Современная комедия - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XI
«Большой Форсайт»
Наутро после заседания комитета по перестройке трущоб Сомс рано пустился в путь. Он решил переночевать «где-нибудь там», на другой день посмотреть корни Форсайтов и проделать часть обратной дороги, а еще через день вернуться в Лондон и попытаться увезти Флер к себе в Мейплдарем на весь конец недели. Часов в шесть он прибыл в приморскую харчевню в десяти милях от местожительства предков, съел неважный обед, выкурил привезенную с собой сигару и лег спать, для верности застелив кровать пледом из верблюжьей шерсти.
Он все обдумал и запасся военной картой большого масштаба. Свои исследования он собирался начать с осмотра церкви, руководясь, как единственной вехой, воспоминанием, что когда-то здесь побывал его отец Джемс и, вернувшись, говорил, что видел церковь над морем и что, вероятно, есть приходские записи и все такое, но времени прошло много, и он не знает.
После раннего завтрака он велел Ригзу ехать к церкви. Она стояла у самого моря, как и сказал Джемс, и была открыта. Сомс вошел. Старая серая церковка, смешные скамьи, запах сырости. Вряд ли будут на стенах дощечки с его фамилией. Дощечек не оказалось, и он вышел на кладбище, и там, среди могильных плит, его охватило чувство нереальности – все скрыто под землей, могильным плитам больше ста лет, ни одной надписи не прочесть. Он уже собрался уходить, как вдруг споткнулся. Неодобрительно вперив глаза в плоский камень, он увидел на его выветренной, замшелой поверхности заглавное Ф. Минуту постоял, вглядываясь, потом что-то дрогнуло в нем, и он опустился на колени. Два слова – первое, несомненно, начинается на «Д», и есть в нем «л» и «н», во втором – то самое заглавное «Ф», а в середине что-то вроде «с», и у последней буквы хвостик, как у «т». Дата? Э, дату можно прочесть! 1777. Он тихонько поскреб первое имя и откопал букву «о». Четыре буквы из слова «Джолион», три – из слова «Форсайт». Почти не оставалось сомнений, что он споткнулся о плиту своего прапрадеда! Если старик дожил до обычного возраста Форсайтов, значит, родился в начале восемнадцатого века. Глаза Сомса жестким серым взглядом буравили камень, словно пытаясь добраться до глубоко зарытых костей, давно уже, вероятно, чистых, как палочки. Потом он поднялся с колен и отряхнул пыль. Теперь у него есть дата. И, полный непонятной бодрости, он вышел с кладбища и подозрительным взглядом окинул Ригза. Не видел ли тот, как он стоял на коленях? Но шофер сидел, как всегда, повернувшись спиной ко всему на свете, покуривая неизменную папиросу. Сомс сел в машину.
– Теперь мне нужен дом священника, или как его там.
– Хорошо, сэр.
Всегда он отвечает «хорошо, сэр», а сам понятия не имеет, куда ехать.
– Вы бы лучше спросили дорогу, – сказал он, когда машина двинулась по изрытому колеями проселку.
Этот тип скорей в Лондон вернется, чем спросит. Спрашивать, впрочем, было некого. Полное безлюдье прихода, где покоились его корни, поразило Сомса. Кругом были холмы и простор, большие поля, налево в овраге – лес, и почва, видно, неважная – не красная, и не белая, и не то чтобы бурая. Вот море – то было синее, а скалы, насколько он мог разглядеть, – полосатые. Дорога свернула вправо, мимо кузницы.
– Эй, – сказал Сомс, – остановитесь-ка!
Он сам вышел спросить дорогу. Ригз все равно перепутал бы.
Кузнец бил молотом по колесу, и Сомс подождал, пока он заметит его присутствие.
– Где дом священника?
– Прямо по дороге, третий справа.
– Благодарю вас, – сказал Сомс и, подозрительно оглядев кузнеца, добавил: – Что, фамилия Форсайт здесь еще известна?
– Что такое?
– Вы когда-нибудь слышали фамилию Форсайт?
– Фарсит? Нет.
Сомс испытал смешанное чувство разочарования и облегчения и снова сел в машину. Вдруг бы он сказал: «Ну да, это моя фамилия!»
Быть кузнецом – почтенная профессия, но он чувствовал, что в его семье она не обязательна. Машина тронулась.
Дом священника задыхался в зарослях ползучих растений. Священник, наверно, тоже задохнулся! Сомс потянул ржавый звонок и стал ждать. Дверь отворила краснощекая девушка. Все было просто, по-деревенски.
– Мне нужно видеть священника, – сказал Сомс. – Он дома?
– Да, сэр. Как о вас сказать?
Но в эту минуту в дверях появился жидкий мужчина в жиденьком костюме и с жидкой бородкой.
– Это ко мне, Мэри?
– Да, – сказал Сомс, – вот моя карточка.
Наверно, думалось ему, можно расспросить о своем происхождении в каких-то особых, изысканных фразах, но они не подвернулись и он сказал просто:
– Мои предки жили в этих местах несколько поколений назад. Мне хотелось поглядеть эти края и кое о чем расспросить вас.
– Форсайт? – сказал священник, глядя на карточку. – Имя мне незнакомо, но, полагаю, что-нибудь найдем.
Одежда на нем была старая, поношенная, и Сомсу подумалось, что глаза его обрадовались бы, если б умели. «Чует деньги, – подумал он, – бедняга!»
– Зайдите, пожалуйста, – сказал священник. – У меня есть кое-какие записи и старая десятинная карта. Можно посмотреть. Церковные книги ведутся с тысяча пятьсот восьмидесятого года. Я мог бы проглядеть их для вас.
– Не знаю, стоит ли, – сказал Сомс и прошел за ним в комнату, неописуемо унылую.
– Присядьте, – сказал священник, – я сейчас достану карту. Форсайт? Теперь я как будто вспоминаю.
Любезен до крайности и, наверно, не прочь заработать!
– Я был возле церкви, – сказал Сомс. – Она очень близко от моря.
– Да, в кафедре, говорят, в прежнее время прятали контрабандную водку.
– Я нашел на кладбище дату – тысяча семьсот семьдесят семь; могилы сильно запущены.
– Да, – сказал священник, роясь в шкафу, – это все морской воздух виноват. Вот карта, о которой я говорил.
Он принес большую потемневшую карту, разложил на столе, а углы придавил жестянкой с табаком, чернильницей, книгой проповедей и плеткой. Плетка была слишком легкая, и карта, медленно свертываясь, удалялась от Сомса.
– Иногда, – сказал священник, водворяя угол на место и глазами ища, чем бы придавить его, – из этих старых карт можно извлечь много полезного.
– Я подержу, – сказал Сомс, наклоняясь над картой. – К вам, верно, приезжает
