В дебрях Южной Африки - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В броске и в беге черный носорог далеко превосходит белого. Все же охотнику легко от него увернуться: он только должен проворно отскочить в сторону, предоставив зверю слепо мчаться вперед.
Туловище черного носорога достигает шести футов высоты считая до плеч, и тринадцати футов длины. Белый крупнее: кобаоба имеет все семь футов вышины и четырнадцать длины.
Неудивительно, если зверя таких необычайных размеров приняли с первого взгляда за слона. Носорог породы кобаоба — самое крупное после слона четвероногое. При своей огромной морде — до полутора футов ширины, — неуклюжей вытянутой голове и громоздком туловище он производит впечатление такой мощи и тяжеловесного величия, что в этом не уступает самому исполину-слону, а, по мнению иных, даже превосходит его. Он, можно сказать, являет собою как бы карикатуру на слона. Поэтому не так уж груба была ошибка, когда ван Блоом и осталые, глядя из-за фургона, приняли кобаоба за могучего слона.
Черныш, однако, вывел всех из заблуждения, объявив, что животное, которое они видят, — белый носорог.
Глава 18. ЖЕСТОКАЯ БИТВА
Когда они впервые заметили кобаоба, тот, как сказано, только что вышел из чащи кустарника. Не задерживаясь, зверь прямиком направился к упомянутому выше озерцу, очевидно, с намерением добраться до воды. Эта заводь была, конечно, обязана своим существованием роднику, хоть она и лежала на добрых двести ярдов в стороне от него и примерно на столько же от дерева-великана. Она была почти круглой формы, имея сто ярдов в диаметре, и, значит, занимала площадь в два с небольшим английских акра. Она с полным правом могла именоваться озером. Так ее и называли дети ван Блоома.
У верхнего края озера — у того, что был обращен к роднику, — берег вставал высоким откосом, а в двух-трех местах даже скалами, которые тянулись к роднику вдоль русла небольшого ручейка. У дальнего же, западного, конца озера берег был низменный, и местами поверхность воды стлалась чуть не вровень с прилегающей степью. Поэтому он был весь исчерчен следами животных, приходивших на водопой. Гендрик, страстный охотник, среди знакомых следов приметил и такие, которые, по-видимому, принадлежали неизвестным ему породам.
Кобаоба направлялся как раз туда, к нижнему концу озера — несомненно, своему излюбленному и привычному месту водопоя.
Там был уголок, где подступ к воде был легче, чем повсюду, — немного вбок от того места, где уходило от озера в степь сухое русло ручья. Это был заливчик, окаймленный светлой песчаной отмелью. С равнины к нему вело подобие крошечной ложбинки, вытоптанной догола животными, издавна приходившими сюда утолять жажду. Вступив в заливчик, даже самые высокие животные находили здесь достаточную глубину и хорошее дно, что позволяло им пить спокойно и не слишком нагибаясь.
Кобаоба держал путь прямо к озеру, и, когда он подошел поближе, люди, наблюдавшие за ним, увидели, что он вступил в ложбинку. Это послужило доказательством, что он бывал здесь не раз.
Мгновением позже носорог, выйдя к заливчику, уже стоял по колено в воде. Сделав несколько изрядных глотков — то сопя, то чихая, — он погрузил в воду свою широкую рогатую морду и принялся мотать головой, пока вода не вспенилась, а затем лег на дно и начал перекатываться с боку на бок, как свинья в луже.
Здесь было мелковато, и большая часть его огромного туловища выступала над поверхностью, хотя, пожелай он выкупаться как следует, он в двух шагах от берега нашел бы достаточную глубину.
У ван Блоома и Гендрика сразу явилась мысль: нельзя ли окружить зверя и убить его? Не просто убить ради убийства, нет. Черныш успел уже им объяснить, как вкусно мясо белого носорога, а в лагере запас провианта пришел к концу. У Гендрика была и другая причина желать смерти зверя: ему нужен был новый шомпол для карабина, и он с вожделением поглядывал на длинный рог кобаоба.
Но пожелать носорогу смерти легко, а вот убить его не просто. У наших охотников не было лошадей — или, вернее, их лошади уже не годились под седло, — а попытка подкрасться к зверю на своих двоих была бы и пустой и опасной затеей. Носорог, по всей вероятности, поддел бы кого-нибудь из них на свое большое копье или попросту растоптал ножищами. А если бы даже ничего такого не случилось, он все равно ушел бы от них — носороги всех пород бегают быстрей человека.
Как же все-таки управиться с ним? Может быть, подойти поближе, выстрелить из засады и меткой пулей уложить на месте? Иногда удается убить носорога с первого же выстрела, но только надо знать, куда стрелять, чтобы пуля проникла в сердце или в другой жизненно необходимый орган.
План казался вполне осуществимым. Подобраться поближе было нетрудно: у самого водопоя росли подходящие кусты. Если зайти с подветренной стороны, старый кобаоба, пожалуй, и не учует охотников, тем более что в ту минуту он был всецело поглощен своим приятным занятием.
Охотники решили попытать счастья и уже встали с земли, когда Черныша вдруг как будто свело судорогой: маленький бушмен весь задергался, заплясал на месте, чуть слышно бормоча:
— Клау, клау!
Глядя со стороны, всякий подумал бы, что Черныш внезапно помешался, но ван Блоом знал, что возглас «клау» означает у бушмена «слон», и сам посмотрел в ту сторону, куда указывал Черныш. Да, с запада в степи, вырисовываясь на желтом небе, возникла темная громада, в которой, если присмотреться, угадывались очертания слона. Явственно была видна над низкими кустами его округлая спина; шевелились на ходу широкие висячие уши. С одного взгляда все поняли, что слон направляется к озеру — и почти той же тропой, по которой прошел только что носорог. Это, понятно, опрокинуло все планы охотников. С появлением могучего слона они и думать забыли о белом носороге. Едва ли могли они рассчитывать, что удастся убить зверя-исполина, но все же подобная мысль мелькнула у них в уме. Почему не попытаться?
Однако они не успели еще составить какой-либо определенный план действий, как слон уже подошел к берегу озера. Шествовал он как будто медленно, но его огромные ноги быстро отмеряли расстояние, и свой путь он совершил куда быстрее, чем можно было ждать. Охотники едва успели обменяться мыслями, когда зверь-исполин был уже в нескольких ярдах от воды. Здесь он остановился, повел хоботом в одну сторону, в другую и застыл, как будто прислушиваясь. Не слышно было никакого шума, который мог бы его смутить, — даже кобаоба притих.
Простояв так с минуту, исполин опять двинулся вперед и вступил в описанную уже ложбинку. Из лагеря он был виден теперь весь, как на ладони, хоть и находился в трехстах ярдах от зрителей. Он высился тяжелой громадой. Его туловище заполняло почти всю ширину ложбинки, а длинные желтые бивни, выдаваясь на два с лишним ярда из челюсти, изящно изгибались кверху. Это был, как шепотом пояснил Черныш, «старый бык».