Катаев. Погоня за вечной весной - Сергей Шаргунов

Керосину нет. Чтобы получить литр керосину — надо сдать две пары старых калош. А калош тоже нет! Еще новое дело. Все сидят без денег. Второй месяц никому не платят ни жалованья, ни пенсии. Отпуска дают, а денег на дорогу нет. Почта и телеграф по переводам не платят. Мне как-то повезло получить от Жени 100 р. за этот месяц. А то была бы большая беда. Я очень рада за Женю, что ему удалось вырваться в Крым. Но какие надо иметь суммы, чтобы жить в Ялте в гостинице! А я все беспокоюсь, что он так много мне посылает. Надо думать, что я уж не так сильно его разоряю! Неизвестно, где придется зимовать. Ищу другую комнату. В этой только два больших плюса: сухая и теплая. Но зато очень мало свету, керосину же и электричества нет, культурных удобств и воды нет. Водопровод во дворе, но трубы текут, ремонтировать нечем, и скоро останемся без воды. Так и во всех домах — все рушится, а починять нечем. А Комунхоз требует ремонта, штрафует или отбирает имущество за бесхозяйственность.

Бедный Петька[170] верно мерзнет на даче. Почему-то мне всегда грустно, когда большие уезжают на курорт, а маленькие остаются дома. Ну на будущий год его тогда возьмут с собой в Крым. Хотелось бы видеть этого мальчишечку. Не думаю, чтобы его бабушка сумела дать ему что-либо кроме толстых щек. А ведь Женя мечтал дать ему хорошее правильное воспитание и образование, даже уже собирает для него солидную библиотеку. Нужны ли будут к тому времени, когда он вырастет, такие книги? И люди будут совсем другие, и идеология не та, и вкусы, и искусство другие.

Дорогой Юрочка!

Четыре месяца окончилось, как мы живем в Польше и только теперь собрались написать тебе — плохие дела были и скитались, как собаки бездомные, потому и не было желания писать; хотя и в настоящее время звезд с неба не снимаем, но все-таки живем не голодая — папа обо всем тебе пишет сам. Благодаря чужим, мало знакомым людям (давнишним знакомым Губаревой из Белостока) мы не умерли от голода, так как сами давали без нашей просьбы деньги взаймы — и у них я прожила с Губаревой, а после и с папой, на даче около Варшавы пять недель и в конце их брат ксендз из Гродненской губ. пригласил нас к себе, где мы пробыли 10 дней, в течение которых он нашел папе место, где мы сейчас находимся. Кто его знает, долго ли пробудем, но уже скоро два месяца, как здесь мучаемся! Здесь, как и в каждом имении или деревне, тоска смертная, а отец занят целый день, иногда дольше 12 ч. в сутки работает, а я несчастная все время одна, без всякой работы (так как мы на полном пансионе) и без книг, так что серьезно тебе говорю, боюсь сойти с ума, со мной что-то неладное творится, я начинаю бояться себя и тоска по Ванде и бабушке окончательно меня заест. Кроме того постоянное беспокойство о тебе, не болен ли ты, как там живешь, может голодаешь, и всякие мысли в голову лезут — одним словом, если бы я знала, что так буду страдать и тосковать, не уехала бы оттуда ни за какие блага. Я так изнервничалась — плачу каждый день, пойду в лес и заливаюсь там слезами — конечно, папа об этом не знает.

Результатом всего этого появились сердечные припадки, которых у меня не было больше трех лет — однажды ночью думала уже умирать, разбудила папу, чтобы был при смерти — и знаешь странно — я тогда пережила в ту ночь весь ужас своей смерти и когда действительно буду умирать, пожалуй, страшнее не будет. Нет, я здесь не хочу умереть — я должна еще с тобой повидаться и умереть там, в родной Одессе. Когда мы уезжали, ты говорил о своем приезде в Польшу через год — а теперь, как ты об этом думаешь, возможно ли это? Нам очень хочется тебя видеть — надеемся, что и ты питаешь те же чувства. Лучше всего было бы, если б ты мог сюда приехать, а если нет, тогда я могла бы приехать в Харьков, конечно, если б были деньги на то у тебя лишние и при возможном возврате в Польшу; вот узнай пожалуйста официально, выпустят ли из России, а я здесь узнаю, примут ли меня обратно. Я очень беспокоюсь, что ты мало зарабатываешь и может оборванный и голодный? Напиши мне продолжение истории с Симой. Может вы опять вместе? Этого я наилучше хотела бы… Пиши, много ли успел за это время в своих работах — может быть написал что-нибудь серьезное?

Вообще сейчас после получения пиши, потому что кажется, письма из-за двойной цензуры долго идут.

У нас много долгов — 200 т. марок — не знаю, когда отдадим, потому что ободрались совершенно и при теперешней дороговизне и жаловании 25 т. и 5 п. зерна мы не сможем одеться и заплатить долги. Если зарабатываешь прилично, чтобы не делая себе ущерба помочь нам, и если хочешь, то пришли сколько найдешь возможным — но только не думай, что мы требуем — Боже сохрани — я ничего, никогда от тебя не требую и нисколько не обидимся, если откажешь. Купил ли ты себе пальто и одеяло? Напиши, встречаешься ли с Нарбутом?

Что слышно из Одессы? Как ужасно, проживя всю жизнь в большом городе, жить в имении, в захолустье и только питаться и питаться! Мы оба поправились, уже не такие тощие, но на душе еще хуже чем раньше было — не знаю, как я дальше буду жить. Племянницы папы очень симпатичные и умные — славная молодежь — я их очень полюбила. Губарева весной будет жить вместе с нами — мне одной слишком тяжело. Судьба со мной очень скверно поступила. Не помнишь, 29 декабря с тобой ничего не случилось? У нас с папой были скверные сны и мы одновременно со сна вскрикнули.

Ты мне обещал сняться и прислать фотографию — напоминаю об этом — мне очень больно не иметь возможности посмотреть тебя. Очень боюсь, что может ты переехал в Москву и письмо не застанет тебя — но надеюсь на Ольгу Леонидовну — она будет любезна и перешлет его тебе. Помнишь, ты несколько раз говорил, что я не буду себя здесь чувствовать хорошо и буду тосковать — это ты был совершенно прав — я страшно скучаю по югу, по Украине, только и живу в мыслях там — там мне все кажется милым и хорошим — Боже, как бы я хотела еще хоть несколько лет пожить в Одессе, милой Одессе, с которой ни один город не может сравниться. Варшава и Львов очень красивые города, во Львове мы жили два дня, а в Варшаве месяц — но никаких достопримечательностей не видели — не было времени и осень время не подходящее для всего, но как-нибудь весной поедем, чтобы все осмотреть. Грибов собирали много, здесь все сосновые леса. А слив, яблок и груш я съела больше двух пудов — имела право от хозяина дачи, где мы жили, пользоваться всем и еще денег одолжил, совершенно незнакомый.

Ожидаем от тебя длинного письма. Скучаешь ли ты за нами? Как обидно, что мы не живем все вместе — и тут жизнь зло посмеялась над нами.

Целую тебя крепко — не забывай любящую, несчастную мать. О.