыре исторические реки Рая. Благодаря аллегории реки истины означаются, текут от Христа через четырех евангелистов или от Моисея через четырех главных пророков. В моральном смысле они представляют четыре основные добродетели. Аналогичная интерпретация указывает на четыре благословения, которые орошают Рай: простоту, невозмутимость, знание, наслаждение.