Заговор корсиканок - Эксбрайя Шарль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь полицейский знал, каким способом обоих бандитов отправили в мир иной. А Базилия лукаво добавила:
– Разумеется, это только предположения…
– Да, конечно… А что, если Консегюд и его подручные догадаются, кто убивает их приятелей одного за другим? Вы не думаете, что они могут отреагировать на это довольно бурно?
– Опытный охотник всегда должен (по крайней мере, я так думаю) предвидеть возможную реакцию добычи, которую он преследует. Кажется, это называется профессиональным риском. Вы собираетесь передать наш разговор Сервионе?
– Нет.
– Почему?
– Комиссар не поверит. Он вас всех здесь считает лгуньями. Базилия снова улыбнулась.
– Даже если нам случается порой сказать правду?
– Даже когда вы говорите правду, – серьезно подтвердил полицейский, глядя ей в глаза.
Когда Кастелле ушел, Базилия стала раздумывать, что на нес нашло и с чего это вдруг ей вздумалось делиться своими тайнами с полицией. Зачем было бросать дерзкий и совершенно ненужный вызов? Наверняка во всем виновата гордость, настоятельное желание показать молодым, что старики все еще способны дать им урок. Тем не менее Базилия немного устыдилась своего порыва и, ругая себя за неосторожность, решила ускорить события. Она пошла к Поджьо и попросила Барберину на минутку закрыть магазин. Поскольку туда все равно почти никто не заглядывал, это не причинило коммерции ни малейшего вреда.
– Шарль, я знаю, ты уже не так ловок, как прежде, но, может, ты сумеешь сделать этакий маленький простенький часовой механизм?
– Для чего?
– Для бомбы.
Надтреснутый смех Шарля, которому вторила Барберина, звучал так, как если бы в соседней комнате встряхнули мешок сухих орехов. Но Поджьо с его астмой не стоило так веселиться, и жене пришлось долго хлопать старика по спине, пока он не отдышался. Наконец Шарль пришел в себя и, утирая выступившие на глазах слезы, прошамкал:
– Ох, уж эта Базилия! Только она способна выдумать такую штуку! До чего ж она еще молода! А кого это тебе вздумалось поднять на воздух, Базилия?
– Эспри Акро.
– Я с ним знаком?
– Нет. Он один из бандитов, побывавших в ущелье Вилльфранш. И это он убил моего Доминика.
– Тогда можешь на меня положиться. Когда тебе нужна эта бомба?
Кастелле так страшился постоянного раздражения комиссара Сервионе, что решил не рассказывать о своем разговоре с Базилией. Чего бы он добился? Сервионе только еще раз отправился бы изводить старуху, из которой (по твердому убеждению инспектора) не сумел бы вытянуть ничего нового. Базилия стала бы все отрицать, и злоба разочарованного комиссара снова обрушилась бы на его, Кастелле, голову.
Инспектор получал отличные характеристики от всех начальников, с какими ему только приходилось работать. Им нравилась склонность молодого человека к анализу, умение мыслить логически и не слишком доверять воображению. Надежный парень, ничего не упускавший из виду. Кастелле догадывался, что теперь, после убийства двух подручных Консегюда, в деле Вилльфранш появился новый фактор – страх, и его никак не следует сбрасывать со счетов. Безликий противник куда опаснее известного врага. Полицейский больше не сомневался, что банду Консегюда решили уничтожить корсиканцы из старого города. Древние старики, вдруг превратившиеся в убийц, это какая-то фантасмагория, жутковатая сказка о злых феях… Кастелле думал, что, узнай Консегюд и его присные, с кем имеют дело, их охватит паника. А пока он решил сыграть на тревоге, постоянно живущей в сердце тех, кто в той или иной мере ведет войну с полицией. Тут-то инспектор снова вспомнил о Юбере.
Хозяин «Веселого матроса» заснул только на рассвете и, пробудившись, вовсе не чувствовал себя отдохнувшим. По правде говоря, парень совсем пал духом. Юбер проклинал слабость, из-за которой он согласился подтвердить алиби Фреда и его дружков. С тех пор он жил в постоянном страхе. Смерть Бенджена и Пелиссана не встревожила Юбера, даже наоборот. Он думал, что оба стали жертвами очередного сведения счетов (явления, очень распространенного в их среде), и от души желал того же их приятелям – чем раньше сгинет банда Консепода, тем скорее он избавится от вечного трепета. Неожиданное появление инспектора отнюдь не успокоило Юбера. Решив, что обнаружено тело Кастанье, он смертельно побледнел.
