Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Что?! — воскликнул я. — Ты хочешь сказать, что кучка инаков создала мирское владение, чтобы купить остров? Бред!

Однако мы знали, что Самманн выиграл спор, поскольку он был спокоен и доволен, а я — зол и растерян. Главным образом из-за того, что гипотеза прекрасно согласовывалась со всем, что я в последние недели слышал о Преемстве.

Тем не менее все ждали моего ответа.

— Если всё так, как говорит Самманн, то они — кто бы они ни были — знают, что мы здесь. Думаю, надо действовать напрямик. Едем туда. Я просто постучу в ворота и скажу, зачем пришёл.

Все разом вскочили, кроме Гнеля.

— Наверняка можно узнать что-то ещё о тех, кто купил остров. Многое ли в этом мире существует девять столетий?

— Многое, — отвечал Самманн. — Например, вашей скинии куда больше девятисот лет… — Он повернулся и внимательно поглядел на Гнеля. — К этому-то ты и клонишь? По-твоему, фонд — нечто вроде религиозной организации?

Гнель слегка опешил и попытался сдать назад.

— Я всего лишь говорю, что торговые дома столько не существуют.

— Но делать отсюда вывод, что на Экбе заправляет тайная скиния — по меньшей мере смело!

— Когда я вижу, как инаки свободно разгуливают по улицам, — сказал Гнель, — я думаю, что объяснения требуются довольно смелые.

— Мы видели инаков на улицах Махща. Может, здешних тоже призвали или что-то вроде того, — включился в дискуссию Юл.

Вряд ли объяснение кого-нибудь устроило — даже самого Юла, — но оно загнало нас в тупик.

— Многие инаки, — начал я, — особенно процианско-фаанитского толка, считают веру в Гилеин теорический мир по сути религиозной. А у меня есть основания полагать, что орифенские инаки — самые радикальные из всех сторонников ГТМ. Так что религиозная ли это общность — зависит от терминологии. — Последние слова я произнёс неуверенно, представляя, как бы уплощил меня Ороло за такую сфеническую ересь. Даже Самманн обернулся и взглянул недоверчиво, однако ничего не сказал. Думаю, он понял, что я просто хочу сдвинуть дело с мёртвой точки.

— Послушай, — сказал я Гнелю. — Самманн только начал своё исследование, а мы по прошлому опыту знаем, что доступа к некоторым источникам приходится ждать сутками. Впустят меня в Орифену или нет, у вас в любом случае будет время узнать больше.

— Да, — согласился Гнель. — Но впустят ли тебя, зависит от твоих слов. А они зависят от того, что ты знаешь. Так что, может быть, стоит подождать день-другой.

— Я знаю, что скажу, — отвечал я. — И хочу пойти туда сегодня.

Метекоранес, древний теор, исключительно одарённый в планиметрии, но, как правило, молчавший в диалогах. Был засыпан вулканическим пеплом при извержении вулкана, сгубившем Орифену. Согласно верящим в старое преемство, его (возможно, невольный) основатель.

«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Через два часа я стоял, один, перед воротами Орифены. Стена в двадцать футов высотой была сложена из одинаковых тонкозернистых серовато-бурых блоков. Жарясь на солнце в ожидании ответа на стук, я внимательно их разглядел и пришёл к выводу, что они изготовлены в форме по какой-то технологии, которая спекает вулканический пепел в подобие бетона. Каждый был размером с небольшую тачку — то есть как раз такой, чтобы два инака могли двигать его с помощью подручных орудий. Блоки немного отличались цветом, но в остальном каждый представлял собой клон соседнего, так что кладка получилась идеально ровной — как будто стена составлена из детского строительного набора. Ворота были из стальных пластин, которые в таком климате должны сохраняться долго. Постучав, я отступил подальше от раскалённых, пышущих жаром ворот (таких больших, что в них могли бы разъехаться два самых больших грузотона) и оглянулся на сувенирные киоски футах в трёхстах ниже по склону. Корд, стоявшая в тени Юлова кузовиля, помахала мне рукой. Самманн щёлкнул жужулой.

По бокам от ворот высились два цилиндрических бастиона с зарешёченными бойницами. В левом была дверь, тоже стальная. Подождав ещё немного, я подошёл к ней и снова постучал. В верхней части двери было закрытое окошко, размером примерно с мою ладонь. Через десять минут за дверью послышались шаги. Она приоткрылась и тут же с грохотом захлопнулась. Заскрежетала задвижка. Скрипнуло, открываясь, окошко. Помещение за ним было тёмным и наверняка восхитительно прохладным. Однако после полуденного Экбского солнца мои глаза ничего там не различили.

— Знай, что ты стоишь на пороге мира, к которому не принадлежишь и в который не можешь вступить, если торжественно не поклянёшься остаться в нём навсегда, — произнёс молодой голос на флукском с местным акцентом. Девушка говорила то, что ей положено. Привратники в матиках говорят эту или похожие фразы со времён Картазии.

— Приветствую тебя, суура, — сказал я. — Давай говорить на ортском. Я — фраа Эразмас из эдхарианского капитула деценарского матика концента светителя Эдхара.

Молчание. Затем окошко затворилось и щёлкнула задвижка. Я ждал. Через некоторое время окошко снова открылось и заговорила другая женщина, постарше.

— Меня зовут Димма, — сказала она.

— Здравствуй, суура Димма. Фраа Эразмас к твоим услугам.

— Что ты мне фраа, а я тебе суура, у меня пока что очень большие сомнения, ибо я вижу твоё платье.

— Я пришёл издалека. Стлу, хорду и сферу у меня украли, пока я странствовал по секулюму.

— Здесь не собирается конвокс. Мы не ждём странников.

— Неужто Орифена, из которой вышли первые странники, нарушит закон гостеприимства и затворит ворота перед скитальцем?

— Мы подчиняемся канону, а не обычаям гостеприимства. В городе есть гостиницы. Привечать путников — их дело.

Окошко скрипнуло, как будто Димма собирается его закрыть.

— Где в каноне сказано, что инаки могут торговать мылом в экстрамуросе? — спросил я. — Какой его раздел дозволяет инакам в стлах разгуливать по городу?

— Твои слова противоречат твоему утверждению, будто ты инак, — сказала Димма. — Ибо фраа должен знать, что разные матики придерживаются разных вариантов канона.

— Многие инаки этого не знают, потому что никогда не покидали свой матик, — возразил я.

— Вот именно!

Мне представилось, что Димма улыбается в темноте, довольная, что так ловко обратила мои слова против меня — ведь я находился снаружи, где инаку быть не положено.

— Я верю, что ваши обычаи отличаются от принятых в остальном матическом мире, — начал я.

Она перебила:

— Не настолько, чтобы мы впустили человека, не принёсшего клятву.

— Так Ороло принёс клятву?

Недолгое молчание. Потом она закрыла окошко.

Немного подождав, я обернулся к друзьям и руками изобразил, что крепко их обнимаю. Очень странно было вновь обменяться с ними хотя бы жестом после того, как я заглянул через порог