– Вы… вы пришли… по делу?
– Нет, хочу отдохнуть часок-другой.
– А почему у меня?
– Просто мне здесь нравится.
– Как же…
– Да что с вами, Юбер? Вы всех посетителей принимаете так радушно… или не любите только полицейских?
– Терпеть не могу шпионов!
– Так вы воображаете, будто я пришел сюда шпионить? И что интересного я мог бы найти?
– Откуда мне знать?
– Так чего ж вы так волнуетесь?
– Я не волнуюсь!
– И совершенно напрасно… Нам так и не удалось доказать, что вы солгали и дали ложные показания.
– О… о чем вы говорите?
– Как о чем? Да о липовом алиби, которое вы предоставили Кабри и прочим, – с самым простодушным видом ответил Кастелле.
– Вы не имеете права…
– Послушайте, Юбер, я же вам сказал, что мы не можем ничего доказать! Заметьте, при этом мы ничуть не сомневаемся в вашем пособничестве убийцам… Впрочем, не мы одни…
– Что вы имеете в виду?
– Разве вы не слышали о смерти Бенджена и Пелиссана? – с наигранным удивлением спросил полицейский.
– Да, но не понимаю…
– Юбер, их обоих прикончили те, кто решил отомстить за убийство Пьетрапьяна.
– Чепуха!
– Ну, воля ваша! А я могу только восхищаться вашим спокойствием.
– Пустяки. С чего бы мне нервничать?
– Не скажите… В управлении следственной полиции настроены куда менее оптимистично, чем вы… Там полагают, что следом за первыми двумя отправится вся банда Консегюда, а вы, обеспечив этим типам алиби, невольно стали их сообщником. Стало быть, всем вам грозит одинаковая опасность.
– И вы даже пальцем не шевельнете?
– А что мы можем сделать? Мы имеем право вмешаться только потом… никто ведь не просит защиты…
– А если бы я о ней попросил?
– На каком основании?
– Но…
– Повторяю, мы отлично знаем, что вы соврали, и тем не менее, пока вы публично не признаетесь в лжесвидетельстве, мы никоим образом не можем вмешиваться в вашу жизнь. А теперь принесите мне пастис, а заодно налейте и себе, – тогда я поверю, что вы на меня не в обиде.
Эспри Акро сделал карьеру в преступном мире, как любой средний француз – на государственной службе. Он начинал с самых низов и благодаря усердию, послушанию и пунктуальности к сорока двум годам стал вторым лицом в банде Консегюда и, вероятно, его преемником. Эспри никогда не питал особенно честолюбивых надежд, зато и не испытывал разочарований. Он грабил и убивал так же спокойно и без малейших угрызений совести, как если бы составлял штатное расписание. Только за грабеж и убийство больше платили. Именно из этих соображений Акро и предпочел преступный путь стезе добродетели. Он никогда не бывал в кино. Педант, начисто лишенный воображения, Эспри приходил в ужас от романтических и кровавых «подвигов» американских гангстеров. Он предпочитал автомату бухгалтерские расчеты, а свой счет в банке – любой рекламе. Новое положение в банде Консегюда ничуть не изменило образ жизни этого типичного мелкого буржуа, способного интересоваться лишь сменой времен года да изменением политического климата. Эспри продолжал вести ничем не примечательную и внешне вполне образцовую, тщательно размеренную жизнь. Ровно в десять часов утра Акро выходил из дома вместе со своей женой и сообщницей Мирей. Завтракали они всегда в загородных ресторанчиках. Вечера супруги проводили дома, у телевизора, и никогда не возвращались позже восьми часов.
Мирей Акро внешне не отличалась от любой другой обитательницы тех кварталов Ниццы, где живут по большей части мелкие коммерсанты. С виду она казалась женщиной добродушной, но, как и муж, просто не знала, что такое совесть. Проведенные в тюрьме годы научили Мирей ценить удобства больше роскоши, а обеспеченное будущее превыше самого блестящего. Эспри ничего не предпринимал без одобрения Мирей, и это она заставила мужа принять участие в экспедиции Кабри, полагая, будто тот пользуется куда большим расположением Консегюда, чем это оказалось на деле. Выслушав отчет об убийстве троих Пьстрапьяна, мадам Акро и бровью не повела – жалости она тоже не ведала.
